Не хотелось отпускать мальчика, и мы долго бродили с ним по судну: побывали в машинном отделении, во всех салонах, в ходовой, штурманской и радиорубке. Пожалуй, мы уже сдружились, он вел себя сдержанно, с достоинством. Мальчик Дик, и отец у него тоже Дик. Знакомые рыбаки так и зовут их: Литтл Дик — маленький Дик и Биг Дик — большой Дик. Маленький!.. Ну какой же он маленький, когда ему уже двенадцать лет?
Потом мы устроились в моей каюте. На диване, вжавшись в угол, спал Большой Дик, и я рассказывал мальчику про наше далекое путешествие с Черного моря, и про ураган возле мыса Игольного, где мы почти трое суток держались носом на ветер, и про мою Родину, где такие мальчики, как Дик, учатся в школе, а не зарабатывают себе на хлеб тяжким каждодневным трудом. Я рассказал Дику про пионерский лагерь «Артек», говорил еще и о том, что, живи он, Дик, в нашей стране, государство взяло бы и его, и Большого Дика на попечение: в детских домах моей страны ребятишек и одевают, и обувают, и кормят, и еще бесплатно обучают разным специальностям, водят в кинотеатры и цирки.
— Я слышал о вашей стране, сэр, — сказал мальчик. — Это все как сказка. Но я верю вам, верю! И знаете что? Когда я впервые услышал об этой удивительной стране, я решил туда отправиться на своей лодке.
— Да ты что? Это слишком далеко! — воскликнул я.
— И все равно я решил туда отправиться, сэр, — убежденно произнес Дик. — У меня уже есть парус. Сейчас с Большим Диком мы делаем мачту. Мы возьмем с собой пресную воду, галеты и рыболовные снасти. И поплывем. От острова к острову, все на север, все на север!
— Не фантазируй, — строго сказал я ему.
— Нам пора. — Дик потряс за плечо отца.
Стоя у иллюминатора, я долго глядел, как лодка, окунаясь в фиолетовые сумерки, ползла по рейду в сторону порта. Мы подарили мальчику тельняшку, а большому Дику — рубаху и легкие летние брюки. Все. Уж не видно их лодки. Можно разобрать почту.
Письма! Радостна для моряка весточка, полученная им в океане с далекой Родины! Валюсь на койку, верчу в руках и разглядываю толстые и тонкие конверты. Шуршит бумага. Читаю письма вначале торопливо, а потом медленно перечитываю. Дома все в порядке. Там ждут, когда закончится наш рейс. Не скоро еще закончится! Забункеровавшись на Маврикии, мы отправимся в южные широты. Где-то там промышляет Камчатская рыболовная флотилия. Снабдим их топливом, вновь вернемся на Маврикий, а уж потом через Сингапур возвратимся на Родину.
Небо абсолютно чистое, но шипшандлер мистер Томас, который встречает нас у проходной порта, озабоченно говорит:
— Быстро в автобус! Будет ливень! Автобус стоит на припортовой площади. Идите, я сейчас.
Помахав портфелем, мистер Томас забегает в небольшое здание таможни. Какой ливень? Солнце светит вовсю. Только над горой Ла-Пус кружится белесая, лохматая тучка.
Неторопливо идем по дощатому пирсу, осматриваем пришвартованные к нему катера и старинную пушку, которая стоит у дома капитана порта.
Небо вдруг темнеет, и на каменные плиты площади обрушивается теплый ливень. С хохотом бросаемся под толстенное кряжистое дерево, растущее у края площади, возле почтамта. Его крона такая густая, что ни одна капля не может пробиться через листву к земле. Только удивительно: никого под деревом, кроме нас, нет, хотя рядом, на ступеньках почтамта, теснится большая шумная толпа маврикийцев. Странно еще и то, что некоторые из них машут нам руками: мол, идите сюда, ну что вы торчите под деревом? Мы улыбаемся в ответ, отрицательно качаем головами: да нет же, нам и тут хорошо!
Матросы закуривают. В кроне дерева перекликаются незнакомыми для нас голосами птицы. С толстых, покрытых морщинистой корой ветвей свешиваются плоды, похожие на крупные дыни. Мы принюхиваемся к приятному, терпкому запаху, исходящему от дерева. Может, это пахнут плоды? Они, наверно, очень вкусные, и, возможно, маврикийцы опасаются, что мы начнем их рвать.
Дождь так же мгновенно прекращается. Порыв ветра проносится над крышами домов, лужами и нашим прекрасным убежищем. Вдруг одна «дыня» отрывается и падает на камни. Мы выскакиваем из-под кроны. Б-бам! Б-бам!.. Туго, сочно ударяются и разбиваются вдребезги тяжеленные плоды. Светит солнце. Небо чистое, ни тучки. Жарко дыша двигателем, автобус выбирается из теснины площади и втискивается в узкое русло улочки. Едем на экскурсию. Вначале в парк Виктории, потом в местный музей, а затем на побережье, к рифу Флик-ан-Фляк, где-то там и живет мой новый маврикийский знакомый Дик.
В парке влажно и душно. Рубахи прилипают к телу. Мы бродим по каменистым дорожкам парка, где, как утверждают проспекты, собраны абсолютно все растения и деревья тропиков. Любуемся пальмами, диковинными цветами и листьями-плотиками водяного растения виктория-регия. На такой лист, размером с таз для варки варенья, может встать ребенок, и лист удержит его. В мелких озерках снуют толстые рыбины, а по зеленым подстриженным лужайкам парка неторопливо ползают громадные «слоновые» — так они называются — черепахи. Я уже кое-что читал про них и рассказываю товарищам:
— Лет триста назад черепах на острове было множество. Однажды у острова бросил якорь английский корабль. Моряки увидели черепах, поймали несколько и кинули в трюм, чтобы показать дома эту диковинку. Корабль вышел в рейс. Он пробыл в море еще несколько месяцев. А про черепах забыли. Когда корабль пришел в порт и его стали разгружать, грузчики вдруг с криками выскочили из трюма: там какие-то чудовища! Удивительно — черепахи были живы-здоровы! А ведь их не кормили, не поили… В следующий рейс капитан корабля, лишь судно оказалось на острове Маврикии, приказал наловить несколько десятков черепах. Во время рейса их съели. Мясо у черепах оказалось жестковатым, но вкусным.
С тех пор любой корабль из тех, что оказывались у берегов острова, обязательно увозил с десяток черепах. К началу нашего века на острове сохранилось всего несколько животных. Теперь они находятся под охраной государства. Тут их разводят и продают в разные зоопарки мира.
— На берег бы океана! — предложил кто-то из парней.
— На полчасика заглянем в местный музей, — говорю я, — Посмотрим там птицу додо.
А вот птиц додо люди все же съели. Бескрылых, величиной с индюка птиц додо на острове было множество, они были малоподвижны, очень доверчивы и ленивы. Моряки били их палками и тащили на корабль. Вот она, эта птица додо, вернее, единственное в мире чучело этой птицы, сохранившееся в музее острова Маврикия!
Стоим возле витрины, разглядываем толстую, будто надутую воздухом птицу. Тут же небольшой портрет некоего моряка по фамилии Свеннсон. «Я съел последнюю в мире птицу додо!» — вот что написано под портретом самодовольного моряка. Есть чем гордиться!
