У нее вдруг появилось неудержимое желание побежать вдоль дороги, огласив тишину нечеловеческим воем и воздев руки кверху, подобно безумцам, которые из года в год упорно подают таинственные знаки внеземным цивилизациям на побережье Вениса.
«Признайся в своем провале, — зашептал у нее в голове замогильный голос. — Ты, пустая раковина, жалкая оболочка, без содержимого, вообразила, что сможешь начать новую жизнь? Ты — обычная механическая кукла, робот, приговоренный перемещаться по кругу. У тебя не больше возможности проявить инициативу, чем у музыкального автомата. Но отныне все будет по-другому. Ночная незнакомка возьмет бразды правления в свои руки, укажет тебе путь, скажет, что нужно делать. Ты обязана подчиниться, и помни — без нее ты не существуешь!»
Джейн вышла на край проезжей полосы в смутной надежде, что ее заденет какой-нибудь грузовик, и она, расколовшись на тысячу кусочков, со звоном покатится по шоссе. Небо все больше окрашивалось в траурно-багровые тона, солнце угасало, скрываясь во мраке ночи. Не найдется ли для нее под ним крошечное местечко, где можно укрыться, погрузиться в спокойствие и забвение? Ей не много нужно: скромное кафе на перекрестке двух дорог, где она выучилась бы печь клюквенный пирог и жарить оладьи, или придорожный ресторанчик, получивший известность благодаря вкусной жареной картошке и превосходно сваренному кофе. Джейн будет работать на кухне, среди ароматов гамбургеров и лука в яблочном уксусе. Мало-помалу ее кафе станет местной достопримечательностью, а она будет кем-то вроде «королевы яблочного торта» или «императрицы мясного рулета». Разве в ее мечтах есть что-нибудь дурное или противоестественное? Вряд ли чаяния Джейн насторожили бы доброжелательного Санта-Клауса. Она мечтала не о славе, а лишь о праве на забвение, на инкогнито. Прямая противоположность провинциалок, мечтающих попасть в Голливуд и стать звездами шоу-бизнеса. Ей же хотелось растаять в серой обыденности, стать незаметной, прозрачной… но даже в этом ей было отказано.
Неужели не было ни у кого на свете нужды в скромной официантке или помощнице на кухне, которой не терпится постичь тонкости заварки кофе с использованием яичной скорлупы?
«Конечно, нет, — расхохотался голос, звучавший в ее голове. — Твой шрам кому угодно перебьет аппетит! Не упрямься и не надейся скрыться — от судьбы не убежишь! Стань снова той, кем была прежде — исчадием ада, которое не боится обжечь пятки, расхаживая по раскаленным угольям. Возвращайся к себе домой, Джейн. Мы так давно тебя ждем!»
Молодая женщина вытерла слезы, струившиеся по ее щекам. Дорога по-прежнему была пуста. Ни один грузовик не снизошел до того, чтобы возникнуть из-за поворота, безжалостно раздавить Джейн, разом прекратив ее мучения, словно все силы преисподней сошлись в молчаливом заговоре непременно продлить ее жизнь. Силы мрака не собирались так легко отпускать ее, а ждали, что она вновь станет делать то, для чего и была предназначена: убивать. Еще и еще. Только убивать.
Окончательно сломленная, лишившаяся последних сил, Джейн побрела обратно.
Там, в доме на колесах, ее уже поджидала уютно устроившаяся ночная незнакомка. Через несколько мгновений она проникнет в Джейн, накинет сверху ее оболочку, как старое пальто. И с той минуты Джейн Доу прекратит свое существование.
ГЛАВА 24
После встречи в кафе с Бобом Кэллаханом Сара направилась в больницу узнать о состоянии Крука. Чудом спасшийся от смерти врач наконец вышел из комы, но был еще очень слаб. Он с трудом приподнимал веки и, когда Сара опустилась на стул у его изголовья, не смог произнести ни слова.
Ей удалось отыскать в больничном кафе Кристиана Шейна. Сара с трудом выносила общество самоуверенного и самовлюбленного красавца практиканта. Ей казалось, что на любую женщину, замеченную в его компании, ложилась тень подозрения в том, что она его любовница, а этого Сара желала меньше всего на свете. Чтобы сократить общение с Кристианом до минимума, она сразу начала с главного и рассказала, какой неожиданный поворот возник в деле Джейн Доу 44С.
— Теперь мне ясно, что воспоминания этой молодой женщины принадлежат другому человеку, — тихо произнесла Сара. — Она озвучивает монологи, которые прослушивала десятки раз в записи. И это многое объясняет, например, ее неспособность перейти к практическим действиям. Она знает все боевые приемы, которыми владеет убийца-профессионал, но ее знания — книжные, это лишь теория, и Джейн не способна их применить. Вот почему она не сделала никакой попытки защитить себя, когда ее атаковали мотоциклисты на заправочной станции. До сих пор я считала, что былой агрессивности она лишилась из-за ранения в голову, но теперь вижу, что ошибалась. Джейн не могла действовать как хищник, потому что никогда им не была.
— Такое переселение в другую личность встречается довольно часто, — заметил Шейн. — У нас лежала одна женщина, на которую напали, когда она возвращалась из театра, где смотрела пьесу о Марии Стюарт. Ее ударили прикладом по голове, проломили череп так, что кость повредила префронтальную зону мозга. Когда эту женщину спрашивали о ее прошлом, она всем излагала историю жизни шотландской королевы. Судьба Марии Стюарт до такой степени потрясла впечатлительную театралку, что она превратила ее в собственную и не собиралась с ней расставаться. Женщина трогала свою перебинтованную голову и все повторяла: «Должно быть, топор соскользнул с плахи, какое везение!» То же и с Джейн. Ее прошлое было безвозвратно уничтожено, и она стала цепляться за обрывки воспоминаний, которые гнездились где-то в других участках ее мозга. Она завладела жизнью этой незнакомки, чтобы заполнить образовавшуюся пустоту. Совсем не обязательно, что Джейн отречется от этого, особенно если он делает ее жизнь более интересной и значительной. Наверняка прошлое знаменитой киллерши кажется ей привлекательнее, чем собственное — неприметной служащей в библиотеке колледжа.
Они распрощались. Сара договорилась, что Боб Кэллахан заедет за ней и они отправятся в дом, где он жил с Вирджинией последние годы. Сара не могла упустить такой возможности. Несколько раз она звонила Джейн, но та упорно не снимала трубку. Однако благодаря микрофонам, которые были встроены в стенки фургона, Дэвид знал, что ничего серьезного там не произошло. Джейн сердилась на нее, только и всего.
Сара собрала дорожную сумку и устроилась в автомобиле Боба. За время пути она не раз останавливала взгляд на руках Кэллахана. Красивые, сильные, они держали руль, если можно так выразиться, с врожденным достоинством, не пытаясь демонстрировать ненужную виртуозность. Внезапно Сара почувствовала раздражение, поскольку слишком явно испытывала симпатию к этому мужчине. Всегда стараясь смотреть правде в глаза, она не могла не признать, что чувствует к Бобу, который был едва ей знаком, сильное физическое влечение. Но это ни в коей мере не должно повлиять на ее оценку ситуации. Все время Сара находилась в напряжении, понимая, как ей трудно будет не соскользнуть в пропасть агрессивности, — очень часто это верный признак сексуального желания, от которого человек пытается защититься.
Пока машина поднималась в гору, Боб, не сводя взгляда с дороги, рассуждал вслух. Кактусы, росшие вдоль обочины, из-за скорости превращались в причудливые, едва различимые тени. «Словно колючие путешественники автостопом», — подумала Сара.
— Я не из породы интеллигентов, — говорил Боб. — Мой отец, чтобы прокормить семью, работал в сельскохозяйственной авиации — распылял удобрения над полями. Надышавшись пестицидами, он заболел и умер, не дожив и до сорока. Некоторое время я учился на факультете права, но, как видно, не был создан для науки. Мне всегда хотелось делать что-то своими руками и жить вдали от города, там, где простор и свежий воздух. Иногда, чтобы расслабиться, я занимался резьбой по дереву. Все это раздражало Вирджинию. На вечеринках я всегда вел себя скованно, не разглагольствовал, как другие, а в галстуке чувствовал себя как в удавке. Однажды в гостях я, неловко взяв стакан, раздавил его. Мои ладони настолько задубели, что я даже не поранился. Вирджиния тогда чуть не умерла от стыда, она предпочла бы, чтобы я истек кровью, как зарезанный бык. Она ненавидела наши незатейливые праздники лесорубов с жареной на костре колбасой, когда лучшее развлечение — залезть на дерево, смазанное жиром, или поучаствовать в конкурсе, кто дальше бросит обрубок бревна. Ей было интереснее пить чай в «Алгонкине» с Суормом и его издателем или посещать презентации в книжных магазинах Гринвич-Виллиджа.
— Как вы познакомились? — спросила Сара.
— На балу выпускников, тогда мы были еще совсем молодыми. Вирджиния всегда боялась реальной жизни. Она столько времени провела в библиотеках и на поэтических вечерах, что не представляла, насколько жизнь погрязла в расовой нетерпимости, насилии, наркомании. После окончания колледжа она стала искать для себя стену, за которую могла бы спрятаться. Я и оказался этой стеной. Сначала все шло вроде бы гладко: я пробовал приобщить ее к прелести деревенской жизни, а она читала мне вслух лучшие произведения мировой классики.
