солдат и протаскивание всего потребного такому скоплению войск имущества по узкой и расплывающейся под ногами полоске земли требовало приложения огромных усилий. Причем речь шла не столько о физической силе людей, сколько о потребности кормить всю эту ораву каждый день. А с последним выходила очень неприятная ситуация. Практически полное отсутствие возможности использования телег заставило японцев применять в огромных количествах вьючных животных и носильщиков. Исключение делалось лишь для артиллерии, в которой для перевозки всего одного 75-мм горного орудия с минимальным боекомплектом, приходилось использовать аж шесть небольших лошадок. Также у японцев имелся незначительный отряд кавалерии для ведения разведки и отлавливания дезертиров, но как боевая сила они не котировались вовсе. Во всяком случае, на фоне тех же казаков смотрелись они весьма блекло. Можно было даже смело говорить, что функции военной полиции были для японской кавалерии куда более свойственны, нежели участие в прямом столкновении с противником. Тем не менее, именно кавалерии предстояло идти в авангарде. Так что не было ничего удивительного в том, что первые потери японской армии пришлись именно на нее.
Хоть пограничные бригады Заамурского округа и числились пехотными частями, свои кавалерийские подразделения у них тоже имелись. Причем, в немалых количествах, учитывая их роль в охране столь протяженной железнодорожной линии. Так каждая бригада состояла не только из двух линейных пехотных полков, батальоны которых то и дело сменяли друг друга на охране «чугунки», но и одного кавалерийского полка. И в отличие от армии, где львиную долю кавалерии на Дальнем Востоке составляли казаки, пограничники сделали ставку на драгун, чья сила заключалась не столько в виртуозном владении холодным оружием и лихих наскоках, сколько в ведении маневренного огневого боя и преследовании противника.
В мирное время кавалерия пограничников в основном занималась разведкой на удалении до 60 верст от тонкой линии железной дороги, да применялась в качестве отрядов быстрого реагирования, если от какого-либо из ротных опорных пунктов поступал доклад о начале боя с хунхузами. Не брезговали они и нападениями на обнаруженные лагеря китайских бандитов, действуя в этих случаях при поддержке пары батарей горных орудий, что позволило за последние два года набраться изрядно опыта, что нижним чинам, что офицерам этих полков. Или поддержать свою квалификацию на приемлемом уровне тем, кто успел поучаствовать в подавлении Боксерского восстания или побыть членом Коммандо буров. Одним словом, для не имевшей практически никакого боевого опыта японской кавалерии их русские визави являлись натуральным бедствием, что вскоре и нашло свое подтверждение под стенами Пеньянга.
Уже на пятый день войны, не встречая по пути какого-либо сопротивления, что со стороны японцев, что со стороны корейских войск, все 6 эскадронов 2-го Заамурского драгунского полка пограничной стражи, подошли к городу, что в будущем также возможно будет переименован в Пхеньян, где и обнаружили передовые части японской армии. Как и в Китае, корейские поселения получали право именоваться городом, только если вокруг его границ устраивалась достаточных размеров защитная стена. Оставаться же без таковой населенный пункт, насчитывающий несколько тысяч лет истории, никак не мог. Вот только подобные укрепления называли безумно устаревшими еще японцы, что захватили этот город десять лет назад, выбив из него цинские войска. И теперь уже самим японцам предстояло на своем горьком опыте убедиться в правоте своих предшественников. Да и было тех японцев от силы две сотни, если не меньше. Впрочем, рисковать жизнями солдат никто из офицеров командующих драгунским полком не стал, здраво рассудив, что штурм окажется куда более легким после артиллерийской подготовки. Не зря ведь они взяли с собой батарею конно-горной артиллерии, что изрядно замедляла продвижение полка. Но именно на такой случай артиллерия и придавалась драгунам, как и двигавшимся где-то далеко позади «егерям», что должны были устроить несколько оборонительных узлов в корейских городах и на горных перевалах, дабы усложнить жизнь японской армии.
Естественно, никто находящийся в здравом уме и твердой памяти не стал тут же открывать огонь по мирному городу, к тому же принадлежащему нейтральной стране. Сперва выдвинувшиеся вперед парламентеры предложили японским офицерам сложить оружие или оставить Пеньянг. И только получив категорический отказ, возглавлявший группу переговорщиков штабс-ротмистр Леонтьев передал через одного из своих обер-офицеров — корейца по национальности, сообщение делегации от городской власти о скором начале артиллерийского обстрела того участка стены, где засели японцы. Успели ли власти вовремя сориентироваться и увести гражданское население или нет, спустя предоставленный на эвакуацию час перестало иметь смысл, поскольку все шесть орудий горной батареи окутались облаками пороховых газов и по старым укреплениям прошелся град шрапнели. Во избежание пожара внутри города было принято решение повременить с использованием гранат и посмотреть на то, как японцы перенесут «железный дождь».
К немалому удивлению, противник не отступил и даже пытался оказать какое-то сопротивление, ведя в течение четверти часа весьма плотный ружейный огонь. Правда, для кавалерийских карабинов расстояние в милю, с которого били орудия Барановского, оказалось чересчур великим и потому пули лишь изредка свистели над головой артиллеристов, зачастую зарывавшись в землю в километре — полутора от позиций стрелков. Впрочем, рикошеты тоже имели место быть, и один из русских солдат даже получил легкое ранение, что, впрочем, стало единственным успехом японских войск в этом сражении. Потеряв убитыми и ранеными свыше трех десятков человек, командир японского авангарда все же отдал приказ на отступление и все, кто мог держаться в седле, вскоре покинули город, умчавшись на юг. Вошедшим же спустя еще один час в город русским оставалось лишь похоронить мертвецов, да забрать те скудные трофеи, что еще не были растащены наиболее отчаянными местными жителями. Все же очень многим не пришлось по нраву распространение японского влияния в Корее и потому по всей стране возникали отряды, борющиеся с интервенцией. В основном они состояли из уволенных со службы солдат, когда под нажимом Японии император Кореи вынужден был объявить о сокращении армии. Но одного желания для противодействия японцам было мало — требовалось еще и оружие, припасы, деньги. Потому любая винтовка или карабин являлись весьма ценным приобретением, так что не менее десятка стволов обрели новых хозяев еще до того, как на залитые кровью стены поднялись победители. Те же полдюжины тяжелораненых, что обнаружились в ближайших домах, лишь были перевязаны да переданы на попечение местной администрации. Офицеров среди них не оказалось, а рядовые не обладали какими-либо знаниями о текущем положении дел в армии микадо. Потому связывать себе руки заботой о чужих раненых никто и не подумал. Вскоре количество таковых обещало возрасти на порядки, для чего
