любил появляться из-за спины, словно желая ознаменовать, что к подобным мне смерть всегда приходит откуда не ждешь. Коса ударила туда, где я стоял еще мгновение назад. Костлявая лапа дернулась в мою сторону в надежде ухватить за плечо. Мрачный жнец был беспощаден, неистов, неумолим. Он кружился вокруг меня вихрем смерти, не давая возможности подойти. Всякий раз, как я делал шаг вперед, он заставлял делать два назад.
Ему хотелось видеть меня на смертном одре. Я лишь раз взглянул ему в глаза, чтобы узреть ужас своей кончины. Он дышал могильным холодом, он бередил разум, являя из потаенных недр моей памяти все, до чего только мог дотянуться.
Так, значит, видят всю свою прошлую жизнь перед глазами, когда он приходит?
Моих воспоминаний было мало. Ибрагим, коричневые соски Алиски, хлюпающее, влажное лоно Майи, жаркие объятия Биси. Кортик на рынке, пистолет в кобуре. Реши кто составить обо мне биографию, так скажет, что только бабы и были в моей жизни.
Паника кружилась надо мной неистовым воздушным змеем. Нещадно, едва ей выпадала такая возможность, жалила меня в руки, ноги и плечи, сбивая дыхания. Разрушая темп.
Под взглядом жнеца я ощущал себя бесконечно старым, дряхлеющим, разваливающимся. Его движения размазывались перед глазами, пугая меня догадкой, что зрение стало подводить. Ноги спешили подставить в самый последний момент, проснулась ломота в коленях.
Что, молчаливо спрашивало воплощение смерти, успел привыкнуть к своему новому, молодому телу? Я не забрала тебя там — под колесами автомобиля, но что ты скажешь теперь? Буду возвращаться за тобой — там, здесь, повсюду, куда только посмеет юркнуть твоя гнилая душонка. Вытащу из твоего тела последние остатки жизни и уволоку их с собой, оставив только лишь тухлую оболочку гнить дальше.
Коса визжала надо мной, вспарывая густой, словно сметана, воздух. Мне казалось, что он слоями ткани оседает у меня под ногами, норовя стать мешающими путами, лечь тяжким грузом.
Словно на что-то надеясь, я контратаковал — Жнец открылся передо мной, удобно подставив бок. Лезвие крюка с перчатки неслось ему прямо навстречу, желая пробить насквозь, но он в последний момент рассыпался, обратившись черным туманом. На лету меня схватила костлявая рука, рывком заставив упасть. Я отбился, свободной ногой колошматя по тонким, холодным пальцам и, едва высвободившись, откатился прочь — почти за миг до того, как меня пригвоздила бы пудовая коса. Сталь тяжелого орудия вонзилась в землю под нами, та от обиды пошла трещинами. Казалось, ей можно было уничтожить все что угодно.
Жнец вырвал ее из земли легким, непринужденным движением, чтобы тотчас же вновь обрушить на меня. Наверно, глупо было пытаться закрыться от него крюком, правда?
Я сумел отбить удар, отвести его в сторону. Жало погибели клюнуло почву рядом с моей головой, разойдясь в каких-то миллиметрах.
Жнец разевал зубастую пасть. Его рот беззвучно шамкал, но я слышал в голове его давящие, выбивающие почву надежды из-под ног слова.
Он желал не убить, он желал забрать то, что было положено ему по праву и обещано самой судьбой. Велел сложить руки, унять свою жажду жизни и сдаться на его милость. Я услышал звон невольничьих цепей — ему хотелось уволочь меня на Страшный суд отсюда в кандалах. Притащить, словно непослушного пса, швырнуть под угнетающий взор судей.
Сдайся, убеждал он, и я буду милостив.
Отступи, и получишь снисхождение.
Покорись, и тебе скостят пару другую грехов.
В конце концов, неужели ты думаешь, что в раю гораздо хуже, чем здесь?
Я вскочил на ноги, как только сумел, отпрыгнул прочь, закусил губу. Не смогу ударить эту образину, не сумею даже поцарапать — слишком прыткий и юркий. Мне до ужаса не хватало уже привычного ясночтения. Без него я ощущал себя как без рук. Интересно, какие же у него характеристики? В том, что он владеет такой особенностью, как классификация «босс», я даже не сомневался.
А значит, надо было думать.
Думать было некогда.
Жнец вспорхнул надо мной, в воздухе хлопнули невесть откуда взявшиеся теневые крылья. Меня обдало ветром, заставило попятиться — и я вдруг провалился. Нога ухнула в пропасть, утаскивая за собой в пучину все тело.
Мир передо мной заспешил вдруг измениться. Мрак потрохов воплощения погибели сменился белым снежным покрывалом. Из-под колес автомобилей в разные стороны волнами разлетелась грязь талого снега, хрустели сминаемые под шинами алюминиевые банки. Ветер играл с раздербаненной упаковкой от чипсов, вечно голодные голуби дрались с малютками-воробьями за крошки былой трапезы.
Я валялся на карачках, не в силах встать на ноги. Поднял взгляд только для того, чтобы увидеть несущуюся прямо на меня смерть.
Водитель был в майке-алкоголичке, словно не нашел ничего иного в столь холодную пору. Широко разинув глаза от навалившегося на него удивления, он вцепился в руль. Камаз под его управлением вдруг потянуло в сторону — колеса зашуршали по асфальту, великан заваливался набок. Фура, теряя сцепление с головной машиной, скрежеща металлом, самой неотвратимостью неслась на меня, желая размазать по асфальту тонким слоем. Так вот, значит, как я умер на самом деле?
Или же это всего лишь фантазии жнеца?
Он следил за каждым моим шагом в виде черной, невероятных размеров глазастой вороны. Красный взгляд заполненных злобой глаз сверлил меня в надежде приковать к одному месту, лишить возможности двигаться.
Я резко бросился в сторону, подстегиваемый страхом. Можно быть бесконечно благородным и вечно Рысевым, можно драться с кучей чертей в саду грехов и развоплощать в небытие гигантские трусы, но вот против фуры нет иного приема, как просто уйти с ее дороги.
Снег цеплялся за ноги, словно на пару с жнецом мечтал о моей погибели. Снегоуборочные тракторы, будто только ради этой цели и восставшие из гаражей родимых ЖКХ, навалили его по бордюрам непроходимыми горами. Но мне было все равно. Из последних сил, теряя остатки дыхания, я карабкался на сугробы, будто на Эверест.
Не удержался, споткнулся, перевалился через самый пик, кубарем скатившись вниз. Ворон, недовольный моим спасением, спорхнул с светофорного столба, обрушившись на меня, будто на ночную добычу.
Я успел только закрыться руками и сдавленно вскрикнуть…
Когти оставили на руке кровавые отметины, вторая лапа схватила меня за шкирку, словно нашкодившего котенка — видение моего мира растаяло, стоило закрыть глаза. Кубарем я выкатился во мрак нутра мрачного жнеца, чтобы тотчас же отскочить — я чуял опасность, воплощение же смерти не желало давать поблажки. Коса едва не лишила меня руки. Жнец вращал ее в руках, чередуя одну атаку за другой.
