Молча подошли к знакомому перекрестку эскалаторных «улиц»-дорожек. Издали Алику показалось, что он видит высоченную елку, увитую цветным серпантином так густо, что естественная зелень ее уже не просматривалась.
Вблизи переплетения формировали колоссальных размеров и невероятной причудливости геометрическую фигуру, терявшуюся в багровой смутности купола. Все это двигалось, свивалось, переплеталось, сворачивалось, играя искажениями формы и цвета.
— Мы чуть не пропали с Библом в этой мешанине, когда он свалился на одну дорожку, а я догонял его по другой, — вспомнил Капитан.
— Мог бы и не догнать, — заметил Друг, — большинство дорожек с односторонней поверхностью — сцепления скручены на полукружии.
— Понятно, лист Мебиуса. — Капитан показал на пальцах, как образуется соответствующая полоска. — Сколько же связок на такой дорожке?
— Никто не пробовал подсчитывать — слишком сложно. Все сведения у диспетчеров.
Заинтересованный Алик обежал систему переплетений.
— Хитро. Но, вероятно, можно вычислить направление и протяженность?
— Пять-шесть порядков — не больше. За седьмым уже связность системы не вычислит ни одна машина. Сеть сверхпространственная. Только Координатор может рассчитать пути, уходящие за пределы трехмерности.
— Зачем?
Опять пересвистывание и осторожный, хотя и откровенный ответ Фью:
— Для отчужденности. Разные уровни — разные порядки связности. Жители одних пространств не проникают в другие. Даже мы не знаем всех уровней города. А мы можем передвигаться и без ведома Координатора.
— А зачем тогда вам вся эта сверхсложная система связок и уровней, когда можно совсем как в сказке: захотел, шагнул — и ты у цели, независимо от ее отдаленности.
— Телепортация за пределами города, — пояснил Друг, — здесь только механизм телепортации. Хочешь взглянуть? Синяя дорожка. Да, вот она.
И они исчезли вместе с васильковой струей пластика, хлестнувшей сверху и винтом ушедшей под нависшее крыло плоскости. Библ предпочел травянистого цвета дорожку, увлекшую его к генетической пирамиде — рождению, младенчеству, детству и школе. Алик выбрал перспективу отдыха гедонийцев — на работе и после работы, а Малыш буркнул с кривой усмешечкой:
— Сиропчик. Вареньице. Я лично смелость ценю, бесстрашие. У вас есть страх, скажем, перед высотой? Или перед скоростью? Есть риск для жизни? Есть опасность?
— Синтетический реактор, — лаконично ответил Ос, и пунцовая дорожка спиралью умчала обоих вниз.
— Американские горы, — хохотнул Малыш.
Их подбрасывало, прижимало свинцовой тяжестью к пластику, сгибало и выпрямляло. Малыш держался как влитой, да и Ос никак не реагировал на цирковые кунштюки дорожки: наверное, вестибулярный аппарат его был к этому приспособлен. «Не повод для страха, — внутренне усмехнулся Малыш, — аттракцион для парка культуры и отдыха». А вслух спросил, почему же так трудно вычислить систему уравнений этой качалки: параметры-то одни.
— Какие? — спросил Ос.
— Протяженность, скорость, упругость, число витков, — начал было Малыш, но Ос перебил:
— А дискретность самой связности, переходы из трехмерного пространства в четырехмерное, скрученность и раскрученность стыков, однозначность скольжения. Хочешь еще?
— Хватит.
«Пейзаж» по сторонам «улицы» Малыша не интересовал, само движение ее увлекало его, как виражи самолета. Это уже не аттракцион, это испытание воли и мускулов. Не для хлюпиков этот винтовой врез в серую муть, мгновенно защекотавшую глаза, уши и ноздри. Становилось темнее с каждой секундой, температура росла.
— Что это? — хрипло спросил он едва заметного в «смоге» спутника.
— Катализатор.
Какой катализатор, для какого процесса, Ос не объяснил, а Малыш постыдился спросить. Процесс же явно менял суть и характер, жжение в носу и ушах исчезало, в глазах появились очертания возникающих в тумане предметов, смутно напоминавших что-то знакомое: прозрачное кресло, вырвавшееся прямо из пустоты и заслоненное розовой сферой, пузатый кувшин с узким горлышком, рукоятка «хлыста», блюдце или пепельница. Нет-нет, едва ли пепельница: здесь не курили. А там уже плыли гигантские прозрачные дирижабли, как сгустки жидкого пламени в черном небе. Плазма или фотонный газ? Вероятно, плазма: жидкий свет едва ли подходящая среда для синтетических операций. Впрочем, кто знает, их наука и техника не для пилот-механика Восточно-Европейской космической службы. Мало каши съел, чтобы понять эту психовину. Но где же все-таки риск, где опасность, где подстерегает она ротозеев у пульта? Ведь есть же у них ротозеи, влюбленные мечтатели за отвлекающей от мечты работой, фанатики идеи, туманящей даже натренированный глаз. Или их нет? Или на месте Координатор, регулирующий такую же фантастическую технику безопасности?
— Осторожней, — услышал Малыш, и цепкая рука сзади схватила его за плечо. — Не отклоняться! Опасно. Держись крепче.
— Что? — не понял Малыш.
Ос не ответил. Дорожку вдруг скрутило наизнанку в двух шагах впереди. «Улица» сузилась до размеров лифтовой шахты, скошенной под углом в сорок пять градусов. Скорость по уклону, как показалось Малышу, была, дай бог, меньше ста километров в час. Ветер свистел в ушах, как на санных гонках, только температура была банной и повышалась с каждой секундой. А вместе с жарой что-то гнуло и прижимало к пластику пола. Хотелось лечь, но осторожность подсказывала Малышу, что этого делать нельзя. Он даже пот, бегущий к губам, стереть не мог — избегал неосторожных движений. А в чем опасность? Может быть, этот хлюпик, вцепившийся ему в плечо, недооценивал его атлетизма? Дорожку тут же скрутило набок, потом вниз и снова вывернуло горизонтально, но Малыш даже не покачнулся. Либо здесь иной гравитационный режим, либо скорость гасит уклон. Жара дошла до пределов человеческой выносливости. Малышу показалось, что он пронизывает стены горящего дома. На мгновение что-то закрыло ему глаза и погасило мысль. Коллапс? Но тут-то он и осознал, что маленькая цепкая рука, как стальная, держит его, не позволяя упасть.
— Согни правую ногу в колене, левую оттяни назад — будет легче, — услышал он.
Голос был странно тих в окружающей бесшумности, глушившей, казалось, все звуки, которые могло бы породить это вихревое движение в цветном сумраке шахты. Но Малыш услышал и успел удержаться, опершись на колено, когда шахту снова согнуло и закружило до боли в висках. Зачем это нужно? Какие законы механики требуют скручивания и раскручивания то дорожки, то шахты, какая технология диктует эту необходимость удерживаться в однолинейном пространстве, когда это пространство волею невидимых сил превращается в причудливую топологическую поверхность? А ведь по этому пути движутся ежедневно, ежечасно, может быть и ежеминутно, синтезаторы, уловители, пространственники или как еще назовешь этих волшебников непостижимой для землянина техники!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
