Дон проснулся первым, увидел себя в зеркале и понял, что рекомендация Хекс купить одежду была не прихотью. Швы на вельветовом пиджаке разлезлись – по-видимому, когда он протискивался через узкое окно подвала на Юргордене, – а брюки перепачканы глиной.
Эву тоже нельзя было назвать образцом элегантности. Пиджак и юбка помяты, на ноге повязка, левая туфля в ржавых пятнах крови.
Они должны раздобыть приличную одежду еще до завтрака, решил Дон. Он помог Эве встать и вежливо предложил руку – лестница была довольно крутой. Эва с еле заметным раздражением отказалась – она вполне может обойтись и без его помощи. Когда они вышли на площадь, Дон обратил внимание, что она уже даже не прихрамывает.
Дон рассчитывал, что они управятся быстро, но как бы не так. Прошло около двух часов, а они все еще ходили по переулкам возле Гроте Маркт из магазина в магазин – искали подходящий наряд для адвоката. Сам он в первом же магазине купил недорогой серый твидовый костюм. Он даже не стал его снимать после примерочной. Вельветовый пиджак с открыткой под подкладкой уместился в желтом пластиковом пакете, полученном им в придачу к костюму. И тут выяснилось, что у адвоката очень требовательный вкус. Дон изо всех сил старался не выказывать неудовольствия. Никаких советов она слушать не желала.
После долгих блужданий они наконец нашли на какой-то боковой улице, довольно далеко от центральной магистрали Рийсестрат, бутик с подходящим Эве консервативным ассортиментом.
Внутри толкалась стайка пожилых дам, так что Дон предпочел остаться на улице. Прошло не меньше получаса, прежде чем Эва помахала ему из окна.
Она стояла у кассы, уже переодевшись во все новое. Адвокат, казалось, застряла в сороковых годах: широкие брюки со складкой, белая сатиновая блузка, оливково-зеленый плащ с шелковым шарфиком.
Старую одежду она выложила у кассы и пыталась по-французски объяснить продавщице, что это барахло лучше всего сжечь.
– Мы в Иепере не говорим по-французски со времен войны, – неприветливо сказала та. – Попробуйте английский, а еще лучше – фламандский.
Но одежду все же аккуратно завернула, бросив в пакет пояс с резинками и пару семужно-розовых шелковых чулок.
По соседству, к счастью, нашелся и подходящий обувной магазин. Дон расплатился за пару сапог итальянской кожи полученными от Хекс евро, то и дело косясь на довольную Эву.
Они не торопясь дошли до отеля и расположились за столиком на тротуаре. Красная маркиза, бессильно висевшая ночью на стене, теперь была гордо натянута на алюминиевых кронштейнах. Было уже около одиннадцати, и Эва предложила поесть поплотней. Пусть это будет ранний ланч, сказала она, и заказала тарелку креветок и лангустов со стаканом шардоне от Domaine Saint Martin de la Garrigue в Лангедоке.
Дон откусил круассан. Тот немедленно развалился на крошки, оставив во рту привкус прогорклого шоколада. Он оставил до поры до времени мысль о еде и заказал еще чашку кофе.
Тут он вспомнил про прихваченную в отеле туристскую брошюру. На обложке красовалась надпись:
Ieper – city of peace
На развороте была карта городского центра.
Дон поднял голову – толпа туристов вывалилась из автобуса и двинулась к Лакенхалле и дальше, к военному монументу. Они с Эвой наверняка выглядят этакой парой среднего возраста, отбившейся от группы. Вот и хорошо. Самая анонимная публика в мире – пожилые туристы.
Чтобы усилить впечатление, он прочитал вслух:
– A more sacred place for the British race does not exist in all the world[46].
Эва неохотно подняла голову от лангуста и промокнула рот салфеткой:
– Это сказал сэр Уинстон Черчилль.
Он показал ей цитату в брошюре – большие буквы на фоне бесконечных правильных рядов могил.
– По-французски город называется не Иепер, а Ипр, так его называли и французы, и англичане во время первой войны… – сказал Дон. – А кафедральный собор… – Он вернулся к карте и показал ей маленькую фотографию. – Собор, насколько я понимаю, называется Сен Мартен д'Ипр. Тоже по-французски.
– А те, кто здесь живет, предпочитают называть его Синт Маартен, – сухо сказала Эва. – Но осмотр достопримечательностей – не такая уж удачная мысль. Готовься к худшему: скорее всего, бельгийская полиция уже получила наши фотографии.
Она заметила, что Дон смотрит на нее с недоверием, и пожала плечами:
– Один из сотрудников в «Афцелиусе» сказал, что главное полицейское управление еще вчера объявило международный розыск. Я связалась с ним, пока ты спал.
Она замолчала. Дон задумчиво поболтал ложечкой в чашке с кофе:
– Вот оно что… А что еще сказал сотрудник из «Афцелиуса»?
– Задавал вопросы. Интересовался, где мы. Думаю, полиция провела инструктаж.
– И что ты ему ответила?
– Как что? Сказала, что мы покинули страну в приватизированном товарном вагоне, что спрятались в маленьком городе на северо-западе континента…
Она отодвинула тарелку.
– Ты же прекрасно понимаешь, что я ничего не сказала. Повесила трубку. Если хочешь, я могу связаться с бывшими коллегами из Стокгольма, может быть, они захотят нам помочь, но… – Она вздохнула. – Я не уверена, Дон.
Они довольно долго сидели, не произнося ни слова. Наконец Дон нарушил молчание:
– Мне кажется, это и в самом деле Сен Мартен, вон там, посмотри.
Он показал на готический шпиль в нескольких кварталах от Лакенхалле. Эва посмотрела на рисунок, потом на собор, потом опять на рисунок и кивнула:
– Но как я уже сказала…
– А до войны собор выглядел по-другому, – перебил ее Дон.
Он достал из пакета свой грязный вельветовый пиджак. Нащупал за подкладкой открытку, выудил ее через порванный карман и протянул Эве.
– А это?..
– Нашел в спальне Эрика Халла.
Она пристально на него посмотрела, хотела что-то сказать, но вместо этого кивнула и взяла открытку.
– Les suprêmes adieux, – прочитала Эва. – Последнее прости.
Отложила открытку и задумалась.
– Почему ты мне не рассказал, что произошло у Халла в доме?
– Ну, забыл. Это я его укокошил. Мой фирменный прием – бутылкой по виску.
Она смотрела на Дона без улыбки.
– Значит, la cathédrale Saint Martin d'Ypres.
Дон показал на подпись в верхнем левом углу.
– Фотография собора сделана за несколько лет до войны… – Эва словно размышляла вслух. – Ни марки, ни адреса, только короткий стих… Это он написал.
– Эрик Халл?
– Нет, не Эрик Халл… не Эрик Халл, а… человек из шахты. Я уверена.
– Ну что ж, примем как версию.
– Но почему ты не показал открытку Эберляйну? Дон задумался. И в самом деле – почему?
Эва не стала настаивать. Она допила вино, взяла письмо и громко прочитала – раздельно, слово за словом, – письмо, скрепленное когда-то вместо печати оттиском красных губ.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
