– Мы не имеем возможности совсем не подпускать Белоплащников к окраинам, – бравый муж пожимал плечами, явно ощущая смущение, – но, заметив приближение наших патрулей, они тут же поворачивают назад. Возможно, они пытаются дразнить нас. – Верин дружелюбно ему кивнула и пустила лошадь в сторону моста, однако караульный стратег продолжал свою речь: – Прошу прощения, Айз Седай, но я сразу же догадался: вы прибыли издалека. Что новенького приключилось на белом свете? С каждым торговым судном к нам прибывают сплетни и слухи о событиях ниже по реке. Поговаривают, к примеру, что где-то в западных землях появился новый Лжедракон. Кое-кто осмеливается болтать, будто у него уже под командой воскресшие армии Артура Ястребиное Крыло, они, мол, исполняют все его приказы, так что он сумел изрубить уже немало Белоплащников, да ещё и город Фалме буквально стер с лица земли, это, говорят, где-то там в Тарабоне вроде.
– Я слышал, ему помогала Айз Седай! – взвился над очередью мужской голосина. Хурин задышал, как боевой конь, и заерзал в седле, уже готовый отразить нападение.
Эгвейн повела взглядом, но угадать, кто выкрикнул обвинение, ей не удалось. Все люди перед мостом смиренно как будто бы ожидали своей очереди, кто терпеливо, а кто и с нетерпением, об одном лишь мечтая: перейти через мост. Времена изменились, и не к лучшему. В день, когда Эгвейн покидала Тар Валон, любой горожанин, осмелившийся слово молвить поперек Айз Седай, был бы неимоверно счастлив, когда бы ему удалось удрать от негодующих земляков, получив лишь один удар по носу за свою дерзость. Офицер, тоже услышавший обидные для дамы слова, покраснев всем лицом, цепко оглядывал очередь.
– Слухи не часто несут правду, – успокоила его Верин. – Уже сегодня я вам могу сообщить: Фалме по-прежнему возвышается на месте. И стоит сей город, кстати сказать, вовсе не в Тарабоне, стражник. Вы бы не слушали всякую чушь, а служили Престолу Амерлин. Да озарит вас Свет! – Верин взялась за поводья, и офицер склонился в поклоне, провожая с почтением проезжавших мимо него путников.
Мост поразил воображение Эгвейн, как потрясали ее и прочие мосты Тар Валона. Каменные кружева изукрашенных узорами перил красовались столь замысловато, точно их сплела на своих пяльцах самая зоркоглазая из рукодельниц. С трудом верилось, что резьба по камню может быть исполнена кем-то столь тонко, при этом сама не разрушаясь под тяжестью собственного веса. Шагах в пятидесяти внизу, а то и ниже, несла свой неумолчный бурлящий шум река, а мост почти полмили речной ширины одолевал, летя в воздухе, единым махом и без опор перекинутый через поток Эринин, прямо в Тар Валон.
Удивительным для Эгвейн было посетившее вдруг ее чувство: мост ведет к двери родного дома. Чрезвычайно неожиданные и немного пугающие мысли! Но дом мой в Эмондовом луге! Нет, не в Эмондовом Луге, а в Тар Валоне научится она всему, чему научиться ей необходимо, дабы сохранить свою жизнь и не утратить свободу. И в Тар Валоне она узнает – должна узнать! – почему так мучительно сны тревожили ее, а иногда ей казалось, что значение их предупреждений для нее недоступно. И теперь жизнь Эгвейн стала связана с Тар Валоном ещё более прочной нитью. Уж если она и возвратится когда– нибудь в Эмондов Луг, – о, как терзало ее это "если", но Эгвейн стремилась быть честной в разговоре с собой, – да, если она возвратится в родные края, то лишь ради того, чтобы увидеть своих родителей. Нет, она уже более не имела права считать себя всего– навсего обыкновенной дочкой владельца гостиницы. И семейные узы теперь не удержат ее возле-домашнего очага, и вовсе не потому, что девушка тяготилась ими, но она уже переросла их, они стесняли ее.
Мост же был только началом. Дальним своим концом он ложился прямо под стены, окружавшие город со всех сторон, высочайшие стены, выстроенные из камня белого в серебряных искрах, стены с башнями, свысока взиравшие на гордые изгибы мостов. Сторожевые башни из камня такой же ослепительной белизны, встроенные в стены на равных расстояниях одна от другой, омывали блоки своих оснований быстрой водой Эринин. Но охваченные крепостною стеной и взметнувшиеся в небосклон ещё выше стенных башен, плыли в небесах гордые короны истинных башен Тар Валона, башни сказаний и легенд, сверкали наточенные шпили, манили в свою глубину кружевные проходы и лестничные подъемы, соединенные тут и там прорезающими воздух мостами, подвешенными в сотнях шагов над землею. Но все это великолепие было лишь началом.
Возле городских ворот, одетых в бронзу, не было никакой стражи, хотя распахнуты они оставались так широко, что двадцать всадников могли въехать в Тар Валон, выстроившись неохватной шеренгой, и сразу попасть на одну из самых широких улиц, пересекающих заостренный остров вдоль и поперек. Весна вступала ещё на самое начало своих путей, но над городом уже растекались ароматы цветов и пряностей.
От волнения у Эгвейн так перехватило дыхание, словно она видела Тар Валон первый раз в жизни. На каждой площади города, на любом из его перекрестков путники любовались игривым фонтаном или памятником, многие статуи увенчивали громадные колонны, высотой своей не уступавшие башням Тар Валона, – всему этому великолепию гости города радовались, как дети. Дома, даже
незатейливо выстроенные, казались украшенными орнаментом столь щедро, что и сами как будто бы превратились в сплошной орнамент, а их упорядоченные массивы помогали узорам располагаться с большим достоинством. Здания огромные и скромные домики, выстроенные из камня всех возможных расцветок, напоминали обликами то морскую раковину, то некое фантастическое существо, быть может живущее где-нибудь на земле или рожденное фантазией художника. Жилые дома, и гостиницы, и даже конюшни – все здания в городе, включая самые непритязательные по виду, сооружались строителями во имя красоты. Большую часть Тар Валона долгие годы возводили огир, прославленные мастера-камнетесы, сразу же после Разлома Мира, и до сих пор город поддерживал славу своих строителей-чудодеев.
По улицам города расхаживали мужчины и женщины-красавицы из разных стран мира. Темнокожие и абсолютно белолицые, и с кожей чуть ли не всех оттенков, одетые в наряды самых ярких тонов, покрытые роскошными узорами, а если и мелькало кое-где платье серовато-коричневого оттенка, то оно несло на подоле своем и рукавах всевозможные украшения и сверкающие пуговицы, а рядом праздновали день своей жизни обладатели одежд щедро распахнутых и являющих взору прохожих более открытого тела, чем было прилично, по мнению Эгвейн, но там и тут виднелись незнакомцы и незнакомки в костюмах, оставляющих обнаженными лишь глаза да кончики пальцев. Паланкины и строго прикрытые покрывалами носилки продергивали сквозь толпу паутинку своего пути, и носильщики, влекущие привычную тяжесть, семеня по мостовой мелкими шажками, покрикивали на проходящих без дела: "Эй! Дорогу! Дорогу! " То и дело пробивались сквозь людской водоворот надменно замкнутые кареты, и сидевшие на облучках кучера в ливреях восклицали:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
