Вздохнув, она взялась руководить лошадьми, везущими носилки. Мэт лежал, укрытый одеялом до самого подбородка, и дыхание вырывалось из его груди сухим хрипом. Скоро, подумала она, ты будешь Исцелен, очень скоро. А мы узнаем, куда ведет нас судьба. Эгвейн хотелось, чтобы Верин прекратила свои попытки запугать учениц. Ей удобнее было бы не знать, что нагонять на них страх Верин имеет солидные причины.
Между тем Верин провела своих подопечных вокруг Башни и остановилась перед небольшими боковыми воротами, где стояли два стражника, ибо вход был распахнут. Помедлив, Айз Седай откинула свой капюшон и, не покидая седла, наклонилась, желая потихоньку поговорить с достойным воином. Подняв на нее грозный взгляд, он сразу побелел от страха, затем стал с удивлением осматривать спутниц важной дамы. Торопливо пробормотав:
"Как прикажете, Айз Седай! " – он вприпрыжку ринулся в сторону Башни. Верин, не вслушиваясь в его бормотание, уже проезжала через ворота. Свою лошадь она вела так, словно путникам некуда было спешить.
Следом за ней продвигалась к известной Башне сопровождающая носилки Эгвейн, она поглядывала на Илэйн и Найнив, так же как и они пытаясь догадаться, какие слова прошептала Верин стражнику.
Караульное помещение располагалось рядом с воротами, в сером каменном доме, похожем на шестиконечную звезду, поставленную на бок. В дверях здания без дела толпились несколько стражников; завидев проезжавшую мимо них Верин, они прекратили болтовню и склонились перед ней в глубоком поклоне.
Двор Башни, усаженный деревьями и подстриженными кустами жимолости, разлинованный широкими дорожками, усыпанными гравием, походил на парк в имении знатного лорда. Между раскидистыми вязами виднелись здания служб, сама же Башня возвышалась над мирным пейзажем, точно древний замок.
Проложенная между вязами и дубами оранжевая дорожка, на которой усталых лошадей приняли подбежавшие к всадницам грумы в кожаных жилетках, привела женщин на конюшенный двор. По приказанию Айз Седай грумы освободили носилки с лежащим в них Мэтом и бережно поставили их на землю. Как только лошадей повели в конюшню, Верин взяла с носилок кожаный мешок и с равнодушием на лице небрежно сунула его себе под мышку. Прекратив потирать затекшую спину, Найнив посмотрела на Айз Седай недовольно:
– Вы говорили, что оказать помощь Мэту следует немедленно. Но сейчас вы, по-моему, не собираетесь… Верин взмахнула рукой, но пыталась ли она жестом утихомирить Найнив или просто поскользнулась на гравии и поддержала равновесие, Эгвейн понять не удалось.
Вскоре женщины узрели Шириам Седай, а за ней следовали три Принятые, чьи белые одежды по краю подола и на манжетах рукавов были украшены цветами всех семи Айя – от голубого цвета до красного. Сопровождали же дам двое рослых и широкоплечих мужчин, одетых скромно, как принято среди рабочих. Наставница послушниц была немного полновата, но у нее очень выделялись высокие скулы, какие можно заметить у жительниц Салдэйи. Но на самом деле неповторимой внешность ее казалась из-за огненно-рыжего цвета волнистых волос надо лбом ее и за плечами, а ещё потому, что незабываемо блистали зеленоватые раскосые глаза Айз Седай. Приезжих дама оглядывала с нарочитым спокойствием, но рот ее был упрямо сжат.
– Ты вернула наших троих беглянок, Верин. Учитывая все случившееся, я уж и не знаю, стоило ли так стараться…
– Мы не… – начала свою речь Эгвейн, но Верин оборвала ее резким возгласом:
– Помолчи-ка!
Долго и пристально всматривалась Верин в лица всех трех своих питомиц, будто ее накаленный взор мог заставить их молчать.
Эгвейн была уверена: Верин поставила перед собой задачу вполне сообразную своим силам. Прежде девушка никогда не видела свою наставницу настроенной столь свирепо. Найнив скрестила руки на груди и бубнила что-то себе под нос, однако вслух высказаться не решилась. Три Принятые, выстроившиеся за спиной Шириам, разумеется, хранили молчание, но Эгвейн казалось, будто она видит, как от напряженного внимания к каждому слову у них растягиваются уши. Удостоверившись, что убедила Эгвейн и остальных своих учениц держать язычок за зубами, Верин обернулась к Шириам и проговорила:
– Паренька лучше унести отсюда поскорей куда-нибудь подальше ото всех. Он болен, причем болен опасно. И болезнь его опасна для других не меньше, чем для него самого.
– Мне донесли, – промолвила Шириам, – что с собой вы везли носилки.
С этими словами она поручила двум мужчинам в рабочей одежде поднять носилки, одному из них сказала что-то очень негромко, и через мгновение после ее слов Мэта унесли прочь.
Желая напомнить всем и каждому, что помощь Мэту необходимо оказать как можно скорее, Эгвейн уже изготовилась к очередному своему выступлению, и только гневный взгляд Верин был в силах снова ее успокоить. Найнив подергивала свою косу с такой силой, как будто пыталась оторвать ее от головы.
– Я полагаю, – проговорила Верин, – сейчас уже всей Башне снизу и доверху известно: мы возвратились.
– А те, кто ещё не знает об этом, узнают очень скоро, – сказала Шириам. – У нас чьи-то приезды и чьи-нибудь отъезды – первейшая тема всех разговоров и сплетен. И намного важнее событий в Фалме, и куда более злободневны, чем война в Кайриэне. А вы надеялись сохранить свое появление в тайне?
– Мне необходимо увидеть Амерлин! – промолвила Верин, сжимая обеими руками кожаный мешок. – И немедленно!
– А что прикажешь нам сделать с этими тремя? Верин, нахмурясь, рассматривала Эгвейн и ее подруг.
– Этих придется окружить надежной охраной, – сказала Верин сухо. – И содержать так до тех пор, пока их не захочет видеть Амерлин. Не знаю, впрочем, захочет ли она их лицезреть. Держать их под стражей – и не иначе! Пусть поживут в старых своих комнатах, я думаю, там им будет удобнее всего. Упрятывать их в камеры нет никаких оснований. Но никому из посторонних – ни слова!
Верин ещё продолжала беседовать с Шириам, но Эгвейн уже не вслушивалась в их разговор, так как поняла: последние услышанные ею слова Верин предназначались ей и ещё двум девушкам как напоминание о необходимости молчать и хранить бдительность. Найнив сейчас, насупившись, теребила свою косу так, точно хотела ею кого-то отхлестать. Голубые глаза Илэйн распахнулись так широко, что лицо ее стало бледней, чем было обычно. О себе же самой Эгвейн не могла бы сказать, какие она испытывала чувства: гнев, страх или беспокойство. Наверное, всего понемногу, так ей казалось.
В последний раз оглядев своих молодых спутниц, Верин прижала мешок к груди и поспешила прочь, плащ ее развевался на ходу. Шириам уперлась кулаками в бока и принялась изучать Эгвейн и ещё двух девушек. Эгвейн на миг ощутила, как спала долгая напряженность. Наставница послушниц всегда поддерживала в себе состояние полного спокойствия и сохраняла весьма располагающее к ней чувство юмора даже тогда, когда ей приходилось устраивать кому-то из учениц выговор за нарушение башенных правил или отправлять на грязные работы. Заговорила она, как ни странно, без особого недоброжелательства:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
