– Ого! – вскинул он брови, едва взглянув на карточку. – Да ты у нас счастливчик!
– Ну-у-у… – затянул я, не зная, что сказать по сути.
– По мне, так лучше гиперинверсия, – сказал другой, – чем вот так, – подбородком указал он на меня, – с мозгами набекрень.
– Ничего, – ободряюще улыбнулся мне санитар с наклонностями иридодиагноста. – Такое со многими случается. Скоро придешь в себя.
Парень провел пальцем по краю карточки, и тотчас же сводившее меня с ума мерцание пейзажей прекратилось. Мы стояли у входа в высоченное, этажей в пятьдесят, здание, неловкое и кособокое, похожее на огромный комод. Рядом проходила трасса, по которой время от времени проносились похожие на жуков разноцветные машинки, настолько маленькие, что человеку, для того чтобы забраться внутрь, пришлось бы скорчиться, как зародышу. Хотя кто сказал, что это средства передвижения? Я ведь находился в будущем, а значит… Значит, мне пора возвращаться. Увидел я не так уж много и почти ничего из увиденного не понял. Но этого было достаточно для того, чтобы провести с Сергеем обстоятельную беседу.
– Ну, теперь как себя ощущаешь? – спросил один из санитаров.
– Отлично, – улыбнулся я.
Я действительно быстро пришел в норму.
– Сам до дома доберешься?
– Конечно. – Еще одна бодрая улыбка.
– Мы можем проводить.
– Не стоит… Я что-то вам должен?
Ребята в голубом непонимающе переглянулись.
– Двадцать первый век, – произнес один из них серьезно, как диагноз.
Другой так же серьезно и немного грустно склонил голову.
– Мы просто выполняем свой долг, – сказал он и протянул мне карточку.
* * *
Когда я материализовался у себя на кухне, Сергей уже не спал. Потомок нервно бегал от окна к стиральной машине, хватал то, что попадалось под руку – вилку, нож, начатый батон хлеба, – и тут же снова кидал на стол.
Ага, подумал я не без злорадства. А не фиг было мне голову морочить, мог бы и сам все рассказать! Хотя что именно означало это самое «все», я, признаться, и сам пока не понимал. Но тем не менее был уверен, что вся вина за мое несанкционированное вторжение в будущее лежит на моем не в меру скрытном потомке.
Ни слова не говоря, Сергей подбежал ко мне, схватил за руку и сорвал браслет темпорального модулятора, чуть кожу с запястья не содрал.
– Часы верни. – Я сел за стол и налил себе чашку остывшего чая.
Сергей подтолкнул ко мне лежавшие на столе часы.
Я посмотрел на циферблат – без четверти семь, скоро Ольга с работы вернется, снова гости нагрянут, – чайку отпил, посмотрел поверх края чашки на своего потомка и кинул перед ним на стол пластиковую карточку. Сергей, как таракана, прихлопнул карточку ладонью. И замер в напряженном ожидании. Понятное дело, хочет, чтобы я разговор начал. А что ж, и начну!
– Та-ак во-от, значи-ит, ка-ак… – протянул я многозначительно и не менее многозначительно умолк.
Пауза.
– Мы хотим избежать паники. – Сергей смотрел не на меня, а в стол. – К временной инверсии можно привыкнуть… Мы же живем…
– Не скажу, что очень весело, – ввернул я.
– Нормально, – дернул плечом Сергей.
– Что ж вы тогда все у нас ошиваетесь?
– А как иначе? – Сергей бросил на меня быстрый взгляд и снова уставился в стол.
– Ну, не знаю. – Я в задумчивости потер ладонью щеку. – Могли хотя бы предупредить… Можно же, наверное, как-то договориться…
Я не знал, что еще сказать. Сергей был уверен, что мне известно все. Я же почти ничего не понимал. Но хотел узнать как можно больше. По возможности все.
– Сережа, – наклонившись, я по-отечески положил ладонь на руку своего потомка, которой он все еще прижимал к столу пластиковую карточку, – давай-ка рассказывай все с самого начала. Тебе же самому после этого легче станет.
Сергей тяжело вздохнул.
Я крепче сжал руку, что должно было означать – не беспокойся, что бы ни случилось, я с тобой.
– Чаю плесни, – попросил Сергей.
Я быстренько организовал чай для двоих, после чего сел на табурет и подпер щеку ладонью, всем своим видом показывая, что готов слушать.
Сергей сделал глоток крепкого чая, аккуратно поставил чашку на блюдечко и начал рассказывать.
В начале тридцать второго века человечество столкнулось с серьезной проблемой: Солнце начало остывать, и на Земле того и гляди должен был начаться новый ледниковый период. Теоретически это должно было произойти значительно позже, но жизнь, как известно, вносит свои коррективы в любую теорию. Людям далекого будущего удалось найти выход из создавшейся ситуации. Использовав заряды некоего вещества, о существовании которого не то что в двадцать первом, но даже во вполне благополучном двадцать третьем веке людям знать не полагалось, наши потомки несколько подразогрели угасающее светило. Ну а чтобы совсем хорошо было, они переместили Землю на орбиту Венеры. Увы, после этого им уже не суждено было любоваться восходом Утренней звезды, потому что теперь Венера все время находилась по другую сторону старого, толстого Солнца.
Казалось бы, все замечательно. Но, вмешавшись в систему космической механики, к созданию которой в незапамятном прошлом люди не имели, да и не могли иметь никакого отношения, наши многомудрые потомки что-то там не так повернули. Хотя, возможно, это было чистым совпадением. Люди как были муравьями на лугу мироздания, так ими и остались, просто именно в тот самый момент, когда они решили переустроить свой муравейник, Вселенная подошла к очередному плановому этапу своего развития. Одним словом, что бы ни послужило тому причиной, а к середине тридцать третьего века в районе Солнечной системы наметился острый дефицит времени.
Не спрашивайте, как это могло произойти и что это означало на практике. Что я могу ответить, если даже мой потомок из двадцать третьего ничего толком в этом не понимал. Просто времени стало катастрофически не хватать. Ну а в соответствии с основополагающими законами физики с исчезновением времени должен был прийти конец и всей Вселенной, а следовательно, и человечеству, совсем неплохо, скажем прямо, в ней обосновавшемуся. Прикинув все «за» и «против», человечество решило, что Вселенную нужно спасать. Хотя бы для того, чтобы выжить самим. А поскольку к середине тридцать третьего века путешествие во времени стало обычным делом, время начали перекачивать из прошлого. Процесс этот получил название «ретарнинг».
– Понятия не имею, как это осуществляется на практике, – ответил на мой незаданный вопрос Сергей. – Тридцать третий век все глубже вгрызается в прошлое, в результате чего различные временные зоны наслаиваются друг на друга.
– Та самая временная инверсия? – спросил я.
– Ну да, – кивнул потомок. – Ты же был в двадцать третьем, видел, что у нас там творится. Единственная возможность стабилизировать время, – Сергей поднял за угол лежавшую на столе пластиковую карточку и показал ее мне, – вот она. Сколько битов я наберу в прошлом, столько стабилизированного времени получу дома. Таким образом и осуществляется ретарнинг времени из прошлого в будущее, по цепочке, которая становится все длиннее.
– И каждый может принять в этом участие?
– Любой, кто в состоянии отыскать своих предков в открытом для свободного доступа прошлом.
– Выходит, жируете за наш счет, – недобро скривился я. – А у нас между тем тоже временная инверсия поползла.
– А что поделаешь, – развел руками Сергей. – Все мы сейчас работаем на будущее.
– Разрушая при этом настоящее. – Я взглядом указал за окно, где на фоне соседней девятиэтажки проступал пока еще неясный контур какого-то готического собора из будущего.
– Процесс ретарнинга будет уходить все дальше в прошлое.
– Это как же? – подозрительно прищурился я. – Создадите у нас здесь перевалочную базу? Вроде той, что я видел у вас в двадцать третьем?
– Не вроде, а точно такую же, – уточнил Сергей. – И не одну, а сотни. Чтобы вы могли отправиться в прошлое.
Тут уж я, честное слово, растерялся.
– Нам-то это зачем?
– Чтобы обеспечить непрерывный процесс ретарнинга. Для вас будет открыт доступ в период с середины девятнадцатого до сорокового года двадцатого века. Глубже уйти в прошлое, используя базу в начале двадцать первого, технически невозможно, ближе – не рекомендуется, иначе можно встретить в прошлом себя самого.
– И тогда – хроноклазм? – спросил я почти с надеждой.
Мне почему-то страшно хотелось услышать какую-нибудь жуткую историю, приключившуюся с незадачливым путешественником во времени.
– Исключено, – уверенно покачал головой мой потомок. – А вот серьезное нервное расстройство после встречи с самим собой заработать можно запросто.
– Подумаешь, – непонимающе пожал плечами я. – Что тут такого?
– Обычно представление человека о себе не соответствует тому, чем он является на самом деле.
Я задумчиво постучал ложечкой по краю пустой чайной чашки. Нельзя не признать, что в словах Сергея присутствовал некий резон.
