— По-твоему, ты и не виновата ни в чём?
— В чём? — изумилась Лая. — Я помогала тебя ловить? Мешала тебе? — не дождавшись от меня ответа, Лая ответила за меня. — Нет. Промолчала? Так это ты мог сбежать, воспользовавшись шансом, что я дала, и сбежал, кстати, — Лая хмыкнула. — А мы остались втроём против двадцати, я должна была пройти любую проверку Кулаков, и я прошла, представь себе, я честно сказала им, что не предупреждала тебя ни словом, ни мыслью. Что ты как первый раз?
Я молчал, глядел на неё.
— Я, между прочим, всем расхвалила, как ты ловко сбежал, хвалила, как ты мне руку поправил, — она снова подняла руку и пошевелила пальцами. — Говорят, у тебя сейчас отбоя нет от пациентов и всё благодаря мне. Спасибо, кстати, не думала, что моя проверка, насколько ты на самом деле лекарь, обернётся такой удачей. Ты очень хорош и в этом, признаю.
Проверка, значит. А я ещё тогда изумлялся, как она так глупо подставилась под удар, что не сумела ни увернуться, ни защититься, ни Покровом закрыться. Там, может, и не было Покрова.
— Всё равно дуешься? — Лая вздохнула . — Ну, давай так, — через миг она склонила передо мной голову, сгибаясь в поклоне, с хлопком вбила кулак в ладонь. — Прости меня за то, что я не предупредила тебя в тот день о своей хитрости.
Я мстительно уточнил:
— Это ты про день, когда хитрила с раной?
Она, уже начавшая выпрямляться, замерла, ожгла меня взглядом:
— Нет. За день встречи с Кулаками.
— Прощаю, — великодушно кивнул я.
Лая, наконец, выпрямилась, расцвела в улыбке:
— Ну вот и отлично. Давай ко мне четвёртым? С твоим сочетанием силы и лечения…
— Нет.
Лая закатила глаза:
— Тебе сколько лет, Орзуф?
— А тебе сколько лет, Лая, — мстительно начал я, — что ты думаешь, будто так легко забыть твоё — берите его? Может, для тебя это и в порядке вещей, Бессердечная Сука, но быть среди тех, кого ты отдаёшь, не самое приятное дело.
Лая закаменела, побледневшими губами выдавила из себя:
— Ах ты ублюдок. Я к тебе по-хорошему, а ты вот так?
Ответа она от меня не ждала. Резко отвернулась и быстрым шагом двинула прочь к своим людям.
Я же услышал насмешливую мысль Агиша:
— Ну вот, а ты боялся. Я его породу сразу понял — из чистюль, никогда он не будет с Лаей, не ссы.
Услышал и ответ Мирака:
— Ты у меня договоришься, я точно тебе нос сломаю.
— Нашёл чем пугать — не впервой.
Дальше я слушать не стал, закрылся от них, мне и того, что услышал от Лаи — хватило.
Да, она в чём-то права. Возможно, проживи я сорок лет в Штормовом, я бы понял её поступки, присоединился к ней, но я ведь и правда юнец, я и правда дуюсь на неё. Но и она права. В той схватке мы не смогли бы победить, а если бы и победили, то что дальше? Сражаться со всем союзом Кулаков? Бежать? Умолять Ян о защите, надеясь на милость?
Она поступила правильно, она по-другому не могла, она молодец, пусть и дальше бродит по Полю Битвы.
Пойти к ней? Ни за что.
И дело даже не в моей обиде. Толку мне и дальше изображать из себя слабого Предводителя без особых талантов? Ну, пусть даже среднего по силе Предводителя, который достаточно талантлив, чтобы освоить и путь сражения, и лечебные техники?
Нет уж. Я выхожу сегодня на Поле Битвы один ещё и потому, что у меня на него огромные планы, а не только отдохнуть от бубнежа седого. Добыть всего побольше и подороже. Проверить в настоящем деле всё то, что я тренировал в жетоне. А ещё проверить то, что накопал в библиотеке города и в библиотеке Ян.
Несправедливо? Возможно. Будем считать, что я, вернув подвижность пальцев, теперь в расчёте с ней, отплатил за свой жестокий и несправедливый упрёк.
Тройка Лаи ушла следующей после Сестёр. Я выждал ещё немного, давая им время убраться подальше от города, чтобы мы точно не столкнулись и только когда в ворота ушёл уже с пяток других мелких отрядов вольных, двинул на выход сам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Бросил стражнику:
— Орзуф. Вольный. Предводитель. Выход за себя и за алхимика Пиатрия. Назначенное место есть.
Больше мне говорить ничего не нужно. Других Предводителей по имени Орзуф и Пиатрий в городе Ян нет.
Однако стражник, вместо того, чтобы записать моё имя и махнуть на меня рукой, вдруг оживился:
— О! Орзуф! Старший, вот он, появился! Старший!
На этот возглас из ворот левой привратной башни выглянул Хурт и молча махнул мне рукой.
Я чуть прищурился, позволяя своему таланту показать мне всё, что он может.
Над стражником, что так и стоял слева, глазел то на меня, то на Хурта, проявились десятки погасших печатей, потянулись над его головой вверх, словно облако или дым. Ярче засветились печати идущих в башнях и на стенах.
Нет, никого лишнего, никого невидимого, никого подозрительного, и я неспешно двинул к Хурту.
Он принял меня с улыбкой:
— Как ты вовремя решил выйти, Орзуф, а то я уж думал, что придётся тебя до обеда ждать.
Я, в общем, кое-что для себя уже понял, но всё же напоказ удивился:
— Ждать? Да я и сам ещё вчера не знал, что выйду на Поле Битвы.
— Да? — удивился Хурт, но тут же махнул рукой. — Неважно. На, держи, старший Нулар просил вручить тебе.
С этими словами Хурт выложил на стол из кисета броню для тела. Кожа, сталь, заклёпки. Выглядела она очень тонкой и явно предназначалась для того, чтобы носить её под халатом, скрытно. Даже плечи не закрывала.
Хурт поторопил меня:
— Ну, чего замер? Давай, надевай. Видно, у старшего Нулара на тебя очень большие планы, раз он так заботится о твоей жизни.
Ну да, ну да. Я про себя недоверчиво хмыкнул.
С этим Нуларом вроде только договоришься, как он пропадает с концами. Дурная и странная у него привычка.
Это выходит, передо мной лежит тот самый артефакт, что назначен мне в плату за новое дело?
Только почему вручает её Хурт и здесь?
Я шагнул к столу, словно невзначай уточнил:
— И давно ждёшь?
Тот помедлил, затем буркнул:
— Ты, конечно, теперь на особом счету у старшего Нулара, но всё же побольше почтительности. Ты простой вольный, несмотря на свою силу, а я один из семьи Ян.
Я чуть поднял брови и повторил вопрос по-другому:
— И давно ждёте, уважаемый младший из семьи Ян?
Хурт помрачнел ещё сильней, но ответил:
— Не успел вчера спать лечь, как старший Нулар поручил мне это дело.
Ну хотя бы одной тайной меньше. Стоило мне сообщить Пиатрию о своих планах уйти, как Нулар тут же засуетился, приволок Хурту эту броню, поручил передать мне.
Но вопросы всё равно остались. Почему снова не сам? Почему ни слова о деле? Кто мне о нём расскажет? Хурт? Почему так важно, чтобы Нулар внешне не был в этом и близко замешан?
Размышления не помешали мне ухватить броню, взвесить её на руках, скользнуть ладонью по коже и убрать в кисет.
Хурт тут же ожил, возмутился:
— Эй, что это делаешь? А ну, надел!
Теперь уже я наклонил голову к плечу и недоумённо спросил:
— Зачем? Мне она сейчас ни к чему.
— К тому, что у меня приказ от старшего Нулара, я должен быть уверен, что она подошла тебе и что использовать её будешь только ты. Хватает умников, что перепродают награды семьи.
— Разве награды не становятся собственностью награждённого? Какое дело, как мы…
— Не умничай, — оборвал меня Хурт. — Награда награде рознь. Давай, надевай, привязывай её к себе, слушай, что нужно сделать и вали. Нет — значит, никакого задания, никакого выхода тебе, у меня на этот счёт строгий приказ.
Я кивнул:
— Вон оно как.
Сам же в это время лихорадочно думал. С некоторых пор я очень подозрительно отношусь ко всем вещам, что нужно на себя надевать. Вроде и времени с тех пор минуло немало, но почему-то повторять старую глупость, когда я, вроде как, надеялся на свой талант, а в результате оказался долговым слугой — не хочется. Даже не знаю почему.