— Это ты верно говоришь. Подстроить пожар слишком обыденно. Спектакль с множественным убийством поинтереснее.
Как только бритоголовые молодчики ушли, я убрала со своего рта ладонь Макса и прошептала:
— Я чуть было не задохнулась.
— Не выдумывай. Я боялся, что ты закричишь.
— Я соображаю, когда можно кричать, а когда нет.
— Иногда ты вообще ничего не соображаешь.
Я понимала, что сейчас лучше не спорить и промолчать.
А дальше случилось то, к чему мы совершенно не были готовы. Я почувствовала запах гари и посмотрела на Макса.
— Что это?
— Дым…
— Я понимаю, а откуда он взялся?
— Если не ошибаюсь, нас все же подожгли…
— Как это?! Но ведь они говорили, что картинка с пожаром слишком обыденна! Что спектакль с семью убийствами намного интереснее…
— Значит, они передумали…
— Как это передумали?! Разве такие здоровые мужики могут что-либо передумать за несколько секунд?! Это же несерьезно!!!
— Серьезнее не бывает.
Я почувствовала, что у меня начали слезиться глаза, я закашлялась. Макс вытолкнул меня из-под кровати и подбежал к окну. Я лежала на полу, закрыла лицо руками.
— Нам нужно на воздух, — жалобно застонала я.
— Продержись еще минутку.
— Какую, к черту, минутку?!
— Они сейчас уедут. Уже подошли к машине.
Я села и, не отрывая рук от лица, замотала головой.
— Пока они будут собираться, мы сгорим заживо. У нас нет выхода. Нужно бежать отсюда, к чертовой матери.
— Нас сразу расстреляют. Анечка, милая, ну потерпи еще капельку. Я, конечно, понимаю, что нет разницы, какую именно выбрать смерть — сгореть заживо или быть расстрелянными, но, по-моему, лучше всего остаться живыми. Они сейчас отъедут.
Раздался треск. Пламя ворвалось в нашу комнату.
— Анька, они отъехали! — закричал Макс и бросился ко мне.
— Уже поздно…
Я с трудом выговаривала слова, потому что в горле страшно першило. Головокружение и неимоверная слабость заставили меня вспомнить о том состоянии между жизнью и смертью, в котором я находилась совсем недавно. Макс поднял меня и хотел было подтолкнуть к выходу, но чудовищное пламя преградило нам дорогу.
— Макс, мы горим!!! — закричала я, стряхивая с себя язычки пламени.
Подбежав к горящей раме, Макс с грохотом выбил стекло, схватил меня и выбросил наружу. Я упала на сломанную ногу и заорала так, что сорвала голос. Ругаясь от боли отборным матом, я откатилась подальше от дома.
— Больно! Господи, как больно!
Увидев рядом с собой Макса, сдирающего с себя горящую простыню, я потеряла сознание…
Глава 19
Когда я очнулась, то увидела, что лежу неподалеку от догорающего дома совершенно голая, на коленях у Макса. С трудом разлепив обгорелые ресницы, я постаралась выдавить из себя улыбку и глухо произнесла:
— Привет.
— Привет.
— Макс, мы живы?
— Если ты еще говоришь, значит, мы живы.
С трудом приподнявшись, я села рядом с Максом и обреченным взглядом посмотрела на все, что осталось от дома.
— Хороший был дом. Гостеприимный.
— Это точно. Такой гостеприимный дом можно было увидеть только в глухом лесу за черт-те знает сколько километров от Москвы.
— Даже страшно подумать, что в этом доме семь трупов.
Макс гладил меня по голове и напряженно думал, посматривая на машину со спущенными колесами. Я уловила его взгляд:
— Макс, мало того что они сожгли дом, так еще и колеса прокололи. Опять мы остались и без пищи, и без колес.
— Главное, что мы живы.
Я истерично засмеялась и покрутила пальцем у виска.
— Макс, твой оптимизм меня настораживает. На черта нужна такая жизнь — без надежды на спасение. Ты предлагаешь лечь на землю, обняться и медленно сдыхать?! Лучше бы мы сгорели в этом доме! Лучше бы мы сгорели!
Я почувствовала, что просто не могу справиться с истерикой, и, перевернувшись на живот, стала стучать кулаками по земле. Макс хорошенько меня встряхнул, перевернул обратно на спину и попытался успокоить.
— Прекрати. Прекрати, пожалуйста. Самое страшное уже позади. Теперь нам просто грех умирать. Мы прошли слишком много испытаний, и жизнь подарила нам еще один шанс.
— На хрен мне нужны эти испытания и на хрен мне нужен такой шанс! Я хочу умереть! Я просто устала так жить! Ты хоть понимаешь, о чем я говорю?! Я устала так жить! Я устала!
— Я все понимаю…
После долгой паузы я села рядом с Максом, положила голову ему на плечо, посмотрела на догорающий дом и прошептала:
— Прости.
— Ничего страшного, я уже привык.
Я посмотрела на него и только тут заметила, что он тоже голый.
— Знаешь, а ведь раньше у нас были какие-то преимущества.
— Какие?
— У нас была одежда, а теперь ее нет. Сидим, как два Робинзона…
— Да тут особо и стесняться-то некого.
— Это точно.
— Не переживай, у нас тоже есть преимущества.
В голосе Макса прозвучала уверенность.
— И какие у нас преимущества?
— Целых три машины.
— Три машины…
— Три машины.
— А ты, наверно, забыл, что у всех этих машин спущены колеса?
— Не позабыл.
Макс встал и направился к машинам. Я смотрела на него и любовалась его красивым телом.
Молодой мужчина потрясающего сложения без единого намека на одежду на фоне страшного пепелища… Если бы я была художником, у меня бы получилась неплохая картина. Заглянув в первую машину, Макс заметно оживился и стал что-то насвистывать себе под нос. Достав домкрат и запаску, он с торжеством посмотрел в мою сторону и демонстративно ударил кулаком по колесу.
— Ты рада?
— Чему?
— Ну хотя бы этому колесу.
— Я счастлива. Даже если во всех трех машинах есть по одной запаске, на трех колесах мы все равно далеко не уедем.
— Неужели все звезды такие пессимистки?
— Не знаю, как там другие звезды, но, по правде говоря, я сомневаюсь, что они когда-нибудь были в подобных ситуациях. Кстати, моя известность спасла нам жизнь. — Я постаралась доказать Максу свою значимость, хотя и знала, что это, по большому счету, очень глупо.
— Что-то я не заметил. Каким же образом?
— Эти семеро покойных узнали меня у берега реки и поспешили нам помочь.
Макс рассмеялся.
— Не вижу ничего смешного, — сказала я обиженным голосом.
— Ты смотрела на себя в зеркало?
— И что?
— Да тебя сейчас в жизни никто не узнает. Ты похожа на жуткое страшилище.
— Спасибо. Ты необычайно щедр на комплименты.
— Пожалуйста. Только ты сейчас про свою известность забудь. Она на фиг никому не нужна.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
