дня размеренной и неголодной жизни Николай чувствовал себя вполне окрепшим и способным переносить тяготы армейской жизни. Но вердикт врача прозвучал непреклонно: не годен.
— Эх, доктор, — беззлобно, с прежней измотанной интонацией посетовал Корецкий, — вечно вы подводите меня со своей добротой. Три дня на него паёк переводили. Ладно, ступайте, Бродов.
Раннее утро выдалось необыкновенно хорошее. Светлое небо; сонное весеннее солнце ещё не вылезло из-под розового одеяла рассветных облаков; дымы стояли вертикально. Слегка подморозило, воздух был чистый, свежий. И голые ветви с запоздавшими, лениво просыпавшимися почками, и стены домов, и мостовые подёрнуло инеем. Блестели трамвайные линии. По бульвару летела жемчужная дымка. Шаги редких прохожих, крики чудом уцелевших петухов звонко разносились в тишине. В такие минуты московские улицы казались чистыми и особенно уютными, как дом, в котором хозяйка только что сделала большую уборку, выстирав и белые кроватные покрывала с мережкой, и тюлевые занавески, и кружевные салфетки.
Николай шагал легко, с удовольствием вдыхал холодный, сладкий, как в деревне, воздух. В голове — ни единой мысли, так как всё уже обдумано и решено. В котомке — приятная тяжесть сэкономленного пайка.
Таня, быстро открывшая дверь, даже забыла поцеловать мужа: молча, тревожно ждала, что он скажет.
Что ж тянуть? Николай с порога и объявил:
— Не взяли. Не пропустила медицина.
— Слава богу! — внезапно выдохнула жена и бросилась ему на шею.
— Ну, что ты! — весело воскликнул Бродов, принимая её в объятия. — Нам же есть нечего!
— Это ничего, Колюшка, не страшно.
Она так жарко прижалась! Он не стал упускать момента. Но и голову не потерял: разделся, незаметно укрыв в складках пальто мешочек с провизией.
Танюша сегодня была раскованнее обычного. Страсть ей всегда заменяли понимание и нежность. Нынешним утром нежность била через край. Это подзадоривало…
В нетопленной комнате долго не понежишься под одеялом — хоть бы и вдвоём, хоть бы и после жаркой встречи.
Едва одевшись, Николай поспешил выложить на стол свою добычу. Куски хлеба тут были, морковь, несколько варёных картофелин и яиц, соль. Жена ахнула, и он улыбнулся, довольный произведённым впечатлением.
После недолгих препирательств удалось убедить Таню, что он не хочет завтракать, потому что накормлен и сыт. Она обязана что-нибудь съесть, а он только попьёт чаю.
Если экономить и грамотно распределить продукты, накопленного богатства им двоим должно было хватить дня на три. За эти три дня следовало найти постоянный заработок.
Так бывает, когда примешь верное решение: все события начинают благоприятствовать, удача плывёт в руки. В архиве впервые за полгода выдали паёк. Не за все полгода, конечно, а только за последний месяц: по три фунта муки и крупы, кулёчек соли и даже немного сбоя. На следующий день пришла подвода с дровами, и каждому сотруднику досталось по несколько поленьев. Впрочем, с этим запоздали: май был на носу, и солнце хорошенько грело. Ещё Танина швейная артель получила крупный заказ от Красной армии. По этому случаю выдали небольшой аванс. Ворох обесцененных денег, но всё же — есть с чем сходить на рынок.
Вечером Николай собрался поговорить с женой. Правда, он не представлял, как это делается. Важные решения, касающиеся обоих, они принимали вместе. Какое жильё снять, купить ли большой, громоздкий буфет или маленький, а вдобавок стол. Решение стать красноармейцем он принял один, спонтанно, с отчаяния и сообщил об этом в дверях. Теперь же торопиться не приходилось, время было. Но советоваться с женой не требовалось. Требовалось только поделиться с ней и разъяснить, если сразу не поймёт.
Он сел к столу, навалившись локтями, как, бывало, садился отец, чтобы сказать:
— Завтра, буде распогодиться, перекрываю крышу. Придёть Фёдор помогать, Ермолка. Вари на всех… — Но сказал без отцовской суровости, а по-дружески: — Надо вступать в партию большевиков. В сущности, ведь это наша партия — рабочих и крестьян, народа.
* * *
Осваивать новое дело всегда интересно и полезно. Так считал Николай. Конечно, при условии, что дело это требует от тебя новых знаний, заставляет учиться. Никогда ему не пришло бы в голову, что будет заниматься вопросами продовольственного снабжения большого города. А привелось. И не просто решать вопросы снабжения, а контролировать тех, кто их решает.
Николая приняли в РКП(б) беспрепятственно: идеальное происхождение, чистая биография на фоне очередного обострения борьбы с белыми и интервентами сделали своё дело. Вскоре пришлось распрощаться с архивом, поскольку в жизнь Николая вошло новое понятие — «партийная дисциплина». Образование хоть немного посущественнее земской школы в сочетании с членством в партии большевиков было очень востребовано на советской службе. Партия направила образованного большевика на фронт продснабжения. Точнее, ему была поставлена тыловая задача — контролировать приём и распределение продуктов, которые кто-то где-то добыл и сумел довезти в целости-сохранности до столицы.
Теперь Бродов трудился в Организационном управлении Наркомата продовольствия. Его группа направляла и контролировала деятельность местных московских органов продснабжения, готовила информацию для учёта и распределения. Кое-кто просто не справляется: не умеет считать, прогнозировать ситуацию. Тех надо поправить. А кое-кто хочет присвоить народное. Надо вовремя выявить и пресечь. Пришлось осваивать вопросы доставки, хранения и распределения, а также статистику, учёт, бухгалтерию даже.
На новом месте почти не задерживали продпаёк, выдавали исправно. Так же регулярно снабжали предметами первой необходимости.
Поначалу Николай засиживался на службе до ночи, а то и за полночь. Ещё ведь партсобрания проводились довольно часто. От них не полагалось отлынивать, даже если дел невпроворот.
Из деревни, от родных шли тревожные известия. Поначалу в деревне спасались от голода те, кто мог уехать из городов. Теперь голод грозил самой деревне. В двадцатом почти всё, что выращивали своими руками, попало под продразвёрстку. Сестра подалась с дочкой в Касимов. Брат работал на земле, но не особо надеялся, что плоды трудов удастся сохранить. Плотницкий заработок считал надёжнее, а в город не торопился: жалел налаженного хозяйства.
Верный ли способ избран, чтобы накормить голодающие города? Вряд ли. Но раз уж в Москву везут то, что силой отобрано у крестьян, то нужно использовать всё это по уму, не позволить ни сгноить по глупости, ни растащить.
Новую перемену жизни Николай заметил, только когда у него внезапно опять появилось свободное время. Но прежде кончилась война.
Ставшая уже привычным фоном жизни война вдруг оказалась конченой. Оставались недобитые банды, где-то в Туркестане орудовали басмачи, но интервенция сошла на нет, и белые армии рассеялись, прекратив сопротивление. Дебелая, тяжеловесная Российская империя изрядно похудела, постройнела: ни Польши, ни Финляндии, ни Закарпатья, да много ещё российских земель теперь недосчитаться. Дымясь и отряхиваясь
