Это было около пятнадцати лет назад. Но мне кажется, что она все-таки когда-нибудь мне позвонит. А вам не кажется?
А вот другой случай.
В 2004 году я прилетел во Флориду, в теннисную академию Крис Эверт, на благотворительное мероприятие под названием Chris Evert / Bank of America Pro-Celebrity Tennis Classic. Здесь был представлен весь справочник «Кто есть кто в Голливуде». Меня больше всего интересовал актер Чеви Чейз.
Чеви долгое время был моим кумиром. На самом деле это его игра в фильме «Флетч» навсегда изменила мою жизнь. Однажды прохладным вечером в Лос-Анджелесе мы с моим лучшим другом Мэттом Ондре попали на предварительный просмотр фильма «Флетч» и в какой-то момент начали в буквальном смысле слова кататься в проходе от смеха. У Чеви в этом фильме было, наверное, триста шуток, и каждую он исполнил идеально. Потом мы с Мэттом сидели на остановке автобуса, который должен был отвезти нас домой. И я отчетливо помню, как повернулся к нему и очень серьезно сказал: «Мэтт, я буду так говорить до конца своей жизни». Так я и поступаю. И это делает следующую историю, которую я хочу рассказать, особенно болезненной как для Чеви, так и для меня.
Но для Чеви она, наверное, все-таки более болезненная.
Так или иначе, началось все с того, что на благотворительном балу накануне теннисного турнира Чеви подошел ко мне и сказал: «Я просто хочу, чтобы вы знали, что я ваш большой фанат». Я не мог в это поверить.
Я сказал: «Боже мой, да все, что я делаю, я краду у вас», — и мы продолжили этот довольно милый разговор, полный взаимных комплиментов.
На следующий день пришло время играть в теннис.
По общему признанию, к этому времени мои навыки теннисиста, как говорится, проржавели. Я не играл уже много лет, и потому подборы давались мне с большим трудом. Зато у меня была невероятно сильная подача — на самом деле на этом турнире были регистраторы скорости полета мяча, и они показали, что мои мячи летели со скоростью до 178 км/ч. Но была одна проблема — я не очень хорошо представлял себе, куда именно они полетят. Но то, что хорошо смотрится на обычном корте, не всегда нужно демонстрировать перед двумя тысячами зрителей. А ведь здесь присутствовал даже бывший президент Джордж Буш-старший…
Начинается игра в парном разряде. Я подаю первым. Мой партнер стоит рядом со мной. На другой стороне корта находится Чеви, его партнер стоит на линии подачи чуть позади его. Я подбрасываю мяч, завожу ракетку за спину, изо всех сил бью по мячу — и с ужасом наблюдаю, как вместо того, чтобы лететь через корт к партнеру Чеви, мяч летит прямо на Чеви Чейза. Тот стоит на линии подачи, ровно в 18 метрах от того места, где я ударил по мячу. По удивительному совпадению, это расстояние в точности равно расстоянию между горкой и домашней базой в бейсболе. Поэтому я могу с уверенностью сказать вам, что если мяч после удара летит со скоростью примерно 160 км/ч., то есть 45 метров в секунду, то у мистера Чейза оставалось примерно 0,412 секунды, чтобы убраться с траектории полета мяча.
Но мистер Чейз с траектории не ушел.
Говоря точнее, у него даже яйца не дрогнули. Таким образом, я только что изобразил что-то вроде мощной профессиональной подачи, в результате которой мяч попал прямо ему по… Ну, вы понимаете, что я имею в виду…
А вот что произошло дальше: Чеви сделал очень смешную гримасу — точно такую же, как в фильме «Флетч», когда врач осматривает его простату, — а затем упал на землю (напоминаю, что все это происходило на глазах двух тысяч зрителей).
Мероприятие сразу же свернули, четыре медика выбежали на площадку, привязали его к каталке и доставили в ближайшую больницу.
Если я буду так поступать и с другими героями моего детства, то Майклу Китону и Стиву Мартину лучше держаться от меня подальше.
На этом я завершаю раздел этой книги, посвященный насилию.
10
Одна Большая и Ужасная Вещь
Представьте себе: вам нужно вернуться на съемочную площадку, где вы несколько недель назад едва ли не в буквальном смысле нагадили в кровать. При этом некоторое время вы находились вне реальности, произнося невнятные речи и принимая неверные решения. А теперь вы находитесь в Нью-Йорке, и хотя у вас не один, а целых два трезвых компаньона, вы сами звоните в отель и голосом, который дрожит от токсинов, говорите: «Пожалуйста, поставьте в ванную комнату моего номера бутылку водки… Да, в ванную комнату. Спрячьте ее там где-нибудь».
А потом, когда этот день подходит к концу, вы возвращаетесь в этот чертов гостиничный номер, выпиваете бутылку водки и наконец снова чувствуете себя хорошо — часа три. А на следующий день приходится все это проворачивать заново. Когда вы с кем-нибудь разговариваете, то дрожите, но делаете вид, что у вас нет серьезных проблем. А потом все тем же дрожащим голосом вы звоните в отель и говорите, чтобы они снова провернули эту схему… Ну да, с бутылкой водки в ванной.
Наверное, это всегда будет трудно понять «нормальному человеку» — так мы, зависимые, называем всех вас, везучих неалкоголиков. Попробую объяснить. Если ты выпьешь целую бутылку водки, то на следующий день тебе будет очень плохо. Несколько рюмок с утра, конечно, помогают, но я в то время играл главную роль в большом художественном фильме, который снимали в студийных павильонах, поэтому по утрам пить не мог. Тебя тошнит, ты дрожишь, тебе кажется, что все твои внутренности пытаются поодиночке вырваться из твоего тела. И так весь день — весь 14-часовой рабочий день.
Единственный способ исправить твое болезненное состояние — это выпить столько же или немного больше на следующий вечер. «Не легче ли просто не пить?» — говорят трезвенники. Но мы, алкоголики, чувствуем, что если не выпьем, то в буквальном смысле сойдем с ума, не говоря уже о том, что алкоголику будет становиться все хуже и хуже, да и выглядеть он будет хуже, если не опустошит бутылку.
— А как же фильм?
Это неважно — я должен выпить.
— А как насчет того, чтобы сделать перерыв на одну ночь?
Это невозможно.
Еще вопросы есть?
Итак, я находился в Далласе и сидел на метадоне, литре водки в день, кокаине и ксанаксе… Каждый день я приходил на съемочную площадку, терял там сознание, сидя в кресле, приходил в себя, чтобы отыграть сцену, спотыкался, пытаясь встать, а затем в течение двух минут просто орал что-то в камеру и возвращался к своему креслу для дальнейшего сна.
В этот период своей жизни я был одним из самых известных людей в мире — фактически, меня сжигало раскаленное добела пламя славы. Поэтому никто не осмеливался мне сказать ни слова о моем ужасающем поведении. Киношники хотели, чтобы фильм был снят, чтобы мое имя напечатали на афише и чтобы они заработали свои 60 миллионов долларов. А «Друзья»? Да с «Друзьями» было еще хуже. Никто не хотел связываться с этой машиной для производства денег.
В какой-то момент во время съемок фильма «Мошенники» мне стало казаться, что мне может как-то помочь валиум. Для того чтобы лично проследить за приемом валиума, в мой двухэтажный гостиничный номер прибыл доктор. Накануне его приезда я выпил большую бутыль водки — ну, ту, что с ручкой. Осматривая номер, доктор заметил бутылку и нервно спросил:
— Вы что, все это выпили?
— Да, — сказал я. — А можно мне принимать валиум не каждые шесть часов, а каждые четыре часа?
При этих словах он развернулся и побежал на максимальной скорости вниз по винтовой лестнице к двери — видимо, для того, чтобы его точно не было в номере, если Мэттью Перри вдруг умрет.
Но после того как Джэми Тарсес сказала мне, что я исчезаю, я не исчез, а ушел в рехаб и в конце концов вернулся, чтобы закончить фильм.
Вот так я выглядел во время съемок «Мошенников». Я был в ужасном состоянии. Я чувствовал себя во всем виноватым, извинился перед всеми и, как мне хотелось бы думать, на отлично отработал последние тринадцать съемочных дней. Все изо всех сил старались быть ко мне добрыми, но постоянно злились; режиссер злился, потому что я испортил ему фильм; моя партнерша Элизабет Херли была в ярости, потому что из-за меня она не снялась в другом фильме, и т. п.
