Не успев докричать, я его узнала. Лицо убитого чародея от удара треснуло, как яичная скорлупа. В трещину выбилась каштановая прядь. Не веря в свое счастье, я опустилась на колени, и принялась очищать витькино тело. Шкура мертвеца отколупывалась кусками, открывались знакомые грудь, лицо, руки…
Освободив мужа, я осторожно погладила его по щеке. По холодной, как бетон, щеке. Никакого дыхания. Никакого пульса. Ничего. Обняла, прижалась, и вдруг… Там, внутри несомненно мертвого тела, что-то чуть заметно вздрогнуло. Скуля от страха, что это не повториться, я судорожно ощупывала Витьку, искала, где еще теплится слабенькое воспоминание о жизни. Нашла, осторожно поцеловала, и торопливо сдернула с себя одежду. Стянуть одежду с Вити оказалось сложнее, она как примерзла, но я справилась. С матом, шипением, сломанными ногтями, но справилась. Легла, обхватила ногами. Длинно поцеловала, и приняла в себя его член. Витька чувствовал меня, он хотел меня. Хотел оттуда, где заблудилась его душа, из такой дали, что в здравом уме невозможно и представить. Твердый, как кусок арматуры, член заполнял мое влагалище по-суперменски грубо, это было приятно. Но… губы не отвечали моим поцелуям. Он не обнимал. Его тело согрелось, 36 и 6 уже было, но… Я ощущала, как из меня вытекает жизнь. С каждым движением бедер я, будто детская игрушка-брызгалка, вбрасывала в Виктора струйку жизненной энергии. А внутри моего любимого царила злая тьма. Мои наивные струйки тепла исчезали во мраке сразу и бесследно. Я таяла. Физически исчезала, делалась рыхлой, и распадалась. Затылок, спина и ягодицы, мерзли и утрачивали чувствительность. Но я двигала и двигала бедрами, двигала, как заведенная.
Скрипнула дверь.
— Люба! — вскрикнула Варька.
— Стоять. Не трогай ее. — этот голос я узнала бы среди миллионов других. У Железной Палки, и нашей покойной Бабки Патрисии, он был общий, один на двоих. Патрисия посвящала меня в ведьмы… Я еще думала — счастливой стану, да не вышло…
— Она же погибает! — варькин голос дрожал от ярости. Я уверена, что Железная Палка придерживала мою подружку колдовскими чарами, иначе Варенька уже разнесла бы эту обитель скорби вдребезги и пополам. — Вы что, не видите? Она отдает демону жизненную силу! Любка, слезай с него, сейчас же!
— А мне кажется… — пробормотала старуха. — …что она занимается любовью. И не с кем попало, а с любимым. Пойдем, Варь, не будем мешать.
— Она умирает! У нее иней на спине! Сделайте что-нибудь!
— Каждая капля ее тепла растворяет часть демонической природы Виктора. Если первым сломается демонизм — Виктор вновь станет собой. Если первой сломается Люба — она умрет, а он вернется в Фасс.
— И вы так спокойно об этом говорите?! Вам насрать, да?! — Варька орала, как на базаре. — Конечно, Любка даже не ведьма, чего зря беспокоиться! Я… Я тоже из ведьм уйду!!! Горите вы все синим огнем! Вы … Вы хуже, чем Суки!!! Любка! Любочка, золотая моя! Кончай это блядство, слезай с него!
— Ну ты грубиянка! — возмутилась Железная Палка. — Ох и схлопотала бы ты у меня, да уж ладно, прощаю. Ты воскресла недавно, мозг, видать, не восстановился как следует… Если Люба не вытащит Витю, она все равно умрет. От горя. Такова любовь, Варюшенька. Пошли, нельзя ее отвлекать. Пошли, не плачь. А про «уйду из ведьм» ты подумай хорошенько. Как ты без подруги-то? Мы ведь Любе колдовскую силу вернуть решили.
— Ой, правда?!
— За особые заслуги. Тебя она вытащила. То есть войну с Судьями предотвратила. Знаешь, сколько народу спасла? Таких девчат из ведьм выгонять — чистая дурость.
Дверь скрипнула снова. Я, уже совсем холодная и вялая, повторила про себя: «… колдовскую силу вернут»
В груди зашевелился теплый клубочек.
Я изогнулась, поглубже сев на витькин член. Не останавливайся, Люба! Муж открыл глаза, и шепнул:
— Любимая…
Варя Эпилог. Жаль, не шведская
Тетка оказалась таким выдающимся хамлом, что обломалась даже я. Она не уговаривалась. Пришлось колдануть. Вообще-то, ведьмам швыряться мороками среди бела дня, да еще и в центре города, строго запрещено. Железная Палка узнает — титьки оборвет и скажет: «так и было». Но рискнуть стоило, ради такого торжественного случая можно. Витьке с Любкой точно пора было пожениться. Однако, возникли сложности. После того, как нас с Витькой в ЗАГСе убила серая змея, при любом упоминании об этой конторе Любка бледнела и давилась воздухом. Сидела, белая, как статуя на кладбище, и воздух ртом хапала, будто рыба на суше. Вторично переступить порог ЗАГСа моя подружка не смогла бы даже под стволом, заряженным серебряной пулей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Поэтому я привела бабу-регистраторшу на дом. Вместе с красной папкой и новыми обручальными кольцами. И загсовская грымза расписала ребят по — простому, в теплой и непринужденной обстановочке. Они даже из-под одеяла вылезти не могли! Я тетку-то без предупреждения притащила, а они голые, как в бане, смехота, да и только! Честно говоря, я нарочно свредничала, хотелось посмотреть на их смущенные мордочки. В глубине души я Любку немножечко, самую капелюсечку, ревную. Они же, психи влюбленные, с тех пор, как Витька ожил, из постели только пописать вылезают, даже едят обнявшись!
Железная Палка велела дать им оторваться как следует, не напоминать ни о каких делах. А теперь они еще и расписались, можно сказать, медовый месяц пошел, имеют право. Чудесная семья, сердце радуется на них глядеть. Жаль немножко, что семейка не шведская, мне Любка и самой нравится. Но ничего не попишешь, не все желания должны исполняться. Или все?
