Через десять лет, учась в авиашколе, Александр Покрышкин снова услышал слово «юнкерс». На лекциях будут рассказывать о боевых качествах немецких военных самолетов. Позднее, в сорок первом, Покрышкин встретится с «юнкерсом» в небе, будет его атаковать, будет в него стрелять. Это будет потом. А осенью 1923 года Саша Покрышкин допоздна сидел со своими дружками на краю плаца, не отводя глаз, смотрел на большую птицу и мечтал о полете.
Это было началом биографии. В душе родилось увлечение сказочностью полета. Тучи в небе, детские сны, птичий грай над деревьями возбуждали мечту. Она заполонила его внимание. Ежедневно, возвращаясь из школы, мчался к аэродрому, потом уже домой. До тех пор, пока он видел там самолет, ему легко мечталось, быстро бегалось по земле, все вокруг было прекрасным.
Кто-то сказал отцу, что Саша пропускает уроки в школе и убивает много времени в беготне на аэродром.
Семья — пятеро детей, жена, старуха мать — сидела вокруг стола, не богатого едой.
— Где бродишь? — спросил отец.
Саша положил ложку. Все притихли.
— Он хочет быть летчиком, — пролепетал кто-то из малышей.
— Летчиком?! — Отец начал расстегивать ремень. Пришлось пареньку искать защиту за спиной бабушки — только она имела власть над своим сыном.
Первое наказание за смелую мечту. Может быть, вот тут и начался Покрышкин-летчик?
3
В школе все знали, что Саша Покрышкин хочет стать летчиком. И считали это обычным детским увлечением, Кто бы мог тогда представить, что пройдет время и имя летчика-сибиряка взлетит над миром и опишет огненную линию боевой славы вокруг земного шара, подобно тому, как ныне ее прочерчивают наши спутники или как когда-то прокладывали ее славными маршрутами перелетов Чкалов, Громов, Коккинаки?..
Учительница, которой паренек открыл свое тайное намерение, отнеслась к нему серьезно. Во время экскурсии в городской музей она подозвала к себе мечтателя и показала ему, какими бывают легкие у курящего и у здорового человека.
— С такими легкими, Саша, как у курящего, в летную школу тебя никогда не примут.
Он долго стоял перед экспонатами. Нет, у него такого не будет! Никогда больше не возьмет в руки папиросы... Будет ходить на лыжах, займется боксом.
Когда Саша закончил школу, его отдали под опеку родному дяде, который крыл и красил крыши. Взобравшись вслед за дядей на высокий дом, юноша первым дедом посмотрел в сторону аэродрома. На летном поле стояли длинным рядом новенькие самолеты.
«Высоты» города не сближали его с заветной мечтой. Ему надо было изучать технику, слесарное дело. Он поступает в ФЗУ на стройке первой пятилетки — заводе «Сибмаш». Отец был против: заработок молодого маляра хорошо дополнял бюджет семьи, на которую до этого приходилось трудиться только отцу, а стипендия «фабзайца» была очень маленькой.
— У меня вон сколько нахлебников! И ты еще?
«Нахлебник»? Это слово поразило Александра. Нет, он не будет в тягость отцу, пусть о нем так не думают! Утречком собрал в узел свою одежду и, напутствуемый нежными наставлениями бабушки, оставил дом отца, что над рекой Каменкой.
Ушел из дому, чтобы никогда больше сюда не возвращаться.
Жизнь, великая и загадочная, как бескрайнее недоступное небо, как нехоженый бесконечный лес, манила, обещала неведомые радости. Надо было только довериться ей.
Он шагнул в жизнь, начиная свою трудную биографию. Жил в общежитии, учился в ФЗУ, затем работал на «Сибмаше» слесарем. Но и обучение по специальности, и походы на лыжах, и занятия в кружке планеристов, и соревнования на тренировочном ринге — все было подчинено единой цели. Он следил за наборами в летные школы, читал об авиаторах. Друзья называли его Сашкой-инженером. Он уже преподавал слесарное дело в ФЗУ, которое сам кончал, подал несколько рационализаторских предложений. Он входил в жизнь завода. Его заработка хватало и для себя и для поддержки отцовой семьи.
Казалось, так он и останется на заводе, поглощенный его заботами.
Однажды увидел расклеенные по городу плакаты: «Молодежь — на самолеты!» Это всколыхнуло юношу. Направился в комитет комсомола. Там как будто ждали его.
— Вот путевка в авиашколу. Распишись.
Его глаза загорелись, щеки зарумянились.
Это было в мае 1932 года. Очень давно? Нет, Покрышкин помнит тот день до малых подробностей. На перроне вокзала собралась его родня, друзья. У матери на глазах слезы, ребята горят завистью. Александру одному из всех посчастливилось пройти военно-медицинскую комиссию. Он гордился тем, что сильный, здоровый, закаленный и уже знаком с летным делом. Ему не страшны никакие экзамены.
До свидания, Новосибирск!
Колеса поезда стучали по мосту через широкую Обь.
4
Он уже был в окружении людей с голубыми петлицами, ходил по аэродрому авиашколы, где гудели моторами самолеты. Уже чувствовал себя летчиком. Но обстоятельства вдруг переменились. Всех зачисленных той весной в Пермскую авиашколу по приказу свыше перевели в класс авиатехников. Увидев свою фамилию в списке принятых для учебы на техников, Покрышкин обмер. Он хорошо знал, чего хотел, к чему стремился. Его желание стать летчиком было вполне современным, истинно патриотичным.
И он начал писать рапорты начальству. Учился на авиатехника и просил перевести его в авиашколу. На некоторые рапорты ему отвечали, за другие посылали вне очереди на кухню чистить картошку.
Мечты, мечты!.. Кого они не водили по заманчивым зыбким дорогам и кого не покидали на раздорожье!.. Вот и пролетело два года учебы. Отпраздновали выпуск, и на голубые петлицы прикреплены «ключи». Вместо «крылышек». В душе радость и грусть.
Счастье было неполным...
Весной 1935 года получил назначение в полк, который стоял под Краснодаром. В день, отъезда пришло извещение о смерти отца. Дорога на Кубань пролегла через Новосибирск. Молодой техник ехал навстречу своему детству, своей юности. Он возвращался в родной дом на очень короткое время, возвращался к своим друзьям, которые провожали его учиться на летчика.
Однако в пути его занимали мысли не о своих неудачах. Глядя в окно вагона, Александр думал о тяжелой судьбе отца.
Когда-то давно, гонимые злой недолей, хлеборобы Центральной России переселялись на вольные сибирские земли. Дед Александра со своей многодетной семьей добрался на возу до реки Обь, через которую строили железнодорожный мост. Тут и нашлась ему работа подвозить камень. Остался, прижился со своими сыновьями в поселке, который только рождался. Позже поселок стал городом, а с годами — настоящей столицей Западной Сибири. Дед и отец были каменщиками, а он, старший сын, кормилец, изменил семейной традиции.
Не довелось отцу увидеть своего Сашу командиром Красной Армии, первого военного из рода Покрышкиных.
Несколько дней, проведенных среди печальной родни — матери, братьев, сестер, бабушки, — еще раз напомнили Александру о том, что отныне их глаза будут обращены к нему, что все они будут ждать от него и вестей, и помощи, будут радоваться его успехам на службе.
Край необозримых равнин, глубокого синего неба, в которое поднимаются силуэты далеких гор, встретил молодого авиатехника яркой южной весной. В полку нужны были его умелые руки, надежные знания.
Служба увлекла. Ежедневно провожал в небо самолеты. Порой, глядя им вслед, забывал обо всем, мысленно стремился в высоту. Замечал разбросанные инструменты, масляные пятна на земле и брался за свой будничный труд.
5
Мы зашли по берегу далековато. Евпатория в утреннем мареве расплывалась разноцветным пятном. На мокром песке менялись паутинки следов.
Глядя на узор, который смывала набегающая волна, я думал о том, какой след оставляет человек в человеке.
Думал, видимо, потому, что Покрышкин рассказывал как раз об этом.
— Однажды поздней осенью я получил путевку в дом отдыха. Впервые в жизни на море!.. Я люблю сибирский лес, не раз продирался на лыжах сквозь его чащи. О море же только читал... Вот и оно. Осенью оно хмурое, ежедневно штормило. Мне хотелось заплыть далеко, но не удавалось. Волны кидали лодку, но я чувствовал себя хорошо: море было в моих руках.
Возвращаясь назад, увидел на берегу возле санатория толпу. Что случилось? Вытащив лодку на сушу, заметил, что тут были и основном работники дома отдыха. Оказалось, они собрались по тревоге. Считали, что я уже достался рыбам на завтрак.
Волоку лодку к привязи. Услышал уравновешенный, спокойный голос:
— Сам ходил?
Я оглянулся и узнал лейтенанта Супруна. Он носил тогда два кубика в петлицах. Его знали все, имя летчика-испытателя было прославлено на всю страну. На груди Супруна, видимо, у одного из всех, кто отдыхал здесь, был орден.
