— И даже в ночное время вас кто-нибудь обязательно видел? — уточнил полицейский.
— Да.
— Будьте добры, напишите данные с кем отдыхали и, естественно, адрес дачи.
Под звенящую тишину Шолохов бегло настрочил список, а когда написал и отдал его полицейскому, поднялся на ноги.
— Если у вас ко мне нет больше вопросов, я ухожу.
— Конечно, я вас не задерживаю, — разглядывая бумагу, кивнул Кнутов. — Позвольте лишь уточнить. У вас тут пять имён, плюс вы, получается шесть, а сказали, что отдыхали всемером.
— С нами была ещё девушка-профессионалка, но ни я, ни мои друзья у неё паспорт не просили.
Чёрт бы побрал моё воображение. Вспомнив, что мне Беркутов рассказывал об интимных предпочтениях Дмитрия, оно такую живописную картину мне нарисовало, что съеденный завтрак попросился наружу. Я всё понимаю, кто как хочет, так и расслабляется, но шесть мужчин и одна девушка двое суток….
— Сергей Юрьевич, вы не против, если следующим будите вы? — Кнутов переключился на папу.
— Конечно. Я веду дневник. Записываю практически каждый шаг. Проблем с воспоминаниями не возникнет. Давайте, я гляну на даты.
— Да-да обязательно, но позже. Сначала ответьте, пожалуйста, а Варвара очень похожа на свою мать?
Сердце пропустило удар… Болезнь забрала у нас с отцом маму очень давно. Почему Кнутов спрашивает о ней? Причём здесь она?
— Да, они очень похожи. Можно сказать — одно лицо.
— М-м-м, понятно. Обе, значит, красавицы. Сергей Юрьевич, вас же подозревали в убийстве вашей бывшей жены?
В каком убийстве?! Почему бывшей?!
Глава 59
— Нет-нет, Евгений Анатольевич, вы что-то путаете, смерть мамы была естественной из-за болезни, — выпалила я и, переведя взгляд на отца, попросила его подтвердить. — Пап, скажи, мама же долго болела, а потом…
Отец не только не опроверг версию полицейского, он ещё и, низко склонив голову, глаза от меня спрятал.
— Папа?
— Тебе давно надо было всё рассказать, но я всё никак не решался, — вымученно произнёс отец, и меня словно кто-то невидимый со всей силы ударил под дых. Согнувшись, я выдала хриплый стон, и вместе с ним из легких вышел весь воздух.
— Варя, хочешь, я закончу это прямо сейчас? — крепко обняв, обеспокоено спросил Беркутов и рявкнул на полицейского: — Кнутов, ты совсем берега потерял?
— Да я понятия не имел, что Варвара о матери правды не знает.
— Какая разница знает или нет? При дочери у отца такое не спрашивают. Всё, мы уходим, — Никита встал и меня поднял.
— Нет, — запротестовала я и, сбросив с себя руки Беркутова, подлетела к отцу. — Расскажи, что на самом деле случилось с мамой?
— Варенька, — папа потянул ко мне руки с явным намерением обнять, но я, попятившись назад, не далась.
— Говори! — потребовала.
— Когда встретил Машу, она совсем девчонкой ещё была, а мне, как ты знаешь, перевалило за тридцать. Тем не менее, мы сразу друг в друга влюбились и уже через три месяца сыграли свадьбу. Потом ты родилась. Мы были втроём счастливы, — папа улыбнулся, но следом тяжко вздохнул. — Пока как-то после ужина твоя мама мне не сказала, что полюбила другого и уходит от нас. Варя, поверь, я всё сделал, чтобы она осталась. О своей гордости совсем не вспоминал. Как я только её не уговаривал, объяснял, что у нас семья, ребёнок, что там где-то с другим тоже начнутся будни, что не бывает в жизни каждодневного праздника. Маша плакала, извинялась, но в тот же вечер ушла. Я не запрещал ей с тобой видеться, и она не хотела терять с тобой связь, но когда она приходила… — голос папы сорвался, глаза покрылись мокрой пеленой и следом из них хлынули слёзы, — …ты её потом не отпускала. Плакала до хрипоты, цеплялась за неё, и мне приходилось тебя отдирать, а после несколько часов успокаивать.
— И ты запретил ей приходить? — выдала я результат.
— Нет, — отец, смахнув с лица слёзы, мотнул головой. — Больше не рвать твоё маленькое сердечко Маша решила сама. Но я не терял надежду, что там у неё всё закончится, она одумается, и мы вновь будем вместе, и пока решил тебе говорить, что мама приболела, и поэтому её нет рядом. А дальше как снежный ком, одна ложь тянула за собой другую.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Выходит, мама не болела? Но как так?! Я же хорошо помню, как мы с тобой навещали её в больнице? — спросила я и как наяву увидела маму в палате, её переполненный теплотой взгляд и ласковую улыбку.
— Нет, доченька, этого не было. Эти визиты к ней — лишь твоя фантазия и только.
— Как её не стало? — поникла я, поняв, что не только эти визиты, но и большая часть моих воспоминаний о маме, скорей всего, лишь вымысел.
— Через полгода мне на работу позвонил тот, ради кого Маша меня бросила, и сообщил, что она погибла. Что её убили. Они были в ресторане, поссорились, она ушла одна и не пришла ночевать, а через два дня на её тело в лесу наткнулись грибники. Эта сволочь, — отец вновь зарыдал, — даже похоронить её не захотел. Заявил, что он ей никто, а я официальный муж, значит…. А ведь она из-за него от семьи отказалась. Бросила всё…
— Папочка, — не выдержав вида плачущего родителя, бросилась к нему и, крепко-крепко обняв, начала целовать его в щёки. — Почему же ты столько лет всё это в себе держал? Ладно, когда была маленькой, но после, мы же всегда поддерживали друг друга и всем делились, и плохим, и хорошим.
— Я не мог…. просто не мог разрушить в твоей голове её идеальный образ. Ты всегда с такой нежностью вспоминала о маме, часами щебетала о ней.
С тех пор как отец потерял маму, прошли многие годы, но и сейчас он не смирился с потерей, его рана и теперь кровоточит, я это чувствую, так же, как и под натиском воспоминаний содрогается его тело, а как душа мучается — даже страшно представить. Столько лет он прожил со страданиями наедине, без возможности разделить их с близким человеком, он жертвовал собой, оберегая меня. Если бы я только могла, если бы это только было возможно, не задумываясь, до последней капли забрала бы себе его боль.
Звонкая телефонная трель и смущённое извинение Светланы за то, что не выключила звук, напомнили нам с отцом, что в комнате мы далеко не одни.
— Мы после обо всём поговорим, — отстранившись от папы, произнесла я и, показывая, что между нами всё хорошо, бережно погладила его по плечу.
— Ты как? — шепнул Беркутов, после того как я вернулась к нему на диван, а он сгрёб меня в охапку.
— Нормально, за папу только переживаю, — также тихо ответила я. — Никита, а когда очередь дойдёт до тебя, мне на голову ещё что-нибудь не свалится? Есть то, о чём ты должен был мне сказать, но не сказал?
— Нет, за это даже не беспокойся.
— Сергей Юрьевич, вы не против продолжить? — прежде чем задать вопрос было видно, Кнутов сомневался, стоит ли, но профессионализм всё же одержал верх над сочувствием к ближнему.
—А по-моему достаточно! — на всю комнату громыхнул Беркутов.
— Нет-нет, я в порядке, — заверил отец и ровным голосом ответил на предыдущий вопрос полицейского. — Меня не подозревали в гибели Маши. Для соблюдения формальностей, вызывали, опрашивали, но не более.
— Почему же?
— Хм, а я не интересовался, почему нет. Вам не кажется, что с моей стороны это было бы, как минимум не дальновидно?
После того, как Евгений Анатольевич дал папе листок с датами нападений, выяснилось, что у отца ни на один из этих дней нет стопроцентного алиби, каждый раз было так, что он на несколько часов оставался один. Я уже грешным делом чуть было не заявила, что записи ежедневника родителя лгут, и был день, когда мы с ним не разлучались, но здравый смысл и уверенность в невиновности папы вразумили и не позволили дать ложные показания.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты готов ответить на несколько моих вопросов? — Кнутов посмотрел на Артёма.
