— Привет, крохотуля… — Алекс наклоняется к ней, в голосе непривычная хрипотца, и вообще он так изменился. — О маме позаботилась, как мы договаривались?
Смеясь, он выпрямляется, и я обнимаю его, холодного и чужого. Алекс незнакомо пахнет, зарос щетиной и только когда обнимаю его, тело вспоминает знакомые ощущения.
— Беспредельщик… — шепчу я, прильнув.
Он целует холодными с мороза губами, и пьянящая эйфория возносит меня к небесам. Я с упоением глажу колючие щеки, жадные ладони на спине подсказывают, что Алексу тоже меня не хватало. Чтобы Полинка не чувствовала себя одиноко, мы берем ее на руки.
— Куколка, — ласково отвечает он и, как в старых романах, целует мне кисть с кольцом на пальце. — Наконец дома.
Я быстро накрываю на стол. Даже прислугу не окликаю, сама бегаю между гостиной и кухней, пока Беспредельщик весело болтает с Полинкой. Кормлю его поздним завтраком, с наслаждением смотрю, как ест, соскучившись по нормальной еде.
— Димка вышел, вместо него дядя Сергей сел, — хрипло говорит он. — Захаров признал вину.
У него такой голос, словно он болел. Но взгляд прежний — холодный, самоуверенный и влюбленный. Не только в меня, а вообще: в жизнь, скорость, во все самое прекрасное, что есть на земле.
— Просто признал? — я все еще жду подвоха, слишком хорошо знаю бывшего и не доверяю.
— А какой у него выбор? — Беспредельщик усмехается. — Захаров очень хотел жить, а я — вытащить брата. Мы нашли друг друга.
Я улыбаюсь.
— Это благородно. Тебе пришлось отказаться от планов…
— Ты про наследство, куколка? Надеюсь, Захаров все же не бессмертный. Сам помрет. У нас кофе есть?
— Конечно, — я иду на кухню за кофейником, на минутку задерживаюсь и плачу у окна, глядя на белый мир за стеклом и морозные узоры. Плачу от облегчения, счастья, от того, что этот мужчина стал мне родным.
Больше мы об этом не говорим. Остаток дня он посвящает нам, вывозит в город, затем мы играем во дворе с Полинкой, ужинаем, а перед сном занимаемся любовью долго и страстно. Поцелуи на шрамах были сладкими, а разлука сделала ощущения ярче. Перед сном мы делимся планами на будущее.
Утром я просыпаюсь поздно, сладко потягиваюсь. В голове тысяча дел: сварить кофе, заняться завтраком, омлет Беспредельщику, гренки Полине… Но сначала обниму мужа.
Место рядом оказывается пустым.
Я растерянно оглядываюсь и набрасываю халат. В коридоре натыкаюсь на служанку.
— Где Алекс?
— В кабинете.
Что ему там понадобилось? Дверь распахнута, я останавливаюсь на пороге. Алекс уже одет в костюм с сорочкой, но по привычке босой. Спиной ко мне он убирает фотографии с полок.
— Доброе утро, куколка.
Я вхожу в кабинет. Убрать фото с дядей — здравая идея. Вновь просматриваю семейную хронику, словно старое кино смотрю и замечаю, что на полках появилось мое фото. Свадьба с Беспредельщиком. Какой у меня был испуганный вид… Я рассматриваю кроткое лицо, на котором написана обреченность. Я боюсь первой брачной ночи и понимаю, что она неотвратима. На коленях лежит букет из белых роз и гортензий, на шее фамильный жемчуг. Я улыбаюсь, вспомнив сделку. Мы выполнили все условия. Даже сверх того — друг к другу привязались.
— Что этот снимок здесь делает?
— Ты моя семья. Где ему еще быть?
Неожиданно Беспредельщик заключает меня в объятия. Мужские ладони, которые я ощущаю через тонкий халат, делают меня мягче.
— Поцелуй меня, куколка, — требует он, словно хочет убедиться, что я действительно его семья, а не притворяюсь.
Я со смехом забрасываю руки ему на шею.
— Я к нам Димку пригласил на праздники, — говорит он после поцелуя. — Ты не против?
— Нет. Он ведь твой брат, — вспомнив традиции этой семьи, я уточняю. — Будет один?
— С невестой.
Ничего не изменилось: в дом вхожи женщины с официальным статусом. Я вспоминаю, как деверь прикрыл меня на кладбище во время взрыва.
— Буду рада их увидеть.
Полина оттаивает только к Новому году. Из глаз исчезает тревога, она привыкает к Алексу и уже не притихает, когда он появляется в поле видимости. Пару раз играла с ним, не оглядываясь на меня и не боясь, что могу исчезнуть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мы наряжаем елку. Стол готовят на пятерых. С самого утра я суечусь, проверяя готовность дома и убранство гостиной. Затем собираюсь сама. Алекс будет в черном костюме — тут никаких сюрпризов. Помедлив, выбираю черное с блестками платье. У него открытая спина, но я перестала стесняться шрамов. Алекс убедил, что это не нужно, да и нет смелых задавать при муже вопросы. Все знают, что у Беспредельщика крутой нрав. Я надеваю туфли на высоком каблуке, туго застегиваю ремешки. Для дочки выбираю розовое платье в горошек, косы украшаю белыми лентами. Белые туфельки, белые колготки — просто маленькая принцесса.
Мы спускаемся вниз. Гостиная в скромных тонах, из ярких красок только темно-зеленая ель в гирляндах. Алекс уже там. Я прижимаюсь к его плечу, обвиваю торс руками. Мне нравится просто быть рядом, чувствовать себя при муже — это дает то, чего у меня никогда не было. Чувство стабильности и безопасности. С ним хорошо рядом. Вечное ощущение праздника.
Раздается звонок в дверь.
— А вот и они.
Алекс открывает, в холл врывается холодный ветер и снежинки, которые тут же тают, оставляя капли на шахматном полу. На крыльце стоит Димка в костюме и в черном кашемировом пальто, под руку его держит симпатичная блондинка. Под распахнутой беличьей шубкой сияет облегающее платье, переливается, как новогодняя игрушка.
— Привет, Саш, — произносит Дима и почтительно кивает. — Ника.
Мы с блондинкой обмениваемся воздушными поцелуями у щеки. Полине преподносят подарки, мне букет лавандовых роз, Алексу — бутылку элитного шампанского. Мы располагаемся в гостиной и знакомимся, пока дочка открывает подарки. Блондинка представляется Настей. Мужчины отходят поговорить, мы с Настей пьем шампанское и секретничаем. Она жеманно демонстрирует кольцо — Дима сделал предложение. Теперь мы часто будем видеться на праздники…
Все здорово.
Я рада, что мы с Полиной стали частью этой семьи. Рада, что вместе. Что Алекс прошел до конца и его ни пуля, ни смерть не остановили, ничего. Мне давали понять — я ему не ровня и рядом с ним мне не место, но меня приняли. Знала наша постель и слезы, и боль. Проклятия, которые я шептала перед сном сквозь тихие горячие слезы, и просила, чтобы этот Алекс Лайфер катился к черту вместе со своим «мустангом», нашими жуткими проблемами, и не возвращался оттуда. Узнала и любовь, и надежду, слезы разлуки и радости. Жизнь редко бывает однобокой.
Думаю, и Алекс не этого ждал от нашего брака. Не тех сумасшедших чувств, в которые превратилась мимолетная страсть.
Такие чувства всегда приходят, когда их не ждешь.
Эпилог
Через месяц мы улетели отдыхать в теплые страны, а вернулись уже весной. За это время Полина привыкла к Алексу, хотя папой впервые назвала только через год.
Я водила ее к психологу. Не знала, как говорить про похищение. По сути и последствиям это оно и было. Полинка почти не знала отца — пять раз за жизнь видела и постепенно сроднилась с Алексом. Я наблюдала за ними — как они общаются, как играют. Ему тоже нужно было привыкнуть к ребенку в доме. Я видела, что его общение не тяготит. Он нашел с ней общий язык и расположил к себе. Может быть, она просто видела, что он искренне нас любит… Слишком серьезно Беспредельщик вложился в нашу семью.
Секс в гостиничном душе случился без предохранения, но ни к чему не привел. Пока он не говорил о детях. Но скоро захочет, из-за постоянного общения с ребенком задумается о своих… Несмотря на адреналиновый голод и жизнь холостяка, которую он вел прежде, в нем сильна семейная тяга. Алекс с детства впитал эти ценности. В семье волков родятся только волки, а Беспредельщик настоящий сын своего отца. Думаю, он тоже захочет двоих сыновей.
Они поделили бизнес с братом и вместе продолжили работу. После смерти отца и отстранения дяди от дел, постепенно наладили отношения, чаще встречались в родовом доме, по-прежнему ездили на могилу матери — уже с нами, женами. Как-то Дмитрий заметил, что я хорошо повлияла на Алекса. Мы отмечали мой день рождения в фамильном ресторане, он подошел и неожиданно извинился — за свои слова на свадьбе. Заметил, что Беспредельщик остепенился, стал больше времени проводить дома, а не на гулянках, перестал быть колючим по пустякам.