— Убить тебя мало, старая лярва! И с золотом твоим закопать.
— Ты мое золото не считай. Посчитай лучше мужиков, с какими трепалась. Где твои дети? Сколько душ сгубила?!
— Старая ведьма!
— Потаскуха!
— Обдирала!
— Нищенка!
— Мешок с гнилыми костями!
— Свинячья ляжка!
— Молчать! — вдруг зычно крикнул Урманов и грохнул кулаком по столу так, что обе женщины круто повернулись к нему и затихли. — Крюк помогал закапывать могилу? — обратился он к Лебедевой, но ответила старуха.
— Она заставила, потаскуха!
— Не заставляла я. Он сам, — огрызнулась Лебедева,
— Документы он посоветовал подбросить?
— Он, — Лебедева отвернулась и зашептала молитву,
— Все понятно. По одной буду вызывать. Уведите их! — крикнул Урманов.
Женщин увели. Урманов потер ладонью лоб.
— Немало преступниц видел, а с такими, заядлыми первый раз встретился, — покачал он головой. — На сегодня, пожалуй, довольно, товарищи. Убийца найден. Завтра, то-есть уже сегодня, продолжим разговор в девять. Ты приходи тоже, Миша, я вызвал Поклонова, может быть, понадобишься.
— А я все же поговорю со старушкой, — сказал, поднимаясь, Максим Петрович. — Ты не возражаешь?
— Боюсь, что сейчас из нее ничего не вытянешь.
— Думаю, наоборот.
— Желаю удачи.
Максим Петрович сидел за столом в малюсеньком кабинете Садыка, в котором кроме стола и двух стульев не было никакой мебели. Из единственного окна была видна крыша соседнего дома.
Старуха влетела в кабинет так быстро, что ее широкая юбка разошлась веером. Проворно сев на стул без приглашения, она без промедления начала говорить, продолжая поносить нищенку, Максим Петрович поднял руку и, улыбнувшись, посоветовал:
— Успокойтесь, Марфа Кондратьевна.
— Чего это ты меня величаешь? — взъерошилась старуха.
— Давайте побеседуем спокойненько.
Но старуха, разгоряченная перепалкой с Анфиской и не на шутку обиженная, не вняла просьбе, вновь затараторила торопливо и злобно:
— Нечего мне спокойно разговаривать. Я им покажу, как наводить поклеп! Натворили, а теперь виляют задом, как собака хвостом. Я не глухая. Сама она рассказала по пьянке, как Петька подбивал убить Маруську и помогал.
— Марфа Кондратьевна, об этом вы расскажете подполковнику, — перебил старуху Максим Петрович. — Я хочу с вами побеседовать по другому делу.
— По какому еще другому?
— По божескому.
— По божескому? Да я уже тридцать лет ни в бога, ни в черта не верю.
— А молитвы верующим раздаете…
— Вон что вспомнил! Было такое дело.
— А вы читали эти молитвы?
— Нужны они мне, как мертвому припарки,
— Зачем же вы их раздавали?
— Кто же от денег отказывается? Платили мне, вот я и раздавала. А верующие пусть гундосят, им все равно, какая молитва.
— Кто же вам платил и молитвы давал?
— Витька приносил, все тот же Петька.
— А они где брали? Сами печатали?
— Монашек их снабжал. Да я с ним поскандалила.
— Расскажите, из-за чего поскандалили.
— История такая. Приносит он однажды молитвы и говорит: «Дайте, Марфа Кондратьевна, кому-нибудь из верующих переписать их от руки». А платить кто будет? — спрашиваю. Он мне в руку сует полсотни. За эти деньги постараться можно. Отнесла я молитвы, покойнице теперь, Марусе, а она на другой день приходит ко мне и давай костерить: «Ты, — говорит, — старая, чего мне антисоветчину подсунула? Я еще против своей власти не собиралась воевать. Бери, — говорит, — кочергу, — старая карга, да сама на войну отправляйся». Я так и ошалела в тот раз. А потом встретила монашка проклятого, выбросила ему молитвы и все как есть выложила. Не на тех напал.
— Где живет монашек?
— Не интересовалась. Странствует, поди. Такие-все бездомные.
— С виду он длиннолицый, с рыжей бородой и рыжими бровями?
— А ты откуда его знаешь? — воззрилась старуха.
— Знаю… — сказал Максим Петрович и нажал на кнопку. — Вот и весь наш разговор, Марфа Кондратьевна.
ОБМАН
Утром, когда Михаил, поспав часа два, ушел на работу, и Костя с увлечением припаивал конденсаторы и сопротивления к специально приобретенному шасси радиоприемника — металлическому ящику с многочисленными отверстиями, — пришли Виктор и Махмуд. Виктор вел себя странно. Вяло, с неохотой он уговаривал Костю поехать с ним на рыбалку. Махмуд нехотя поддакивал. Костя отнекивался.
— Приемником потом займемся, — тянул Виктор настойчиво. — Надо же погулять. Там будем купаться, плавать. Может быть, рыбу поймаем, уху сварим.
Костя с удивлением разглядывал хмурое конопатое лицо Виктора, который редко унывал, пожалуй, только в тех случаях, когда ему было невмоготу: например, в тот день, когда Суслик потребовал деньги. Значит, и сейчас с ним что-то случилось. Костя попытался его расшевелить.
— Я смотрю, у тебя тоже нет особого желания ехать на рыбалку. Что с тобой стряслось?
— Ничего не стряслось.
— С отцом поругался, — вставил Махмуд.
Виктор мельком глянул на Махмуда и с презрением отвернулся. «Что с ним? Не агитируют ли его друзья на нехорошее дело? — размышлял Костя. — Если так, то надо ехать, помочь товарищу».
Костя согласился, но Виктор не проявил бурной радости, какой предавался всегда, когда уламывал товарища, и это еще больше насторожило Костю.
Медленно собираясь, Костя наблюдал за Виктором, рассеянно перебиравшим детали радиоприемника, разбросанные на столе. Махмуд посмотрел на него косо, на смуглом продолговатом лице его временами проскальзывала непонятная тревога.
— Где же я возьму удочку? — спросил Костя.
— У нас есть… Мы заедем, возьмем… — тянул Виктор медленно и угрюмо, словно был на похоронах.
— Там недалеко, по пути… — добавил Махмуд.
— И что ты придумал таскаться по жаре? — опять спросил Костя, садясь за стол. — Нет у меня никакого желания ехать.
— Ну, ты готов? Поворачивайся! — вдруг прикрикнул Махмуд.
Костя подскочил, сжал кулаки.
— Ты, друг, полегче на поворотах, а то возьму за шиворот и выброшу, — сказал он угрожающе. — Я тебя сюда не просил, и можешь идти своей дорогой.
— Костя, не обращай на него внимания, — взмолился, подбегая, Виктор, — он всегда брякнет такое, что ни в какие ворота не лезет.
— Пусть брякает где угодно, но не здесь, — возмущался Костя. — Мне вы не указчики, и слушаться я вас не обязан.
— Ну, ради меня…
Махмуд рассматривал на этажерке книги. Не знал Костя, что Махмуд нарочно старался его рассердить, пытался ему помочь, но ничего не мог придумать путного, чтобы не вызвать подозрения у Виктора.
«Да, надо идти, — опять подумал Костя, — с Виктором случилось какое-то несчастье, его следует выручить».
— Что я должен взять с собой? — спросил Костя.
— Возьми хлеба и колбасы, — обрадованно посоветовал Виктор. Махмуд ушел вперед. Костя с Виктором задержались, чтобы закрыть комнату на замок. Костя шепотом спросил:
— У тебя несчастье?
Виктор отрицательно покачал головой, но взгляд отвел в сторону, и Костя ему не поверил.
Молча подошли к трамвайной остановке. Только сейчас Костя заметил, что Махмуд и Виктор в одинаковых голубых финках и в парусиновых брюках. «Куда же они так вырядились? Конечно, не на рыбалку», — догадался Костя, но ничего не сказал, решив последить за ребятами и- быть настороже. Загадочность сборов на рыбную ловлю заинтересовала его не меньше, чем подавленное состояние Виктора.
Проехали пять остановок, не проронив ни слова. Подошли к остановке пригородного автобуса. Костя подмечал каждую мелочь. Когда вышли из трамвая, Махмуд косо глянул на Виктора и чуть качнул головой. Вот он небрежно сунул в руку Виктора папиросу и, когда тот попытался отказаться, что-то хмыкнул, и Виктор поспешно положил папиросу в рот.
В автобус Костя вошел вслед за Махмудом. Движения паренька были вялые, неповоротливые. Костя немного изучал приемы бокса и сейчас думал о том, что, если придется схватиться с Махмудом, то ему будет не особенно трудно. Правда, Махмуд постарше и шире в плечах. «Бьют не по годам, а по ребрам», — вспомнил поговорку Костя.
Замелькали пригородные домики, окруженные садами. Битумная дорога уже вся покрылась морщинами, и автобус изрядно трясло. В широком арыке купались голые ребятишки. Неподалеку от них медленно поворачивалось большое колесо с нацепленными по окружности консервными банками. Из банок выливалась вода в деревянный жёлоб, приподнятый над арыком метра на три. — «Чигирь», — мысленно отметил Костя.
В автобусе стало меньше людей.
— Ты когда-нибудь здесь был? — спросил Виктор.
— Нет, — ответил Костя, глядя в окно.
— Здесь весной хорошо, когда сады цветут.
— И сейчас неплохо: яблоками пахнет, дынями.
