— И сейчас неплохо: яблоками пахнет, дынями.
Из автобуса вышли на пустынной остановке. Вокруг ни одного ларька, на обочине пыльной дороги — полузасохшие молоденькие топольки. Пошли по узкому переулку, между высокими глиняными заборами, за которыми под тяжестью плодов дугами сгибались ветки яблонь.
— Сейчас возьмем удочки и поедем дальше на одиннадцатом номере, — необычно развязно заговорил Махмуд. — И будем рыбу ловить в мутной воде. Попадется щука и утащит в речку… Что будем делать?…
— Ну-ка, ты, перестань болтать! — прикрикнул Виктор, раздраженно. Он оглянулся кругом и пробурчал сердито:-То слова из тебя не вытянешь, а то откроешь фонтан — удержу нет.
Махмуд насмешливо оглядел Виктора, презрительно вытянув губы. Костя, наблюдая за дружками, никак не мог понять, что тревожит и раздражает их.
— Я два слова сказал, а ты испугался, как будто рядом тигр заревел, — не унимался Махмуд.
— За эти два слова можешь получить пять оплеух, — прошипел Виктор.
— Ну, и черт с ними, с оплеухами! — неожиданно выругался Махмуд и пошел вперед, сжав челюсти.
Ребята прошли в пролом дувала и очутились в маленьком дворе, посредине которого засыхала одинокая урючина. Виктор толкнул дверь покосившейся глинобитной хибарки с квадратным окном, в котором стекла были выбиты, и сказал Косте:
— Заходи.
Костя нерешительно переступил порог. В маленькое окошко почти не проникал свет, в комнате было полутемно. Дверь за Костей сейчас же закрылась. Привыкнув к темноте, Костя прежде всего заметил, что комната нежилая, в ней нет ничего кроме разбросанной на полу гнилой соломы. Другая, закопченная дверь вела в каморку, в которой совсем не было окон. Через открытую дверь был виден разбитый котел, валявшийся на полу.
В глубине ниши Костя увидел сидящего с папиросой в зубах человека в белом шелковом костюме. Из-под козырька его серой кепки вылезали пряди вьющихся черных волос.
Костя стоял, не шелохнувшись, чувствуя за собой тяжелое посапывание Виктора.
— Ну, что ж, здравствуй, Костя, — хрипловато поздоровался Крюк.
— Здравствуй, — проговорил и Костя.
— Как видишь, сидеть здесь негде, придется тебе постоять.
— Постою.
— Вот и хорошо, — Крюк затянулся, выпустил изо рта густую струю дыма, щелчком стряхнул пепел с папиросы. — Скажи-ка, откуда ты меня знаешь?
— Видел с ними.
— Где?
— В пивной.
— А еще?
— Больше нигде.
Костя оглянулся. Виктор стоял у дверного косяка и смотрел в землю, Махмуда не было. Теперь Костя понял, что для него подстроена ловушка и бежать невозможно, ему оставалось только тверже держаться и ни в коем случае не показывать страха.
— Врешь?! — Крюк встал. Он был высок, не доставал до потолка лишь на вершок.
— Не зачем мне врать, — ответил Костя, стараясь унять застучавшее сердце.
— Кому говорил обо мне?
— Никому.
— Врешь?!
— Я никогда не был и не буду обманщиком, как твои друзья.
— Тебя мои друзья не касаются.
— Нет, касаются. Особенно Виктор. Он мой друг, — громко сказал Костя.
— Так, так. Интересно. — Он прищурился, — Почему же ты вместе с ним не ходишь?
— Не люблю ходить по пивным.
— Любишь лягавнть? — прошипел Крюк, бросил папиросу и схватил Костю за грудь. — Говори правду, ще-нок, или я расколю твою голову пополам! — заорал он.
— Я все сказал, — ответил Костя дрожа, но тут же получил удар в лицо и упал. Опомнившись, он прижался спиной к стене и добавил:- Вас все равно найдут и расстреляют, как негодяев.
— Ты, сопля! — Крюк похабно выругался, опять схватил Костю, но не ударил. — Садись! — Он толкнул Костю на солому, а сам сел в нишу.
Крюк медленно достал из кармана папиросу, закурил и глянул на Виктора так, что тот вылетел из комнаты, будто его выбросили. Костя потирал ушибленную скулу и старался не вздрагивать, мысленно подбадривая себя: «Надо держаться. Не убьет он, нет!»
По выражению лица бандита нельзя было судить — собирается ли он расправиться с Костей или просто хочет поиздеваться? Он спокойно раскуривал папиросу, щурился. Заговорил он неожиданно добродушно и миролюбиво:
— Давай, Костя, не ссориться, ударим по рукам. Ты мальчишка неглупый, сообразительнее и Виктора и Махмуда, и нам ссориться нет никакого смысла. Мы будем командовать щеглятами, они на нас поработают. Хочешь, сейчас поедем и купим тебе велосипед?
— Не нужен мне велосипед, — отказался Костя.
— А чего бы ты хотел?
— Ничего мне не надо.
— И ты не хочешь дружить с Виктором и Махмудом?
— Хочу.
— Другой разговор. Так по рукам?
— Нет. — Костя встал. — Я буду дружить с ними, но без тебя… Ты можешь шагать своей дорогой. Все равно до тюрьмы дошагаешь…
— Но, но! — Крюк вскочил, медленно подошел, схватил Костю за шиворот, швырнул его в каморку и захлопнул дверь. — Посиди, поразмысли. Потом мы еще поговорим, — пообещал он и ушел.
СУМАТОШНЫЙ ДЕНЬ
В это утро Михаил, прежде чем ехать в управление, решил заглянуть в отделение, узнать, есть ли какие новости. Он, не торопясь, шел по улице, разглядывая горожан с пристрастием человека, любящего свой город и живущих в нем людей. Он досадовал на неряшливо одетых женщин, хмуро глядел на дворников, плохо подметающих тротуары, и улыбался девушкам, бегущим на фабрики, в простеньких, со вкусом сшитых платьях. Ох, как хотелось Михаилу, чтобы все было вокруг красиво, чтоб из жизни людей навсегда исчезли страдания и муки! Настанет ли время, когда работникам милиции не надо будет ловить воров и урезонивать хулиганов, когда они будут только регулировать движение по городу, наблюдать за чистотой во дворах и на улицах и, может быть, провожать неряшливых мужчин и женщин в ателье, чтобы навести порядок в их одежде.
По тротуарам большей частью шли рабочие. Одни растекались от ворот фабрик и заводов, другие вереницей втягивались в проходные. И Михаилу невольно пришла в голову мысль: рабочие и милицейские работники круглые сутки на посту, им нельзя делать перерыва, иначе может случиться авария.
Дежурный по отделению окликнул задумавшегося Михаила у самого входа. Около стола дежурного сидел старик в тюбетейке, белой рубашке и галошах на босу ногу. У старика — морщинистое лицо и белые волосы, подвижные, веселые и ясные глаза.
— Михаил Анисимович, разберитесь, пожалуйста. Гражданин требует начальства — и все, — пожаловался дежурный. — Я ему говорю: капитана еще нет, рассказывайте мне, а он заладил свое — давай начальника. И ничего я с ним не могу поделать. Вот старший оперуполномоченный, говорите с ним, — обернулся он к старику.
— Совсем несознательный, — махнул рукой в сторону дежурного старик и легко поднялся со стула. — Большое дело большой начальник должен слушать.
Старик осмотрел Михаила веселыми — в красных прожилках — глазами и спросил с недоверием:
— Старший?
— Старший, — улыбнулся Михаил.
— Пойдем, большое дело есть.
Старик быстро семенил по коридору, шлепая галошами, сцепив руки на выпуклом животе. В кабинет он юркнул так ловко, что Михаил еле сдержал смех. Усевшись поудобнее на стуле, старик сразу приступил к делу и посыпал такой скороговоркой, что Михаил с трудом улавливал смысл его речи.
— Зачем много водку пить? Плохой человек, нехорошо живет. Моя квартира — не ресторан. Советский человек должен честно жить, работать, праздник каждый день не устраивать.
В общем, после наводящих вопросов, Михаил, наконец, понял, что у старика снял комнату Петр Крюков* к нему часто заходят его друзья, и они устраивают пьянки. Считая сообщение старика важным, Михаил не стал дожидаться капитана Акрамова.
— Пойдемте в городское управление, отец, — предложил он и добавил:- К большому начальнику.
— Правильно решил, — похвалил старик, вскакивая со стула.
Урманов терпеливо выслушал старика и, вызвав к себе Садыка, сказал:
— Спасибо, отец. Я и сам хотел с вами встретиться. Сегодня к вам приедет сын, вот этот. Зовут его Садыком. Он сам посмотрит ваших квартирантов. Понятно?
Старик глянул на Садыка с удивлением, перевел недоуменный взгляд на подполковника и вдруг засмеялся звонко и заливисто.
— Понял! Ай, хитрый начальник. Пускай приезжает, плов будем делать, тоже праздник устраивать.
Из управления Михаил вернулся скоро, но в отделении в этот день задержался допоздна. Заболели два участковых уполномоченных, накопилось много заявлений от граждан, и ему, по приказанию капитана, с утра до позднего вечера пришлось ходить по дворам. Михаил побывал во многих коллективах, в частных домах, и уже ночью он попал в дом номер семнадцатый. Гражданка Селезнева написала заявление о том, что у соседей десять дней без прописки проживает женщина. Заявление было очень кстати. За час до этого Михаила нашел дежурный и передал приказ Урманова: поинтересоваться гражданином Чубуковым, порасспросить соседей о его образе жизни.
