Данилевский стремительным шагом направился ко мне и попросил пройти с ним в тренерскую. Мне казалось, что я уже знаю, о чем будет этот разговор.
- Алена, я не понимаю, что происходит. Они забраковали твою кандидатуру.
Данилевский ходил из угла в угол в тренерской. Я первый раз видела его таким злым, обычная маска сухого безразличия сползла с его лица, обнажая гнев.
- Хотят, чтобы ехала Анастасия, мне очень жаль.
Читаю в его глазах вину. Он не произносит слов о том, кто из нас более достойна участвовать в предстоящем чемпионате, а потом представлять Россию в Китае, но мы оба знаем ответ на этот вопрос. Уже сейчас моя программа была сильнее, а выполнение элементов гораздо чище, чем у нее. На тех состязаниях, где мы выступали вдвоем, я всегда выходила вперед.
- Если хочешь, можешь сегодня не продолжать тренировку.
Видимо Сергей Архипович не хотел, чтобы я присутствовала, когда он будет объявлять результат поездки. Приговор все же приведен к исполнению, а я разбита и раздавлена. Климу не удалось переубедить отца.
- Я продолжу.
Мне нужно было выместить ту отрицательную энергию, которая сейчас выработалась. Я тренировалась словно заведенная игрушка в ожидании, когда сядет батарейка. И она села. Села через несколько часов, когда мои ладони были стерты в кровь, пока я летала между брусьями. А потом, когда зал опустел, просто упала на маты, не понимая, к чему все это. К чему я здесь, если никто не увидит на что я способна.
Глава 21
Клим
Она делала меня лучше. Глядя на нее, на то, как она целеустремленно борется за свою мечту, мне и самому хотелось делать что-то стоящее, а не завесить от прихоти Анатолия Самгина. И он видел те изменения, которые происходили со мной. Родитель считал единственно верной модель жизни ту, которую вел сам. Был бы он обычным, хотя бы в какой-то степени нормальным отцом, наверное, не желал бы для своего отпрыска повторения собственного криминального пути. Но он - совсем другое дело. Он будто боялся меня отпустить. Выпустить меня из-под собственного контроля, значило потерять того, кто когда-нибудь займет его место.
Отцу казалось, что он создал что-то стоящее, достойное продолжения, но у меня было совершенное иное мнение. Его бизнес – замок из песка, который одним легким движением ноги можно снести и сравнять с землей. Завтра в России изменится власть, и он все потеряет, просто потому что кому-то не угодил или не заплатил.
Всё то, что мне приходилось делать для него, давно претило моей сущности. Сначала я жаждал его одобрения. Похвалы для сироты при живых родителях. Потом, поняв, что я для него всего лишь бизнес-проект, мне захотелось идти против него, не притворяя его планы в жизнь.
У меня никогда не было проблем с тем, как заработать деньги. Они сами шли мне в руки, какое бы дело со своими друзьями я не задумал, оно приносило доход, без проблем с законом и собственной совестью. Пока не в масштабах Анатолия Самгина, но достаточно, чтобы жить свободно. Это был мой дар или суперспособность, кто-то талантливо рисует, а я талантливо добывал бабло. Отец даже не знал, чем я занимаюсь, да и ему, до определенного времени, не было это интересно.
Когда он хотел пообщаться со мной, то просто закрывал мой счет в банке и ждал, когда я к нему вернусь. И я возвращался. Иногда из-за его денег, потому что умел не только зарабатывать, но и тратить на тёлок и друзей. Но чаще из любопытства, или, если быть совсем с собой честным - надежды, глупой веры в то, что я ему интересен. А еще, наверное, присущей Самгиным жадности - я ничем не собирался делиться с Валей и его мамашей. Перед тем как приехать в город Н., еще думал, что меня с отцом что-то связывает, но теперь, он сам обрывал все концы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я больше не хотел иметь ничего с ним общего и как только решу вопросы Алены, закрою с ним счет.
Никакие разговоры с ним не помогали. Он видел мой гнев из-за того, что посмел приблизиться к моей девушке, и как манипулятор, как опытный покерист играл на моих чувствах.
- А что, сын, - совершенно спокойным тоном, идущим супротив моему взвинченному настроению, внушал он, - заодно и посмотришь, будет ли тебя любить эта девчонка после того, как не исполнит свою спортивную мечту и не попадет на Олимпийские игры, о которых так грезит. Я видел её, видел, как горели ее глаза, когда она говорила о них. Думаешь, что сможешь с этим побороться?
Слова отца больно ранили. Я безумно боялся её потерять, и истина в его словах меня пугала. Алена никогда не сможет забыть из-за кого она не попала на игры. Сначала авария, теперь мой отец. Что будет с нашими чувствами, по прошествии времени, будет ли ей всегда достаточно меня, без блеска побед? Я в этом сомневался. Если бы мог увез ее куда-нибудь, где до нас не добрался бы мой отец и зарабатывал нам на жизнь, но ведь это невозможно. Ей нужно быть в городе Н. со своим тренером.
- Ты можешь отстать от меня, какого хера ты вмешиваешься в наши жизни?
- Ты мой сын, забыл?
- Но я не твой раб.
- Все, что я делаю – для тебя и твоего будущего. Когда я буду в Парламенте, для нашей семьи откроются новые двери. Эта девчонка тебе только мешает, твоя задача сейчас контролировать поток товара! Дождись, когда я отсижу мандат и у тебя будет столько денег, сколько ты захочешь, а сейчас ты мне нужен!
Мне оставалось только хвататься за голову – отцу всегда будет мало денег. Вчера он хотел отправить меня обратно в Англию, а сегодня у него на горизонте замаячила новая перспектива стать сенатором, завтра же он захочет сесть в президентское кресло. Это никогда не закончится. Он будет продолжать грабить и воровать только уже на законных основаниях. А я, между тем, остаюсь лишь его марионеткой и единственным человеком, которому он доверяет свой бизнес.
И самое поганое, что отец — это бетонная стена, уверенная в своей непогрешимой правоте. Переубедить его мне никогда не удастся.
- Я жить без нее не могу, ты понять это можешь?
Отец смотрит на меня, и я читаю в его глазах – понимает.
- Твоя мать тоже любила золото больше меня, правда твоя девушка предпочитает в виде наград, а моя предпочитала в виде украшений.
Понимает, но ему это безразлично, где-то я даже считываю его садистскую потребность увидеть и меня в агонии больной любви. Только ведь мать никого не любила, а Алена любит и это делает меня сильнее.
Я был не в силах разрушить препоны, которые он воздвигал. У меня не было его денег и рычагов давления, которые он имел. Сегодня я всего лишь мальчишка, который может зарабатывать, но не обладает его влиянием, только фамилией.
Последнее время Алена была немногословной, сама не писала и редко звонила. В голову закрадывались темные мысли о том, что она пытается отдалиться от меня. После разговора с отцом у меня не было возможности вернуться в город Н., нужно было уладить некоторые возникшие проблемы, связанные с моим проектом с товарищами. Но каждый раз, когда звонил ей, она была будто сама не своя. У меня создавалось ощущение, что я её теряю, что она ускользает от меня как вода из сложенных ладоней.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Если бы я был уверен в том, что мой отец не прав, в том, что она не пожалеет, что выбрала меня, возможно, я не был бы так напряжен. Пришла идея предложить ей сказать моему отцу, что между нами все закончилось и не видеться до Олимпиады. Не сомневаюсь, что он устроит за нами слежку, прослушку и все, что угодно, лишь бы контролировать меня. Но осталось не так много времени, его будет возможно пережить. Конечно, на слово он не поверит, но я придумаю как его обхитрить и стану на время послушным мальчиком.
С этой мыслью я держал путь к ней. Но зародившееся плохое предчувствие не покидало, что-то должно вот-вот случиться. Мы договорились, что как только я вернусь, то приеду сразу к ней домой. Правда она ждет меня только завтра, но вроде все равно не должна оставаться на базе, когда звонил, не брала трубку, что заставляло меня сильнее давить на газ. Если отец с ней что-то сделает, убью его.