Д'Артаньян, однако, сдержался и смирнехонько ответил:
— Луиза, я вас несказанно люблю, но в мои годы нужно думать и о карьере… На что мы будем жить, черт возьми?
— Ну, это просто, — сказала практичная Луиза. — Нужно как следует разорить Бриквиля, так, чтобы деньги перекочевали ко мне, а уж потом я с ним разведусь, и у нас останется и ресторан, и меблированные комнаты… Бриквиль, право, не пропадет, у него есть земля в провинции, та самая, отсуженная в наследство…
— Черт возьми, Луиза, вы меня ставите неизвестно в какое положение! — в сердцах воскликнул д'Артаньян. — Шарль де Батц д'Артаньян де Кастельмор, владелец кабаре и меблированных комнат… Я как-никак гвардеец короля, прах меня побери!
— Но кто же вам мешает совмещать владение рестораном с гвардейской службой? — резонно возразила Луиза. — Коли уж даже его величество совмещает свои королевские обязанности с выращиванием и продажей на рынке зеленого горошка?
Крыть было нечем, и д'Артаньян, пораздумав, завел старую песенку, к которой прибегал не раз:
— Луиза, я еще так молод…
Его очаровательная и упрямая любовница многозначительно прищурилась:
— Шарль, до сих пор ваша молодость вам не мешала проделывать со мной презанимательные вещи… Она вам не мешала и соблазнить меня самым целеустремленным и напористым образом…
— Мне? — воскликнул д'Артаньян. — Соблазнить вас?
— Ну конечно, разве вы забыли? — промурлыкала Луиза. — Вы меня коварно соблазнили, гвардейский бесстыдник, как я ни сопротивлялась, а потом научили всем этим развращенным забавам, при одном воспоминании о которых меня вгоняет в краску…
— Я — ваc ?
— Ну разумеется. У вас очень короткая память, Шарль. Я-то была так неопытна и, строго говоря, почти что невинна — мой бессильный и лишенный всякой фантазии муженек вел себя так, что я даже не могла чувствовать себя женщиной… Но пришли вы, совратили меня и обучили столь бесстыдным вещам…
— Луиза! — в растерянности воскликнул гасконец.
— И вас даже не мучает совесть? Впрочем, — продолжала Луиза с загадочной улыбкой, — нужно признать, что эти вещи достаточно приятны… Шарль, вы не хотите, часом, вновь воспользоваться моей беззащитной доверчивостью?
С этими словами, сияя дразнящей улыбкой, она решительно приблизилась к д'Артаньяну, уселась ему на колени и тонкими пальчиками распустила верхний узел шнуровки корсажа.
— Луиза, это сущее безумие! — запротестовал гасконец, в котором благоразумие взяло верх над естественными побуждениями гвардейца, на коленях у коего восседает очаровательная, готовая к любым проказам особа. — Сюда могут войти из зала…
— Вздор…
— Есть еще кабинет…
— Кабинет пуст, туда можно попасть только через комнатку, где мы с вами сейчас сидим. Есть еще, конечно, окно, но даже Бриквиль не настолько глуп, чтобы лазить в свой собственный кабинет со двора, через окно…
— Подождите, — сказал д'Артаньян, с тревогой наблюдая, как шнуровка все более распускается. — Честное слово, я собственными ушами слышал в кабинете некое шевеление, только что. Планше мимоходом упоминал, что ваш муж приставил кого-то из слуг за нами шпионить…
— Но ведь до сих пор все обходилось? Шарль, помогите мне справиться с этим шнуром…
— Луиза, в кабинете определенно кто-то есть!
— Какой вздор! — сказала Луиза, решительно приникая к его губам. После некоторого колебания д'Артаньян все же ответил на ее ласки — пусть и довольно скромным образом.
Именно в этот миг дверь, ведущая в кабинет, с грохотом распахнулась, ударившись о стену, и в проеме, словно разъяренный дух мщения, возник г-н Бриквиль с выражением лица, не сулившим ничего доброго.
Д'Артаньян оставил шпагу в передней. Г-н Бриквиль также был без шпаги, зато держал в руках два пистолета со взведенными курками и еще пара пистолетов была заткнута у него за пояс. Мельком подумав, что подобной артиллерийской батареи с лихвой достаточно даже для пары-тройки гасконцев, не говоря уж об одномединственном, д'Артаньян торопливо выпростал блудливую десницу из широко распахнутого декольте очаровательной хозяйки и постарался придать себе равнодушный вид ни в чем не повинного случайного прохожего — что с его стороны было не самым разумным ходом, учитывая тот недвусмысленный факт, что Луиза по-прежнему восседала у него на коленях, обнимая за шею. Оба застыли, словно оглушенные ударом дубины, а грозный муж удовлетворенно протянул:
— Презанимательные вещи, говорите? Бесстыдные забавы? Бессильный муженек, лишенный всякой фантазии, говорите? А не кажется ли вам, моя прелесть, что у меня все же есть некоторая фантазия? И в комнату через окно лазят не одни лишь дураки! Та-та-та, какая интересная у вас позиция!
Что характерно, физиономия у него была не сердитой, а скорее исполненной несказанного удовлетворения. Смело можно сказать, что г-н Бриквиль выглядел счастливым . Ревнивцы имеют такую особенность, что радуются вещам, которые заставляют их окончательно убедиться в собственном позоре и несчастье. Некоторые считают это болезнью. Как бы там ни было, ревнивец порой жаждет увидеть жену или любовницу в объятиях соперника. Все, способное подтвердить, что его подозрения — сущая правда, имеет для него ни с чем не сравнимое очарование, и он никогда и ни от чего не получает такого удовольствия, как от констатации собственного несчастья…
Д'Артаньян смятенно подумал, что подобное удовольствие от лицезрения собственной жены, застигнутой в объятиях любовника, следовало бы причислить к тому извращению, коим славятся итальянцы, — и карать точно так же, без всякой жалости. К сожалению, у него не было ни времени, ни возможности убедить парижский парламент [9] незамедлительно ввести дополнения в законы против извращенцев…
Луиза, очнувшись от оцепенения, наконец-то спрыгнула с колен д'Артаньяна и даже нашла в себе силы пролепетать:
— Сударь, мы как раз говорили о некоторых усовершенствованиях в заведовании рестораном…
— Охотно верю, сударыня! — с саркастическим хохотом воскликнул г-н Бриквиль. — Запахнитесь хотя бы, а то, я вижу, наш постоялец весьма усовершенствовал ваш туалет, приведя его к первозданной простоте! Прикройтесь, я вам говорю! До вас еще дойдет черед, а пока что мы займемся вами, гвардейский вертопрах! Когда я служил в армии, кое-чему научился…
Д'Артаньян к тому времени тоже несколько опомнился и вскочил на ноги. Он внимательно следил за пистолетным курком — этому приему уже научили его опытные вояки в роте. И когда курок стал опускаться, гасконец моментально упал на одно колено.
