– Умная, да? – сквозь зубы произнес он.
– Не поняла.
– Сама сработать как следует не смогла, а теперь стараешься и меня выставить в дурном свете.
– Ты заблуждаешься.
– Неправда. Ты ополчилась на меня, Клаудия. Возможно, ты сама порвала пакеты, пока я отвлекся.
– Ладно, успокойся.
– Ты считаешь, раз ты мексиканка и женщина, тебе должны все время доставаться лучшие дела? – спросил он, ожидая, что она не замедлит с ответом на внезапно брошенный в ее огород камень.
– Но ведь то, что ты идиот, – как ни в чем не бывало произнесла она, – тоже еще не означает, что тебе обязательно должны доставаться худшие.
Эдди Гарднер резко придвинулся к ней и прорычал:
– Держу пари, что ты царапаешься, когда тебя трахают. Клаудия встала.
– Проваливай отсюда и больше никогда не смей разговаривать со мной в подобном тоне.
С уязвленным видом Гарднер отступил назад.
– Я не знаю, о чем вы говорите, детектив Салазар. – Он открыл дверь и вышел.
Клаудия снова села за стол, чувствуя во рту привкус желчи. Интересно, подумала она, каким образом своевластие и злоба так быстро захлестнули этот замечательный полицейский участок? Дэлфорд превратился в тирана; Гарднер, в котором она всегда подозревала большую свинью, но который оставался умеренно забавным типом, вызывал теперь одно лишь отвращение.
Она прошла в комнату отдыха, чтобы налить себе воды со льдом. Там она встретила патрульного Фокса, жующего шоколадный батончик. Уголки рта у него были перепачканы шоколадом.
– Как дела, Билл? – спросила она, вяло улыбнувшись.
– Работаю на Эдди в поте лица. От этих звонков по делу Хаббла уже стер пальцы до костей.
– А что там, собственно, происходит? – Она положила в стакан лед и залила его водой из крана.
Фокс пожал плечами.
– Я обзвонил все номера, которые набирал Пит Хаббл. Должен тебе сказать, что он был знаком со странными людьми. Большинство из них, похоже, знали Хаббла только по его… работе. – Выросший в баптистской семье, Фокс просто не мог выговорить слово «порнография». – Я сделал записи, но пока еще не распечатал их.
Клаудия взяла у него исписанные неровным почерком листы бумаги. В последние дни своей жизни Пит звонил двум режиссерам порнофильмов и одному сценаристу легального кино. Несколько раз он набирал номер своей матери, три раза – бывшей жены. Была пара звонков в дом для престарелых «Тихая гавань», в котором жил дедушка Дэвида. Клаудия вспомнила, что он располагается за пляжем «Маленький шалун», где она виделась с Хезер Фаррел и хотела еще раз переговорить с ней. Интересно кому там Пит звонил еще? Ага, вот номер в Восточном Техасе, в маленьком городке Миссатук, по которому она пыталась звонить на следующее утро после гибели Пита но, как и Фокс впоследствии, так и не услышала ответа. В телефонной компании сказали, что номер принадлежит некоей Кати Бро. За последние три дня перед своей смертью Пит звонил ей четыре раза.
Клаудия снова вернулась в свой кабинет и, подняв трубку, набрала номер в Миссатуке. Этот телефон сейчас был отключен, а новый номер не указывался.
Глава 30
Через полуприкрытые жалюзи пробивались лучи послеполуденного солнца. На столе Уита, на котором сейчас не было ни обычного вороха бумаг, ни чашки с недопитым кофе, лежали полосы света и тени. Уит сидел по диагонали от Клаудии, все еще оставаясь в мантии из строгой черной ткани, из-под которой выглядывал косой воротник его желтой летней рубашки. Он закончил рассмотрение дел по нарушениям правил движения к двум часам, и она пришла, чтобы кратко рассказать ему о том, что произошло в миссии Джейбса Джонса.
– Я не слишком доверяю этой предсмертной записке, – заявила Клаудия. – И уж совсем не могу поверит в то, что Пит поместил Рейчел в миссию Джейбса в качестве шпионки, а затем покончил с собой.
Уит развязал тесемки на своей шее.
– Рейчел не говорила вам, успела ли она рассказать Питу о наркотиках, которые там видела?
– Нет, она не разговаривала с ним с того момента, как попала к Джонсу. Они боялись, что это будет слишком рискованно. Получается, что Пит как-то иначе выяснил, что Джейбс занимается распространением наркотиков.
– Распространением? – переспросил Уит.
– У него было явно больше порошка, чем он мог использовать сам. Получается, у Джейбса был мотив.
– Похоже на то, – неуверенно сказал Уит.
Клаудия чуть склонила голову.
– Ты сейчас говоришь, как выпускник школы имени Дэлфорда Спаерса, где учат сдержанному проведению расследований.
– Так, значит, Дэлфорд тоже попал в черный список твоих «любимчиков»?
– Во всяком случае, я оставила там место и для него. На первом же теперь Гарднер. – Она рассказала ему о своей стычке с Эдди.
– Будь осторожна с ним. Очень осторожна, – посоветовал Уит.
– Он дурак. Я сумею с ним справиться.
– Я не шучу, – с нажимом произнес Уит, и Клаудия увидела, что он крайне серьезен. Этот пронзительный взгляд он обычно предназначал докучливым клиентам и повторно осужденным. Губы его слегка дернулись. – Он очень опасен.
– Он и в твоем черном списке, судья?
– Просто не переходи ему дорогу, хорошо? Поверь мне. – Что происходит?
– Ничего. Устал. Дознание состоится завтра в час. Я решил созвать его по полной форме в зале суда, а не прост вынести заключение о причине смерти.
Она подумала, что политический капитал, который можно заработать на смерти известного человека, значит для Уита слишком много, чтобы пренебрегать им перед самыми выборами.
– Конечно, хорошо. Я подготовлю свои записи, чтобы быть во всеоружии во время дачи показаний.
Он полез в ящик стола и протянул ей бумажку с телефонным номером.
– Этот телефон Пит использовал в Калифорнии для сообщений, адресованных лично ему. Весьма любопытно узнать, кто из Порт-Лео или Техаса звонил по нему.
– Ну какая же ты неутомимая пчелка! – воскликнула Клаудия. – Спасибо. Поручу Фоксу проверить это.
– Я должен идти. Обещай мне, что будешь осторожна.
– Осторожна? В каком смысле?
– Просто осторожна, ладно?
– Хорошо. – Раздумывая над тем, кто это так напугал и озадачил Уита, Клаудия вышла из здания мирового суда и уже через пару минут была в своем кабинете.
Уит смотрел, как Клаудия переходит улицу. Внезапный порыв ветра растрепал ее черные волосы, и она, убрав с лица непослушные пряди, зашла в полицейский участок.
Уит опустил жалюзи. Утром он позвонил всем своим братьям. Он выслушал последние новости о прорезавшихся у его племянников зубах, о грядущих выпусках нового программного обеспечения, об интригах в кругах литературных критиков. Но ничего, что касалось бы выстрелов, темных личностей, скрывающихся в тени деревьев у дома и готовых напасть на невинных родственников только из-за того, что Уит оказался не тем судьей, не в том месте и не в то время, ему не сообщили. Каждый из этих разговоров он заканчивал якобы увиденной по телевизору историей о случае бессмысленного насилия и просил всех быть крайне осторожными.
Уит чувствовал себя неимоверно уставшим и через силу выполнял свои повседневные обязанности. Как обычно, он подписал несколько распоряжений, а потом провел короткое слушание по делу о прогуле и очень долгое заседание суда по дорожным нарушениям. Завтра должно было состояться дознание; времени у него оставалось мало. Уит поднял трубку телефона.
– Велвет? Это Уит Мозли. Сделайте мне одолжение. Ключ от «Настоящего позора» все еще у вас?
– Да. – Ее голос был ленивым и сонным, как будто она только что проснулась. Если это действительно было так, то интересно, чем она занималась всю ночь.
– Тогда я подъеду и возьму его у вас, если позволите.
– У копов тоже есть ключ.
– Я бы хотел воспользоваться вашим.
Она немного подумала.
– Ладно, договорились.
– Мне тут нужно кое-что сделать, поэтому я буду у вас через час.
– Жду вас, судья.
Он положил трубку, стянул свою мантию и уже в пляжной рубашке, шортах цвета хаки и сандалиях отправился в не самый благополучный западный район Порт-Лео.
Клинок наблюдал за небольшими волнами, которые накатывались на гладкий чистый песок пляжа «Маленький шалун». Прекрасный влажный воздух – дыхание океана – нес в себе запах соли и свежести. На берегу не было никаких признаков пребывания Хезер Фаррел: ни пятен крови на песке, ни следов ее ног.
Он отвернулся от воды, и в этот момент послышался тонкий голос, напоминавший голос его матери, которая вечно что-то шептала сыну и ругала его. Голос продребезжал ему прямо в ухо: «Ты думаешь, что у нее не осталось другой одежды, кроме той, что была надета на ее никчемное тело?»
Он замер, а через минуту уже повернул лодку в сторону пляжа. За полумесяцем песчаного берега, в глубине парковой зоны, стояла группка виргинских дубов, окруженных высокой травой. Он однажды видел Хезер там: она поцарапала ногу и стояла, прижавшись к наклонившемуся, как Пизанская башня, дереву.
