сняли военную цензуру, в прессе стали много писать об ИНА и Босе, и общественность получила более или менее объективное представление о том, что все эти годы делал Нетаджи. Пусть запоздало, факт неколониальной индийской армии произвел на страну глубокое впечатление. Фраза «Джай Хинд!» вытесняла все другие формы приветствия. Из Сингапура в Индию тайком от властей провезли документальный фильм об ИНА и показывали его в Дели. На перекрёстках многих городов появились большие портреты Боса, украшенные традиционными для Индии цветочными гирляндами.
Судебный процесс британцы сделали открытым — тоже во избежание обвинений в злоупотреблениях. Однако и это стало для них контрпродуктивным, так как лишь добавило ИНА публичности. Губернатор Центральных провинций и Берара (1940–1946) сэр Генри Туайнэм в письме вице — королю Уэйвеллу от 10 ноября 1945 г. отметил: «Предполагают даже, что Субхас Чандра Бос быстро узурпирует в народном мнении место Ганди»[415]. Ему вторил губернатор Северо — Западной пограничной провинции сэр Джордж Каннингэм, который в письме от 27 ноября настойчиво рекомендовал: «Главнокомандующему следует немедленно объявить, что, поскольку индийская общественность выступает против суда над этими лицами, он предаёт всё забвению и больше никого по суду не преследует… Вопрос с каждым днём всё более становится “индиец против британца” и всё менее — “плохо настроенные индийцы против британцев и хорошо настроенных индийцев”»[416]. Масла в огонь недовольства добавило глумление победителей над памятью побеждённых в Сингапуре: как только они вернулись в город, по приказанию главнокомандующего лорда Маунтбэттена там был взорван возведённый в июле памятник погибшим бойцам ИНА.
Сам факт существования ИНА произвёл огромное впечатление на индийскую общественность, особенно на молодёжь[417]. В годы войны многие конгрессисты осуждали союз Боса с державами «оси». Теперь, видя отношение общественности к ИНА, Конгресс на удивление быстро принял резолюцию с одобрением её действий. Более того, он взялся официально защищать подсудимых и выставил комиссию адвокатов из 17 человек[418]. Конечно, было немало конгрессистов, кто в самом деле восхищался бесстрашием Боса и его соратников. Однако руководству ИНК это решение во многом продиктовала политическая целесообразность — стремление заработать очки на предстоящих провинциальных выборах 1946 г.[419].
Одновременно Конгресс игрой на популярности ИНА постарался нажать на британцев. Так, Неру пригрозил, что неосвобождение пленных может вызвать в стране беспорядки. Даже главный поборник ненасилия в своей газете «Хариджан» писал: «Гипнотизм ИНА зачаровал всех нас» — и добавил (похоже, вполне искренне), что «именем Нетаджи можно заклинать. Его патриотизм не уступает ничьему»[420]. Махатме вторил конгрессист Паттабхи Ситарамайя (тот самый, кого обошёл Бос на выборах 1939 г.): «Казалось, будто ИНА затмила собой Индийский национальный конгресс и подвиги войны и насилия за рубежом отправили в забвение истории ненасилие на родине»[421].
По сути, Конгресс использовал образ Боса так же, как прежде Бос — образ Конгресса и Ганди. Каждая сторона понимала, что через проявление лояльности другой стороне укрепляет свою легитимность в глазах индийского населения. Находясь у японцев, это делал Бос; теперь пришёл черёд делать это Конгрессу. Объективно то было признание партией вклада Нетаджи в освободительное движение.
Уже в день начала в Дели судебных слушаний полиция открыла огонь по недовольной преследованием национальных героев толпе в городе Мадурай в провинции Мадрас. Позднее произошли беспорядки в самом Дели у Красного форта: были убито или ранено более ста человек. Для британцев бурная «неправильная» реакция общественности на их действия стала неприятным откровением. Даже к закату своей империи они так и не научились «измерять» степень недовольства населения в колониях их властью и политикой. На протяжении всей истории империи эта необучаемость стоила британцам дорого: не будь её, могло бы не произойти ряда восстаний и военных поражений, одной из главных причин которых стала расовая гордыня. Это и истребление экспедиционного корпуса при уходе из Кабула в 1842 г., и индийское восстание 1857–1859 гг., и разгром при Изандлване в войне с зулу 1879 г., и восстание народа ашанти на Золотом Берегу 1900 г., и потеря колоний в Восточной и Юго — Восточной Азии в 1941–1942 гг., и другие неудачи империи.
Столкнувшись с единодушием общественности по вопросу ИНА, фельдмаршал Окинлек опешил. Больше всего его беспокоили возможные симпатии к ИНА в рядах англо — индийской армии. В письме вице — королю Уэйвеллу он признал: «Из долгого опыта военной службы в Индии знаю, как трудно даже лучшему и наиболее расположенному к индийцам британскому офицеру проникнуть в потаённые чувства индийского солдата, и история подкрепляет мою точку зрения. Не думаю, что какой — либо старший британский офицер сегодня знает, что на деле чувствуют рядовые индийцы относительно ИНА»[422]. У себя в штаб — квартире Окинлек создал специальный отдел с задачей выяснить отношение к ИНА хотя бы индийского офицерского корпуса (за годы войны его численность выросла с 400 до 8 тыс. человек[423]). За освобождение трёх подсудимых высказалось 80 % опрошенных. Тогда им напомнили о присяге и провели опрос вторично; результат составил 78 %[424].
Судебный процесс над тремя соратниками Боса завершился 3 января 1946 г. Вопреки ожиданиям стороны обвинения он стал лучшей рекламой делу ИНА. Безыскусные ответы обвиняемых лишь усиливали одобрение общественности. Как объяснил один из них, Шах Наваз Хан, благодаря личности и речам Боса он впервые увидел Индию глазами индийца. Комиссия защиты во главе с известным юристом Бхулабхаи Десаи (1877–1946) настаивала, что Индийский уголовный кодекс к обвиняемым неприменим, поскольку те выполняли приказы законного правительства, которому присягнули сотни тысяч человек, которое было признано рядом иностранных государств и имело свою территорию, банк и почтовые марки. Защита напомнила, что во время американской гражданской войны 1861–1865 гт. Британия признала воюющей стороной отделившиеся от США Конфедеративные Штаты Америки, а в ходе Второй мировой войны признала европейские правительства в изгнании, хотя их страны были полностью оккупированы немцами[425]. Припомнили британцам и то, что после капитуляции Сингапура их командование, по сути, стряхнуло с себя всякую ответственность за индийскую часть личного состава.
Аргументы защиты действия не возымели: суд признал обвиняемых виновными и приговорил к разжалованию, увольнению из англо — индийской армии, лишению пособий и пожизненной ссылке. Однако ссылку фельдмаршал Окинлек тут же… отменил: опасался, что раздражение приговором вызовет хаос в стране и, главное, мятеж в армии.
Таким образом, как ликуют индийские историки, парад победы ИНА в Красном форте Дели всё же состоялся, пусть и необычным образом. Перед судом предстали ещё 15 офицеров и солдат ИНА, но в апреле 1946 г. командование сочло за лучшее прекратить преследования
