Внезапно я почувствовал еще чье-то присутствие неподалеку. Было все так же темно, но ощущение мыслящего разума рядом меня не покидало.
Голос раздался внезапно, он был везде, обтекая меня словами:
— Я, Книга Сердца, принимаю твою клятву и сохраню твой образ на веки вечные!
Что-то сверкнуло, я дернул головой и открыл глаза.
Я все так же стоял, держа руку на книге.
Верона внимательно посмотрел на меня и улыбнулся:
— Ну вот и все! Мы все через это проходили! Можешь уже убрать руку.
Я убрал руку и посмотрел на ладонь, которую слегка покалывало. Там во всю ширину ладони ярко светилась голубоватым цветом восьмилучевая звезда.
— Это наш символ, — пояснил Верона. — Не переживай, сейчас он пропадет, но при твоем желании всегда возникнет вновь! Показав его, ты всегда сможешь доказать, что ты свой.
Я поймал взгляд Киры. Она приветливо мне улыбнулась.
Глава шестая
НА РАБОТУ ТРЕБУЮТСЯ…
Ночью Кира пришла ко мне.
Я уже лежал в своей постели и размышлял на тему: хорошо или плохо то, что со мной происходит, как дверь тихонько приоткрылась и в комнату зашла она.
Я хотел было вскочить на ноги, но Кира сделала знак не шевелиться.
В комнате было темно, только лунный свет (точнее, естественный спутник Сильваны назывался иначе, но я привычно именовал его земным именем) слегка освещал мое скромное жилище.
Кира была все в том же платье до пят, но свет луны словно пронизывал насквозь всю ее тоненькую фигурку, подчеркивая плавные изгибы бедер.
Кира подошла к моей постели и, склонившись ко мне, мягко поцеловала в губы, потом что-то сделала с застежкой платья, и оно плавно опустилось вдоль ее тела на пол. Кира стояла полностью обнаженная, в одном только колье на шее, вся в мягком лунном сиянии, и позволила мне на несколько мгновений насладиться этим видом, чтобы навсегда сохранить его в памяти.
Она подняла руки к шее, при этом грудь ее упруго колыхнулась, и, расстегнув колье, положила его на платье.
А затем она шагнула к постели и, нырнув под простыню, прижалась ко мне всем телом.
Она будто вся горела, несмотря на прохладу, сочащуюся из приоткрытого окна. Наши губы встретились, и я поцеловал ее, пылко, со всей страстью первого настоящего поцелуя, о котором я так мечтал все эти долгие полгода.
Кира целовала меня ласково, мягко, с упоением, закрыв глаза, словно для нее в этот момент внешнего мира не существовало, а были только мы: я и она, — а в нашем поцелуе была заключена вся вселенская любовь и нежность.
Я осторожно провел рукой вдоль ее бедра. Она вздрогнула, и я почувствовал, как по всему ее телу прошла волна желания.
Я оторвался от ее губ и поцеловал такую беззащитную шею, маленькое и аккуратное ушко, потом осторожно опустился ниже, к груди, счастье лицезреть которую мне уже один раз судьба подарила, но касаться ее, целовать — было величайшим блаженством, словно все мои грезы воплотились сегодня в явь, и, наконец, впервые в жизни, я почувствовал, что любовь — это не просто желание обладать, это нечто большее — такое, что слов всего мира не хватит, чтобы описать состояние счастья — неземного, совершенного, что я испытывал в те минуты.
Мы любили друг друга, нежно, очень осторожно, угадывая каким-то шестым чувством любое желание друг друга, чтобы тут же исполнить его.
Когда мы после лежали, обессиленные, в этой маленькой комнатке, которая вдруг стала для меня такой приятной и родной, Кира погладила меня по руке и сказала:
— Спасибо тебе!
— За что? — удивился я.
— За то, что любил, а не занимался любовью!
— За это разве надо благодарить?
— Надо.
— Тогда и тебе спасибо!
— А мне за что?
— За то, что ты есть, за то, что, благодаря тебе, я понял, что любовь — это не далекая абстрактная субстанция, витающая где-то в облаках, а любовь — это ты, это твои руки, твои губы, твое тело. Я никогда раньше не любил, а может, просто не умел этого делать. Спасибо тебе за то, что ты меня этому научила, может быть сама того не желая. Мне кажется, я полюбил тебя с первой секунды, когда только лишь случайно увидел на улице, как ты озиралась по сторонам, несколько испуганно, но с таким детским любопытством в глазах, что своих глаз я от тебя уже не смог бы отвести ни за что на свете. И знаешь, я ни о чем не жалею. Пусть в моей жизни все переменилось, пусть я уже не знаю, что меня ждет завтра, зато у меня теперь есть ты. И это — самое для меня важное!
— Ты сказал, что никогда не любил раньше? — Кира нежно положила голову мне на плечо.
— Нет, хотя все это так сложно объяснить…
— Как так сложно? Сам не знаешь, любил или нет?
Я задумался.
— Ну а вот подумай сама. Что такое любовь? Может ли она пройти?
— Нет, — Кира покачала головой. — Если это настоящая любовь, то пройти она никак не может!
— Даже если люди давно расстались в силу каких-то обстоятельств?
— Да, — уверенно кивнула Кира. — Даже в таком случае!
— Значит, если бы я кого-то любил, разве мог бы я быть сейчас с тобой и говорить то, что говорю? Ведь это было бы, по крайней мере, нечестно по отношению к тебе. Да и к себе самому тоже… Ведь иногда тебе кажется, что это любовь, а оказывается, что обычная влюбленность… а разница ведь так велика… влюбляться можно тысячи раз… а вот полюбить — только один…
Кира улыбнулась.
— И сколько раз ты влюблялся?
Вопрос был коварный. Ответь правду, потом, рано или поздно, она припомнит. Девушки, даже самые прекрасные из них, любят держать что-нибудь этакое про запас, чтобы в нужный момент, когда расслабишься, воспользоваться и нанести внезапный удар, на который и ответить-то будет нечем.
— У меня были обычные увлечения, как и у всех… а вот полюбил я тебя! Странно, да!
Кира кивнула и серьезно посмотрела мне в глаза.
— Знаешь, ты мне очень нравишься! И то, что у нас сегодня было, к спасению моей жизни не имеет ни малейшего отношения! Это не благодарность, я сама так захотела… Я, честно говоря, не думала, что так получится… просто помогала тебе, чем могла. Хотела, чтобы ты скорее адаптировался на новом месте… не скрою, привязалась к тебе, мне было интересно говорить с тобой, может, потому, что ты из совсем иного мира, как в детской сказке… А потом в какой-то момент поняла, что думаю о тебе не просто как о хорошем приятеле. Я не знаю, как у нас все будет дальше, но вот здесь и сейчас я счастлива!
Странные разговоры ведутся иногда ночами, подумалось мне. Человек начинает разговаривать такими словами, какие редко употребляет в обычной жизни. Откуда приходит патетика и возвышенность? Может, ночные спутники планеты излучают совсем иную энергию, чем дневное светило, призывающее к рационализму и прагматизму…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
