Море плескалось внизу, но сквозь шлем и после полета он не слышал звуков. Датчик наличного воздуха показывал почти ноль: это было кстати, все равно когда-то надо было начинать дышать местными ароматами. Не имея запаса, было очень просто отважиться на неминуемый шаг. Хадас отстегнул крепления и лямки, затем резко стянул шлем-маску. Все равно более минуты он не вдыхал, по-детски оттягивая решенный вопрос. Добралась-таки до него эта милая планета. Два месяца назад не получилось, а вот теперь добралась. Датчика радиации у него не было, но без датчика, наверное, было проще.
Наконец он прерывисто вдохнул. Пока ничего не случилось, хотя гамма новых непривычных запахов смешалась в голове. Фоновая радиация могла быть действительно самой разной, но быстродействующие отравляющие вещества явно отсутствовали. Он решил поторопиться со спуском: не хватало еще добраться до вожделенной воды и свалиться замертво. Он осветил фонарем очень крутой, местами отвесный берег. После замкнутых пространств его охватило волнение перед простой опасностью. Он напомнил себе о скорости падения здесь — почти равной земной. Смешно было сорваться с откоса после всего пережитого и съехать в море с переломанной шеей. Однако спуститься стоило, хотя последний раз он лазил по скалам на Мааре полгода назад, когда его привлекли помогать в установке радиотелескопа, — требовалось высокое место для лучшего обзора окрестностей.
Он осмотрел далекий-далекий горизонт, по-прежнему непривычный по сравнению с лунным и погруженный в темноту. Ничего интересного не наблюдалось, нигде не горел приглашающий огонек и никто его не звал. Он начал осторожный спуск.
Однако без шлема было холодновато, а лужи возле берега были местами прихвачены льдом. Хадас подставил руку мелкой набегающей волне. Вначале он почувствовал тепло, однако его явно обманывали чувства: он был уверен, что температура воды не более пяти градусов. Может, вода так подогрелась от радиоизотопов? Он не знал ответа, но и не боялся: ему больше нечего было терять. Он выключил фонарь, экономя батареи, и сунул руку поглубже, вделав два шага вперед. Вот теперь он почувствовал холод. В неясном свете полуночи-полудня он совсем смутно видел морской горизонт, там угадывалось что-то: одна темно-серая полусфера сливалась с другой, такой же темной, но коричневой. В лицо дунул неприятный холодный ветер и какими-то мерзкими каплями обсыпал лицо. Хадас Кыом поежился: он ясно ощутил всю нечеловечность этого мира. Теперь ему казалось, что из темного далека на него молча накатывается гигантская волна цунами. Он посмотрел на нависающий позади склон и темноту над ним. Он уже жалел, что спустился сюда. Не этого, не этого он ожидал на берегу морском. «Что же мы сотворили с тобой, планета Гаруда? — произнес он вслух и невольно перешел на шепот. Даже речь живого существа была здесь не к месту. — Всего двадцать лет интенсивного „труда“, по системе времени Земли, и?.. Мы явно преуспели. Вселенной, с ее неторопливостью, до нас далеко. В долю секунды по ее шкале измерения, мы свели на нет работу сотен миллионов лет. А ведь здесь была своя биосфера, не чета земной, но все-таки биосфера. По-своему уникальная, наверняка единственная во всей бесконечной Метагалактике».
Долго-долго он сидел на берегу, размышляя о разном.
Но вот над луной наконец рассыпалась новинка: кассетная атомная боеголовка — хитрое изобретение целеустремленной воинственной цивилизации Гаруды. Из прочного корпуса выскочили бомбы пушинки, совсем мало весящие в этом мире уменьшенной силы тяжести. Они были достаточно миниатюрны, чтобы аппаратура уничтожения землян приняла их за осколки их взорванных сестер. Но внутри себя они несли концентрированную смерть. Они срабатывали при прямом контакте, и до подрывов никто о них не ведал, а ведь это были атомные бомбы. Просто в отличие от обычных, для запала которых нужны были тонны простой взрывчатки, вгоняющие их в послекритические плотности, эти имели внутри элемент калифорний, а его прелесть для физиков, как известно, состоит в том, что критическая масса его для инициации цепной ядерной реакции составляет всего полтора грамма. И вспыхнули на Мааре микроскопические атомные пожары-мгновения, словно дьявольское чудовище заглянуло в замочную скважину нашей Вселенной из своей вселенной кошмаров, своими многочисленными глазами и порадовалось творящемуся тут катаклизму.
Применение такой новинки оказалось для землян полнейшей неожиданностью, а учитывая, что каждый микрозаряд мог выжечь излучением площадь в несколько футбольных полей, было от чего запаниковать натурам с бурным воображением.
— Что происходит? — обратился астро-адмирал Гильфердинг в аналитический отдел.
— Мы не знаем, — вяло доложил заместитель по боевой работе Гиллеспи, за последние часы он полностью растратил запас нервной энергии, и ему уже было не до эмоций.
— Взрывы происходят на поверхности луны и недалеко от нас.
— Аппаратура отражения действует автоматически по давным-давно заложенной программе: поскольку она не способна уничтожить все цели, она делает селекцию по своим критериям.
— Можно сделать доработку-уточнение, «Большой» что-то пропускает?
— Наше вмешательство только усугубит ситуацию, нельзя сделать это нахрапом, спонтанно всовывая нос, — со спокойной наглостью встрял в разговор начальник отдела анализа боя капитан-лейтенант Криспус.
— Но эти штуки взорвались совсем рядом! — возмутился начальник базы.
— Да, разброс слабых взрывов уложился в восьмисоткилометровый диаметр. Мы не знаем, что это было, судя по силе — слабые нейтронные или даже обычные заряды, но лазер работает исправно. Может, цели покрыты каким-то суперотражателем, мы того не ведаем, но сделать ничего нельзя: у нас нет еще одной линии обороны, «Большой» — последний рубеж.
В этот момент достижение милитаризма рвануло над Северной галереей. Заряд не мог проникнуть в грунт, но его мощь превышала силу удара повседневных маленьких метеоритов, хотя нацеливала микробоеголовку обычная случайность и вероятность успешного попадания равнялась числу с кучей нулей после запятой в десятичной системе счисления с арабскими цифрами. Рыхлый, намеренно спрессованный грунт испарился и отскочил, обнажая нагое величие Земли — тройной защитный кожух, сохраняющий тепло, воздух и людей. Но слишком близко был взрыв, и кожух, смятый навалившимся грунтом и температурным перепадом, лопнул, выпуская воздух, сдаваясь хаосу и преумножая царство энтропии. И сразу кавардак начался внизу, воистину это была одна из выигрышных лотерей Самму Аргедаса, и ведай он о случившемся, порадовался бы отменно: это был отсек-ответвление, в котором отсиживались пилоты, не занятые в отражении удара. И выла сирена, мало кого глуша: у многих уже лопались перепонки, потому что дыра была обширная и воздух ушел сразу, как большой мыльный пузырь перекачавшись в щель и мигом размазываясь по ландшафту. А внизу метались люди, забыв начисто инструкции и обращаясь в парализованных страхом животных, потому как, находясь в боевых машинах, они всегда готовились к худшему, а здесь, внутри Маарарской базы, считали себя у бога за пазухой. Их мифический бог предал их, а смерть явилась с кучей разнообразных инструментов, у нее в арсенале были: перепады давления в разгерметизированном помещении и внутри млекопитающих, выведенных эволюцией в Солнечной системе; мгновенный холод, сжимающий пальцы и не дающий защелкнуть крепление шлемов — такое простое действие на тренировках; и еще у нее были валящиеся на головы крепящие расстрелы и кубометры рыхлого лунного грунта, тоже падающие на макушки лавиной; у нее было все — а у них не было времени.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
