Она опустилась рядом со мной, а я, чтобы хоть немного отвлечься, привлек ее к себе и поцеловал. Наверное, это было самовнушение, но мне стало гораздо легче, когда я, наконец, отпустил девушку. Она несколько мгновений молчала, и все эти мгновения я ждал вполне заслуженную пощечину. В темноте я видел только ее силуэт. Гермиона поднесла руку ко рту и дотронулась до губ.
— Зачем? — еле слышно прошептала она.
— Затем, что мне больно, меня сегодня чуть не убили, так что я достоин награды, — я нес ахинею, но остановиться было сложно. С еле слышным стоном я поднялся и протянул руку Гермионе. — Побудь еще немного ангелом милосердия и проводи меня до больничного крыла.
Глава 39. Ненаписанное письмо.
Сириус практически упал в кресло и устало протер глаза.
— Крауч сегодня смог дать показания. Оказывается, сынок все это время, с тех пор как сбежал, держал его под Империусом. Не без помощи Лорда своего, разумеется. Сейчас Барти-младший поет соловьем, доказывая, что его господин возродился и всем скоро будет плохо. А еще он сдал Питера.
— А почему мистера Крауча сразу не перевезли в клинику? — я отложил в сторону перо и посмотрел на крестного.
— Какие-то противопоказания. Его можно было перемещать только с помощью маггловской реанимации, — Блэк споткнулся о незнакомое слово, затем продолжил. — У клиники нет такой, хотя сейчас они озаботились, на всякий случай. У Крауча очень сильно поврежден мозг, и перемещение его с применением любого искривления пространства могло привести к необратимым изменениям. Слушай, я не силен в этом. Сказали — сразу нельзя, значит, нельзя.
— Как ты думаешь, директор знал, что произошло на самом деле?
— Боюсь, что да, — Сириус помрачнел. — Правда, сейчас все мечутся и не знают, кому верить. Ты уперся и твердишь, что ничего не помнишь. Этот ненормальный Барти вопит, что тебе стерли память. Никто ничего не понимает. Седрик Диггори косвенно подтверждает слова Крауча, говоря, что видел, как ты кубок взял. А с этого момента прошло довольно много времени, прежде чем ты вывалился на лужайку перед трибунами. Где ты был все это время — загадка для всех.
— Заметь, меня не было очень долго, и никто не всполошился, никто не принялся меня разыскивать, и директора это касается в первую очередь.
— Почему вы мне ничего не сказали? — Сириус снова вскочил и начал метаться по комнате. — Я Снейпа убить готов!
— Нельзя было. Знаешь, как раньше говорили? «Тайна может оставаться тайной, если о ней знают двое. Причем, один из них мертв». О том, что меня ждало, и так знало слишком много людей.
— Ты мне не доверяешь, — крестный вдруг остановился и посмотрел на меня довольно обиженно.
— Сириус, если бы я тебе не доверял, я не посвятил бы тебя в наличие у Лорда крестражей.
— Да уж. Лучше бы я в неведении оставался, — проворчал Блэк. — Еще раз объясни, что ты сделал?
— Профессор Снейп нашел старый ритуал воссоединения, — терпеливо, уже не в первый раз, объяснял я. — Теперь, чтобы выяснить, прошло все как надо или нет, нам нужно хотя бы один крестраж найти и убедиться, что тот пуст.
— И где, по-вашему, я буду его искать?
— Не знаю, — мы помолчали. — Профессор говорил, что Регулус был одно время ближе к господину, чем кто-либо другой.
— Я практически не видел брата, — Сириус посмотрел на стену. Интересно, что он там видит? — Я знаю, у кого можно спросить.
Крестный вышел из комнаты, а я снова взялся за перо, чтобы попытаться написать письмо Гермионе. Сложнее всего было начать. Я сидел уже часа два над абсолютно чистым пергаментом и не мог написать даже первую строчку. Все дело было в обращении. Я абсолютно не понимал, как мне следует к ней обращаться, чтобы не обидеть.
После того, как я доковылял до больничного крыла и мадам Помфри увидела впечатляющий кровоподтек у меня на животе, меня сразу же уложили на кровать, а Гермиону выставили за дверь. После этого я девушку больше не видел, потому, что Барти Крауч, воспользовавшись присутствием журналистов, принялся орать о воскрешении своего господина. Меня практически сразу взяли в оборот, несмотря на протесты медведьмы, но я сразу же заявил, что ничего не помню. Так как я при любом раскладе являлся пострадавшей стороной, веритасерум ко мне не применяли, и я мог говорить то, что хотел. Вопрос «воскрес или не воскрес» волновал абсолютно всю магическую Британию, и директору сразу стало не до интриг. Что бы он ни замышлял и к какому результату ни пытался придти, ему помешало три вещи: я упорно молчал, Барти Крауч-старший был жив, так же, как и Барти-Крауч-младший. Ну не верю я, что Крауч мог так виртуозно сыграть старого аврора, что директор ничего не заподозрил. Так что директор знал, что готовится и к каким последствиям все это может привести. На это указывало еще и то, что меня действительно никто и не подумал искать. Не думаю, что это нормально: пропал участник Турнира, ну и Пресвятая дева с ним. Не знаю, на что был расчет, скорее всего на то, что Гарри Поттер, если ему удастся выбраться, сразу же начнет всем доказывать, что зло номер один опять с нами. Но мне ничего доказывать никому не нужно. Темный Лорд не иголка, не потеряется. Так что вернемся к письму. «Дорогая Гермиона»… нет, не так. Что значит «Дорогая»? Намек на то, что она слишком дорого мне обходится? Как же начать-то? И чтобы показать, что она мне не безразлична и не слишком наседать на неопытную девушку.
— Мама сказала, чтобы мы расспросили Кикимера, — Сириус прервал мои эпистолярные потуги, ворвавшись в комнату, которую я как-то незаметно превратил в свой миниатюрный кабинет. — А что ты делаешь?
— Пытаюсь написать письмо Гермионе.
— И как, получается?
— Нет. Так что там насчет Кикимера?
— А почему не можешь написать-то? — Блэк с любопытством посмотрел на пустой лист, лежащий передо мной.
— Она мне нравится, очень, — рявкнул я. — Поэтому и не могу.
— Понятно, не хочешь выставлять себя полным идиотом, а хочешь, я тебе сейчас помогу…
— Сириус, что с Кикимером?
— Регулус однажды одолжил нашего эльфа Лорду, а потом, когда эльф вернулся, они куда-то отправились вместе, но вернулся обратно только Кикимер. У нас даже тела Рега нет, гроб пустой хоронили. По гобелену определили, что его больше нет, — Сириус замолчал. Я понимаю, почему он тянет время, даже готов письма за меня писать, лишь бы не узнавать подробности о гибели брата. Это слишком тяжело, ведь когда не знаешь точно, в душе теплится какая-то надежда, а вдруг? Сейчас же эту надежду может полностью уничтожить рассказ старого эльфа. Но по мне, лучше уж так, лучше оплакать, как следует, и отпустить, чем на что-то надеяться. Поэтому я бросил перо на стол и крикнул:
— Кикимер.
Эльф явился незамедлительно. Он так сильно радовался, что любимый дом вновь обрел хозяина и, наконец, принял вид, полагающийся родовому гнезду древнего рода, что даже практически не брюзжал.
Из рассказа Кикимера мы вынесли следующее: Регулус на самом деле погиб, причем, скорее всего, присоединился к армии инферналов, охраняющих крестраж. Также мы выяснили, что Регулус успел отдать настоящий крестраж самому эльфу и приказал его уничтожить. Кикимер не знал, что это, и, захлебываясь слезами, говорил, что никак не мог выполнить последний приказ молодого хозяина, из-за чего практически сходил с ума, но буквально недавно, старый эльф перестал ощущать населяющее медальон зло. Значит ли это, что воля господина Регулуса выполнена?
— Принеси его сюда, — слегка охрипшим голосом проговорил Сириус. — Мы его проверим, если все так, как ты говоришь, то, благодаря Гарри, зло, поселившееся в медальоне, действительно исчезло.
Пока эльф искал доверенную ему Регулосом ценность, Сириус сидел в кресле и смотрел в одну точку. Именно сейчас он полностью осознал, что остался совсем один.
— Наладь уже, наконец, отношения с Малфоями и кто там еще у вас остался? Пригласи Драко у себя погостить, женись, наконец, — я говорил тихо, но крестный меня услышал и едва заметно кивнул.
— Да, нужно Цисси сюда позвать и Андромеду тоже. Нас практически не осталось, Блэков, я имею в виду, нужно вместе попытаться держаться. Заново познакомиться, мы же все-таки родственники.
Я снова взял в руки перо. Чувствую, это лето веселым будет. У Сириуса просто неуемная энергия, и, если он поставит перед собой цель помирить сестер, то мне их очень жаль. Хотя, им придется это сделать, чтобы кузен их в покое оставил. Ради этого, я подозреваю, Люциус ему и Долг жизни простит, лишь бы часто не видеть. Хотя не представляю, как он все это будет делать в условиях воскрешения Лорда. Уж белую макушку Люциуса среди пожирателей я разглядеть сумел. Подозреваю, что именно ему я обязан ушибом печени и огромным кровоподтеком. Как бы спросить поделикатнее? Хотя, насколько я знаю Малфоев, он каким-нибудь образом все равно намекнет на то, что я ему должен.
Кикимер явился, когда я вывел «Милая Гермиона». Я решил остановиться на этом обращении, и будь что будет.
