Когда Анна Павлова уезжала, мы все отправились в Ниццу, чтобы ее проводить. Знакомые предупредили, что при ее отъезде всегда бывает много суеты, и оказались совершенно правы. Сначала в вагон стали заносить огромное количество багажа, а Павлова, пересчитывая саквояжи, все время сбивалась и начинала считать заново. Провожающие старались ей помочь, что приводило к еще большей неразберихе, а сама Павлова то улыбалась, то сердилась. Наконец все кое-как утряслось, и провожающие облегченно вздохнули, но вдруг она вспомнила о клетке с птицей и бросилась на ее поиски, как будто эта клетка была для нее дороже всего на свете. К счастью, ее быстро нашли, и, успокоившись, Павлова покинула Ниццу, помахав нам рукой из окна.
Впоследствии я видела ее в Париже, когда она танцевала в «Жизели» в театре на Елисейских полях. В ее танце чувствовалась усталость, но спектакль был великолепным. Во второй картине, когда Жизель-Павлова с лилией в руке пробегала на пуантах через сцену, казалось, что она не касается земли и парит в воздухе, словно неземное создание».
В Париже Матильда встретилась с еще одной своей былой соперницей – Верой Трефиловой. «Узнав адрес Трефиловой, я сразу же поехала к ней в отель «Савой». Выглядела она удивительно молодо, и Дягилев стал сразу же ее уговаривать выступить у него в Монте-Карло. Трефилова давно не появлялась на сцене и не занималась, но к спектаклю подготовилась превосходно, и когда мы увидели ее в «Лебедином озере», то были поражены ее безупречным классическим танцем. В каждом жесте балерины чувствовалась наша школа с ее грациозными движениями и изящными позами. Одним словом, она показала такой высокий класс мастерства, какого здесь уже давно не видели и, вероятно, даже уже и не помнили. Трефилова была исключительно хороша в «Лебедином озере», своем лучшем спектакле. Впоследствии ни одна из балерин, выступавших в этом балете, не смогла соперничать с Трефиловой».
С 1920 года и вплоть до 1941 года Матильда состояла в переписке с братом Юзефом (Иосифом), оставшимся в Петрограде. Письма приходили в оба конца беспрепятственно. Кроме того, Матильда периодически посылала брату посылки с одеждой и продуктами, вначале через организацию Гувера, а потом и через другие агентства.
С 1906 по 1914 год Кшесинскому приходилось выступать в частных театрах как в столицах, так и в провинциях. Из рецензии на его выступление 4 января 1913 года в Пскове: «Немного грузноват, но лихо и ловко танцует».
В 1914 году Иосиф вновь был принят в Мариинский театр, где протанцевал до 1928 года. В 1927 году ему было присвоено почетное звание «заслуженный артист республики». В 1928 году он создал передвижную балетную труппу. В следующем году Иосиф поставил в Ленинграде в Доме музыки Выборгского района балет «Красный мак».
Кшесинский был женат второй раз на Цицилии Спрешинской и воспитывал двоих детей – Романа и Целину. У Иосифа осталась прекрасная квартира, в которой он жил к февралю 1917 года.
В 1922 году польские власти предложили Кшесинскому место в Варшавском театре, но он отказался. Матильда пишет: «…мне хотелось, чтобы он с семьей приехал ко мне во Францию. Дягилев помог мне в этом деле, написав письмо, в котором предлагал брату выступить с его труппой. Мне удалось достать для него французскую визу и выслать денег на дорогу через Финляндию. Но он ответил, что хочет остаться в Петербурге и что у него все есть и он ни на что не жалуется».
В своих мемуарах Кшесинский пишет: «Я никуда не поеду, ибо без наших северных березок, без наших болот с куличками долго не проживу, они мне и милы, и дороги, а вот по Союзу везде от Ленинграда до Владивостока еще поезжу».
В сохранившихся отрывках мемуаров Кшесинского меня удивили две вещи. Во-первых, он вместо СССР часто пишет «Советская Русь». Если бы он писал воспоминания для властей, думаю, он бы употреблял официальное название страны, а «Советская Русь» – думаю, это от души. Юзеф стал русским человеком польского происхождения. Ну а во-вторых, Иосиф ни разу не упомянул в воспоминаниях Матильду. Почему? Не знаю и не хочу делать предположения.
Из воспоминаний Матильды: «Дочь Юзефа, Целина, окончила балетное училище и выступала на сцене Мариинского театра. Судя по фотографиям, она была очень похожа на меня, и, как писал брат, в училище считали, что она напоминает меня манерой танца. Потом брат писал, что дочь вышла замуж за инженера [Севенарда. – А.Ш.], оставила сцену и уехала в Сибирь. А Ромичек, его сын, пропал без вести, но при каких обстоятельствах, Юзеф не сообщил. Последнее письмо я получила от него в самом начале 1940 года. Лишь много лет спустя я узнала, что мой бедный Юзеф и его третья жена умерли во время блокады в Ленинграде. Возможно, они погибли от голода и холода».
Фраза «очень похожа на меня» ничего не доказывает, но наводит на размышления. Ну а Иосиф действительно умер в блокаду в 1942 году в Ленинграде. Ряд историков театра пытались установить точную дату его смерти и место захоронения, но все было безуспешно.
На вилле в Кап-д’Эль Матильду и Андрея часто навещал великий князь Дмитрий Павлович. Обычно он приезжал на юг Франции весной или осенью и останавливался у знакомых. «Как-то раз он заехал ко мне, – пишет Кшесинская. – Тогда он жил в Каннах, на вилле известного богача сэра Мортимера Дэвиса, чья жена славилась красотой. Слуга великого князя надеялся, что тот останется на ночь у меня на вилле, так как в Каннах он каждый вечер кудато ходил и почти не спал. В это же время у меня отдыхали князь Эристов, князь Никита Трубецкой и полковник Кульнев. Вечером, после обеда, мы отправились в МонтеКарло в игорный клуб. Мы с Андреем возвратились рано, а Дмитрий Павлович пробыл там до утра вместе с моими гостями. Так что великому князю так и не удалось у меня выспаться, как надеялся его слуга.
Весной, когда мы с Андреем были в Париже, мы пригласили в ресторан «Арманвиль» великую княгиню Марию Павловну вместе с мужем, князем Н. Путятиным, великого князя Дмитрия Павловича, графа Н. Царнекау, а также полковника Кульнева. В последнюю минуту великого князя что-то задержало, но он обещал присоединиться к нам позже. После обеда мы поехали в модное кафе «Акация», чтобы выпить вина и потанцевать. Здесь к нам и присоединился Дмитрий Павлович, и мы все отправились в «ПалеРояль», где в винном погребе находилось кабаре. Приехали мы рано, и там еще никого не было, а оркестр стал играть нам русскую музыку. Мы заказывали музыкантам все, что хотели, но потом появились две английские пары и начали заказывать американские мелодии, а мы по-прежнему просили исполнять русские. Англичане были очень недовольны, и тогда мы стали уговаривать великую княгиню что-нибудь спеть. Она долго отказывалась, но потом согласилась – при условии, что потом я станцую «Русскую». Когда мы все решили, великая княгиня превосходно спела романс «Калитка», а я станцевала «Русскую». Как только я закончила, оба англичанина поднялись из-за столика и, держа в руках бокалы с вином, подошли к нам. Став на колени, они попросили нас принять вино как знак восхищения нашим мастерством. Это было так трогательно, что потом мы весь вечер развлекались вместе».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
