Пакет мер МВФ стал поворотным пунктом, ибо при новой финансовой дисциплине экономика начала восстанавливаться. Что касается партийной политики, это было неоднозначно для нас. С одной стороны, недовольство тем, как правительство управляет экономикой, уменьшалось, и было вероятно, что лейбористы снова обретут поддержку среди населения. С другой стороны, мы теперь могли доказать, что социализм как экономическая доктрина себя полностью дискредитировал и что даже социалисты теперь должны были признать, что реальностью стала программа консерваторов.
Политическая неопределенность наводила тревогу на всех. Правительство не имело абсолютного большинства. Никто не мог предсказать, как проголосуют представители малых партий по тому или иному вопросу. Сильно разочарованы были даже те из нас, кого партийные организаторы держали в курсе изменений парламентской арифметики. Еще более непостижимо все это было для сторонников Консервативной партии по всей стране, которые не понимали, почему мы не могли нанести смертельный удар и созвать парламентские выборы. Действительно, во вторник 22 февраля 1977 г. правительство потерпело поражение из-за законопроекта по вопросам Шотландии и Уэльса. Потеряв надежду на делегирование власти в Шотландии и Уэльсе, шотландские и уэльские националисты отказали в своей поддержке правительству. Надвигался новый парламентский кризис, тот, в котором правительство перестало обладать даже рабочим большинством.
На Шотландской партийной конференции в мае 1968 г. Тед от лица Консервативной партии обещал делегировать власть, что обеспечило поддержку со стороны Шотландской национальной партии (ШНП), хотя и ненадолго. «Пертская декларация» Теда была шоком для большинства консерваторов, включая шотландских. Я никогда не была довольна этой политикой, и в целом среди английских тори она не встретила энтузиазма.
После парламентских выборов Тед пришел к убеждению, что партия должна предложить делегирование власти Шотландии, и поручил выполнение этой задачи назначенному теневым министром по вопросам Шотландии Алику Бьюкенену-Смиту. Тревога из-за того, каким образом партию принудили к новой политике, никогда не уходила с повестки дня. Став лидером, я столкнулась с этой ситуацией, созданной Тедом. Мне предстояло снять партию с этого «крючка». Как инстинктивному юнионисту, мне не нравилось обязательство о делегировании власти. Но я осознавала, что к тому моменту столько политического капитала было в это вложено, что нельзя немедленно изменить политику. Если бы я это сделала, это спровоцировало бы уход многих в отставку, чего я просто не могла себе позволить.
Белая книга правительства, предлагавшая прямые выборы в ассамблею для Шотландии и для Уэльса, была опубликована в ноябре 1975 г. Споры в теневом кабинете по этому вопросу продолжились в 1976 г. В ноябре, когда законопроект был опубликован, за ужином с юристом по конституционному праву, профессором Ярдли из Бирмингема мы обсуждали детали.
Чем внимательнее я читала законопроект, тем более опасным он выглядел для Соединенного Королевства. Закрытый общественный опрос, проведенный партией в ноябре 1976 г., подтвердил мое мнение о взглядах электората на делегирование власти. Мнение шотландцев сильно разнилось: планы правительства на делегирование власти нашли поддержку лишь среди 22 %, меньше, чем наши (26 %), и даже меньше, чем пункт «никаких изменений» (23 %). Лишь 14 % приветствовали независимость. Влекущее столь серьезные последствия конституционное изменение требовало гораздо большей общественной поддержки.
В ноябре – декабре 1976 г., перед тем как законопроект предстал на втором чтении в парламенте, в теневом кабинете прошли четыре долгих заседания о том, издавать или нет «кнут» с тройным подчеркиванием. Мы больше не могли скрывать свою позицию. Кроме подавляющего большинства парламентской фракции консерваторов, большая часть теневых министров были настроены против делегирования власти на тех условиях, которые озвучивались в Белой книге.
Но среди его сторонников укоренилась вера, что делегирование власти позволит избежать требования независимости, и даже те, кому законопроект откровенно не нравился, боялись показаться антишотландски настроенными. В конце концов, на долгом заседании, закончившемся глубокой ночью 2 декабря, мы решили при категорическом несогласии меньшинства, включающего Бьюкенена-Смита, что мы выскажемся против законопроекта и представим «кнут» с тройным подчеркиванием.
А. Бьюкенен-Смит подал в отставку с поста теневого министра по вопросам Шотландии вместе с М. Рифкиндом. Еще четыре теневых министра хотели уйти, но я отказалась принять их отставку и даже позволила одному из них высказаться против нашей линии в дебатах и голосовать за правительство. Ни один партийный лидер не мог бы сделать большего. Чтобы заменить Бьюкенена-Смита, я перевела Тедди Тейлора, чьи патриотизм и здравость суждений были очевидны для меня, из департамента торговли на пост теневого министра по делам Шотландии.
Трудно сохранить твердость духа, когда нужно выступать с передней скамьи, зная, что на дебатах и, возможно, при голосовании на твоей собственной стороне будет раскол. Речь, с которой я выступила в понедельник 13 декабря, соответствовала тому духу, который я любила. Я мало говорила о наших предложениях, лишь вскользь упомянув наше обязательство по отношению к ассамблее Шотландии, зато многое сказала о внутренних противоречиях и непоследовательности законопроекта. В конце дебатов двадцать семь консерваторов, включая Хита и Уокера, воздержались. Пятеро, включая Бьюкенена-Смита, Рифкинда и Грэя, проголосовали за правительство.
Но лейбористы тоже разделились: двадцать девять из них воздержались, а десять отдали свои голоса нам. Таким образом, на втором чтении большинство в сорок пять голосов замаскировало и сильное недовольство лейбористов, и наше по вопросу, которому предстояло снова всплыть на поверхность. В ходе дебатов премьер-министр намекнул, что планирует провести референдум в Шотландии и в Уэльсе, что оказалось фатальным для всей затеи с делегированием власти.
Непонятно, как могли дальше развиваться события. 17 марта 1977 г. правительство отказалось выставить на голосование наше предложение перенести следующие парламентские дебаты о государственных расходах из страха, что парламентские лейбористы левого крыла потерпят поражение. Я немедленно охарактеризовала это почти неслыханное нарушение законной процедуры как «бесчестное поражение». Мы положили под сукно предложение выразить недоверие к правительству. В случае успеха оно привело бы к парламентским выборам. Мне казалось, что оно привело бы к успеху. В своей речи, произнесенной в Центральном совете в Торки в ту субботу, я предупредила партию о неминуемой предвыборной кампании.
Это было время напряженного маневрирования между партиями и партийными органами. Я отказалась в этом участвовать. Дэвид Стил, лидер Либеральной партии, дал понять, что он был готов сохранить лейбористов у власти, если условия и обстоятельства покажутся благоприятными. Возникали два важных вопроса, на которые либералы должны были ответить. Возьмут ли они на себя вину за то, что они удержали у власти непопулярное правительство? Или им поставят в заслугу смягчение правительственной политики? Я лично не верила, что они подпишут этот пакт с правительством без создания формальной коалиции, то есть присутствия нескольких либералов в кабинете министров, но было трудно представить, что левое крыло Лейбористской партии сможет с этим смириться. Мой анализ политической ситуации был в целом верен, но я не учла важный элемент: тщеславие. Хотя либерально-лейбористский пакт принес либералам много вреда, а Джиму Каллагену немало пользы, он подарил представителям Либеральной партии иллюзию собственной значимости.
За несколько часов до того как я должна была вынести в парламент вотум недоверия правительству, мне сказали, что либералы поддержат правительство. Действие соглашения предполагалось до конца парламентской сессии. Либералы не входили в правительство, но поддерживали связь с отдельными министрами и посылали своих представителей на совещательные заседания. Правительство давало согласие на прямые выборы в европейскую ассамблею и делегирование полномочий, обещало провести либеральный законопроект об отсутствии постоянного места жительства и согласилось ввести ограничения в законопроект об организациях труда производственных рабочих в местных органах власти. Это был жалкий список приобретений.
Потерпев поражение, мы ждали обвинений со стороны прессы и наших сторонников. Все это лишило меня воодушевления, но выступить я была должна. Ангус Мод помог мне с написанием черновика. Мы решили сделать речь короткой. По сути, она была слишком короткой. Кроме того, она была написана, когда казалось, что мы стоим на пороге парламентских выборов, и позитивные заявления о нашей политике выглядели важнее критики в адрес правительства. В прессе речь получила наихудший прием из всего, когда-либо мной произнесенного. Конечно, если бы я прочла вестминстерский телефонный справочник, а мы в итоге победили, никто бы не беспокоился. Увы, в политике, как и в жизни, «если» не приносит утешения. Но когда я приехала домой на Флуд-стрит поздно ночью, сильнее всего меня угнетало не то, как плохо приняли мою речь в парламенте, и даже не то, что правительство завоевало большинство голосов с преимуществом в двадцать четыре голоса. Угнетал меня тот факт, что после всех наших усилий шанс развернуть Британию казался не ближе, чем раньше.
