Том вздохнул:
— Ладно. Значит, сходим к начальству, — он ткнул пальцем в сторону кабинета детектива-инспектора Клер Фишер — местного средоточия власти. — Но, если все это только игра твоего воображения, тебе и отвечать.
— Хорошо, — Элисон вытерла руки и подумала, не сказать ли ему о крошке на бровях, но решила этого не делать.
Элинор
Декабрь
«Полиция расследует обстоятельства смерти».
Я услышала это по радио, направляясь по А21 в сторону Лондона. Несмотря на ранний час, машин на шоссе было предостаточно. Ночь я провела в придорожной гостинице, обдумывая следующий шаг. Зубную щетку и смену белья купила по пути в большом супермаркете, где никто меня не запомнил. На самом деле новость не стала для меня неожиданностью, но все равно пальцы так сжались на руле, что мне пришлось хорошенько сосредоточиться на вождении.
Джеймс Конвей мертв. В коротком репортаже сообщили, что соседи вызвали полицию, почувствовав запах газа, а когда дверь взломали, то обнаружили, что «мистер» Конвей — это бы его взбесило! — скончался от отравления угарным газом. Подозревали, что причиной смерти стала неисправность старого газового камина в его квартире.
Честно говоря, мне было на него плевать. Прежде чем покинуть квартиру, я убедила его раскрыть мне замысел Патрика целиком. И Конвей с радостью это сделал, похваляясь своими умениями.
— Но сначала — деньги.
Не снимая перчаток, я положила конверт с чеком на подлокотник замызганного дивана. Денег на моем счету было недостаточно, чтобы его покрыть, но это не имело значения.
— А теперь рассказывай. Мне нужно знать всё.
Он рассмеялся:
— Да… Пожалуй, в полицию ты не пойдешь. Видишь ли, инсценировать собственную смерть очень непросто. Если только не сделать так, чтобы тела не осталось, потому что ты пропал в море или вроде того. Так поступил Каноист — помнишь того парня, который прикинулся мертвым ради страховки? Но в наших местах моря нет, так ведь? Да и полиция теперь копает тщательнее. Поэтому пришлось придумать план получше, поизобретательнее. Нужно было только дождаться, пока в больнице не умрет кто-нибудь примерно того же возраста, что и Патрик.
— Но почему ты-то ввязался в это? — удивленно спросила я, все еще не в силах понять и искренне надеясь, что это неправда. — Ведь он тебе был должен, как ты утверждаешь. Зачем так рисковать?
Конвей вздохнул, обдав меня запахом перегара. И сразу всплыли воспоминания. Совсем нежелательные воспоминания. Мать, нетвердой походкой идущая через комнату. «Элинор, шлюха тупая, прочь с глаз моих!»
— Есть у твоего Пэдди одно умение. У него отличный нюх на чужие секреты, — было странно слышать, как Конвей говорит о Патрике в настоящем времени. — Он знал разное о персонале больницы. Кто где ошибся во время операции. У кого бабы на стороне. Видишь ли, он занимался расходами, выставлял счета страховым. Он знал всё.
Шантаж. Конвей не произнес этого слова, но это был именно шантаж. Вот так Патрик и смог заставить других поработать на него, помочь ему скрыться. Он был по уши в долгах, к нему приставала женщина, утверждавшая, что ждет от него ребенка. Да еще и я стала настаивать на ЭКО, чтобы родить.
В глубине души это все равно казалось мне безумием. И все же… Поиски в интернете до глубокой ночи, до боли в глазах, показали, что и в самом деле существуют способы инсценировать свою смерть. Каноист, например, получил подложный паспорт, воспользовавшись свидетельством о рождении рано умершего парня, который был его ровесником. Видимо, существуют и другие варианты. Я вспомнила о суммах, исчезавших с наших счетов. Они всегда были чуть меньше того порога, который мог вызвать подозрение. Должно быть, Патрик запланировал смыться уже давно.
Это был тщательно проработанный замысел. Вроде тех, что описывались в низкопробных триллерах, которые я поглощала долгими вечерами, пока его не было дома. Сбежать именно в этот момент ему удалось благодаря везению. В неврологическое отделение больницы, в которой он работал, доставили пациента. Примерно одного возраста с Патриком, в хорошей физической форме, если не считать головы, разбитой об асфальт при падении с велосипеда. Никто этим человеком не интересовался, а по маркам велосипедного снаряжения полиция пришла к выводу, что он был туристом. Возможно, американцем. В стране у него не было ни семьи, ни близких. Никто его не искал. Никто не знал, где он. Он был в тяжелом состоянии, без сознания, но надежда на выздоровление оставалась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Нам нужен был труп, понимаешь? — продолжал Конвей, прихлебывая виски. — В случае подозрительной смерти делают вскрытие, и если только в сговоре не участвует весь морг… В общем, дел у них невпроворот, так ведь? Финансирование паршивое. Они не станут делать тест ДНК каждому покойнику, если его личность и так известна.
Поэтому они просто поменяли пациентов местами. Конвей, отвечавший за поддержание больных в искусственной коме, немного похимичил с мониторами, поменял местами таблички.
— В моем положении это легко, — хвастался он. — Щелкнул переключателем, и — бац! — готов покойник. Грань между жизнью и смертью куда тоньше, чем мы думаем.
Вскрытие не выявило ничего странного. У покойного не было ни пломб, ни предыдущих операций. Тут им снова повезло — по пломбам довольно легко выяснить, из какой страны приехал человек, а здоровье у него было хорошее, если забыть о пробитом черепе. Наверное, даже лучше, чем у Патрика с его тайными возлияниями после работы. Травма головы не противоречила истории об автомобильной аварии. Поэтому после небольшой правки документов — Конвей намекнул, что в этом участвовали еще несколько человек из клиники, этот человек стал Патриком. А сам он — таинственным незнакомцем, который чудесным образом исцелился и выписался.
— И никто этого не заметил? — мне было трудно в это поверить. — Ни медсестры, ни врачи в реанимации?
Конвей пожал плечами:
— Сейчас у нас полно персонала по направлениям из кадровых агентств. Откуда только не едут! Некоторые и по-английски-то с трудом говорят, да еще и меняются каждый день. Никто вопросов не задавал.
Я подумала об этом бедолаге, умершем в одиночестве в чужой стране и похороненном в чужой могиле. Должно быть, кто-то его разыскивает. А Патрик выскользнул из страны по фальшивому паспорту. И ему не потребовались какие-то тайные лазейки. Он мог попасться, но для этого нужно было, чтобы кто-то добросовестно выполнил свою работу, чтобы кто-то обратил внимание. Но таких героев не нашлось. Даже я сама потворствовала подлогу — была так раздавлена скорбью, что и не подумала, что в могиле окажется кто-то другой. С чего бы?
Когда Конвей закончил болтать, я встала и незаметно вытерла рукавом стакан, из которого пила. В тот день я накинула на голову косынку — якобы для защиты от холодного воздуха. Но еще она не давала волосам упасть на этот противный ковер. Впрочем, его годами никто не пылесосил, и, если там найдут мой волос, будет нетрудно придумать объяснение, откуда он взялся. Когда Конвей выходил из комнаты за водой, я, не снимая перчаток, чуть повернула сбоку на газовом камине рукоятку, будто он уже давно понемногу выпускал ядовитый газ. В гостиной мерзавца было душно — ее явно давным-давно не проветривали, — а старомодные оконные рамы, как я заметила, были закрашены наглухо. Если Конвей просидит здесь всю ночь, он надышится газом насмерть. А если зажжет огонь или хота бы закурит, вся комната вспыхнет.
— Прощай, Джеймс, — сказала я перед уходом, іеперь уже полностью веря его словам.
Проходя мимо дивана, я незаметно вытащила из конверта чек, резонно полагая, что сегодня Конвей внутрь заглядывать не станет, раз уж он успел до половины прикончить бутылку виски. Я прощалась с ним навсегда. Он знал, кто я такая, и кто такая Сьюзи, и где мы обе живем. Он был неприемлемым риском для нас, для ребенка. К тому же мне казалось, что без него миру станет только лучше.
