— Нет! — пламенно воскликнул Гильфи. — Я!.. То есть мы… Мы! Мы не расстанемся! Мы будем снимать квартиру и воспитывать ребенка!
Тора чуть не рассмеялась. Гильфи хочет «снимать квартиру»! Он ведь даже не задумывается, что все: отопление, электричество, телевидение, вода, вывоз мусора — не даром, а за деньги. Однако она смолчала, не желая расхолодить сына. Если он верит, что снимет квартиру, пусть верит.
— Да! — всхлипнула Сигга. — У нас все получится! И мне почти шестнадцать!
— Изнасилование! — завизжала ее мать. — Ну разумеется! Ей даже нет шестнадцати. Это изнасилование! — Она уставилась на Гильфи и возопила: — Насильник!
Тора не представляла, как подобными воплями можно улучшить положение. Она повернулась к Сигге:
— Какой срок, милая?
— Не знаю… Наверное, месяца три. У меня не было месячных три раза.
Ее отец покраснел до кончиков волос.
Гильфи исполнилось шестнадцать полтора месяца назад. Впрочем, значения это не имеет.
— Позвольте вам напомнить, что в подобных случаях возраст для вступления в брак или во внебрачные половые отношения устанавливается с четырнадцати, а не с шестнадцати лет. Кроме того, в момент зачатия моему сыну шестнадцати не было, и в случае сексуальных домогательств, а именно так это называется, закон не принимает во внимание половую принадлежность.
— Чушь, — хмыкнул отец. — Женщина не может изнасиловать мужчину. Тем более такой ребенок, как моя дочь.
— И как мой сын, — ответила Тора, победно улыбаясь.
— А вам позвольте напомнить, что ваш сынок учится в школе второй ступени, меж тем как моя дочь — еще в первой. Думаю, что с точки зрения закона это что-то да значит, — заносчиво проговорил мужчина.
— Абсолютно ничего, — ответила Тора. — Уровень образования тут совершенно ни при чем, уверяю вас.
Он насупился.
— В этом парламенте — одни гомики…
— Да вы больные все! — закричала Сигга. — Это мой ребенок! И это я буду его вынашивать, ходить с огромным животом и уродскими грудями и даже не смогу пойти на выпускной вечер! — Она хотела сказать что-то еще, но слезы снова хлынули из глаз, и рыдания огласили комнату.
Гильфи посчитал своим долгом ее утешить.
— Это ничего, что у тебя будет огромный живот и ужасные груди. Я тебя не брошу, и никого другого на выпускной вечер не приглашу. Я пойду один. Потому что ты девушка, которую я люблю.
Сигга зарыдала еще сильнее, а взрослые уставились на Гильфи разинув рты. Однако это нелепое и выспреннее объяснение в любви открыло им простую истину: все случившееся — всего-навсего ужасный просчет матери-природы. Перед ними два ребенка, ожидающие третьего, и разбираться, кто виноват, не имеет смысла.
Впрочем, коллективное осознание не касалось Ханнеса. Он повернулся к Торе с искаженным от ярости лицом.
— Это все ты! Сама ведешь дикую жизнь, спишь со всяким, кто проявит к тебе хоть малейший интерес, и сын туда же. Пока я с вами жил, мальчишка ничего подобного не вытворял, а теперь у него есть только один пример для подражания!
От неожиданности Тора не нашлась что сказать. «Дикая жизнь»? Это один-то раз за два года? Ну два, если считать утренний повтор. И это называется «вести дикую жизнь»? Даже отец Торы, которому восемьдесят восемь, всегда настаивал, чтобы она чаще бывала в компаниях и больше развлекалась. Не говоря уже о подруге Лаувейе, хотя ее-то назвать проповедником морали довольно трудно.
— Я так и знала, что она потаскуха! — завизжала мамаша, и у всех едва не лопнули барабанные перепонки. — Сексоголики!.. Все, все начинается с семьи!.. — Она воззрилась на Тору с видом триумфатора.
Однако у Торы неожиданно появился союзник.
— Ну, дорогая, если уж говорить, что все идет из семьи, то тогда порадуемся, что твоя дочь не фригидна, как ее мать, — включился в сражение отец Сигги.
Так. Хватит. Тора достаточно наслушалась потенциальных родственничков. Впереди крестины, дни рождения, конфирмация и бог знает что еще. Не хотелось бы во время этих событий вспоминать подробности их интимной жизни. Она встала.
— Я не знаю, кому пришла в голову гениальная идея собраться здесь. Вот вам отец… — Она показала на Ханнеса. — Разговаривайте с ним хоть всю ночь. А с меня довольно. — Она двинулась к выходу, но спохватилась: надо забрать сына. — Гильфи, пойдем.
Сигга так и сидела, опустив голову и заливаясь слезами.
— Сигга, в моем доме ребенку всегда будут рады, так же как и вам обоим, можете у нас жить, — сказала ей Тора и бросила присутствующим: — Всем пока.
Они с Гильфи вышли, захлопнули дверь и направились к джипу, который, слава Богу, стоял на своем месте. Тора, совершенно выжатая, молча забралась на переднее сиденье, Гильфи сел рядом с сестрой.
— Ханнес-ар-доттир, — тщательно выговаривала Соулей, тренируя Маттиаса правильно произносить ее патроним.[8]
— Поехали, — сказала Тора Маттиасу и схватилась за голову. Хорошо, что Гильфи в немецком не силен, а Соулей совсем ничего не понимает. — Знаешь что? Я упала в цене. Ты переспал с бабушкой.
К ее удивлению, Маттиас расхохотался.
— Должен отметить, исландские бабушки несколько отличаются от немецких. — Он бросил взгляд на Гильфи, погруженного в размышления о собственной судьбе. Единственная соломинка, за которую мальчик сейчас может ухватиться, это его мать, а у нее еще не прошло похмелье. — Привет, сын Торы. Меня зовут Маттиас. — Он подмигнул Торе.
Она тоже посмотрела назад, готовая ответить сыну честностью на честность. Вот сейчас она скажет, что Маттиас для нее — несколько больше, чем просто друг или коллега… Но, наткнувшись глазами на плейер, по-прежнему свисающий с мальчишеской шеи, она передумала.
— Гильфи, это Маттиас. Мы вместе работаем. Я пригласила его на ужин. Мы все обсудим позже, когда он уйдет. — Она сглотнула ком, неожиданно вставший в горле. Она станет бабушкой в тридцать шесть лет! Иисус, Мария, Святой Дух и кто там еще в Троице, забыла, — пусть ребеночек будет здоровым, а жизнь его родителей — безмятежной, несмотря на их ошибку. Тора загнала назад неожиданно подступившие слезы. А ведь была подсказка, которую она не разгадала: «С ним неинтересно. Он там прыгает на кровати, вопит и…»
— Тора… — Маттиас прервал ее мысли. — Мне только что позвонил директор музея колдовства. Кажется, есть объяснение, почему тело Гаральда было в таком состоянии.
Глава 28
Тора решила не отменять званый ужин и в полубессознательном состоянии вытаскивала из холодильника и морозилки все, что попадалось под руку. Маттиас удивленно наблюдал, как кухонный стол обрастает наполненными тарелками и мисками.
— Готово, — позвала Тора.
Когда все расселись, оказалось, что к ужину у них консервированный горошек, чипсы, рис, кускус, быстросуп, джем и традиционные исландские лепешки.
— Выглядит аппетитно, — вежливо сказал Маттиас и потянулся к горошку.
Тора обозрела стол и застонала.
— Я совсем забыла про горячее… — Она привстала, решив поискать замороженную лазанью, макароны, мясо или даже рыбу, хотя прекрасно знала, что ничего не найдет. Она собиралась зайти за продуктами, но из-за всех этих событий было не до магазина… Маттиас взял ее за руку и усадил на место.
— Все нормально. Конечно, ужин нестандартный, как и выбранное для него время, но это мелочи. — Он улыбнулся, глядя на детей, которые ковыряли странное ассорти в тарелках.
Тора взглянула на часы и увидела, что всего три пополудни — да, она явно слетела с катушек.
— Я все еще в шоке. — Она через силу улыбнулась. — Приглашу тебя на ужин в следующем году, если к тому времени оклемаюсь.
— Не нужно. Лучше я тебя куда-нибудь приглашу, — с улыбкой сказал Маттиас, отламывая кусочек исландской лепешки. — Какое изысканное блюдо!
Никто не доел, остатки импровизированной трапезы заполнили мусорное ведро. Соулей попросилась поиграть с подружкой Кристиной, и Тора без колебаний ей разрешила. Гильфи исчез в своей комнате, сказав, что посидит в Интернете. Тора надеялась, что он не станет изучать сайты, посвященные уходу за детьми. Увидев все без прикрас, он может запаниковать и отступиться.
Оставшись одни, Тора и Маттиас перешли в гостиную. Перед этим Тора сварила кофе, и они взяли чашки с собой.
— Так-так, — сказал Маттиас, чувствуя неловкость. — Учитывая обстоятельства, я не буду у тебя рассиживаться. Кстати, а бабулям не полагается вздремнуть после еды?
— Бабуля жаждет джина с тоником, — хмыкнула она, хлебнув кофе. — Но мы оба знаем, какие могут быть последствия, так что на сей раз я пропущу. — Она улыбнулась и слегка покраснела. — Давай про новости из музея. — Тора откинулась на спинку дивана и скрестила ноги.
Маттиас вытащил клочок бумаги и развернул его на кофейном столике.
