Старик обратился к Эмили:
— Вы пугливы?
— Я вас не понимаю, — ответила девушка. — Кто может напугать меня?
— Вам не следовало бы видеться с нею, но ее не урезонишь. Я все-таки предостерегу вас, мисс. Не спешите верить всему, что вам скажет моя жена. По моему, она не в своем уме.
Эмили переступила через порог.
Глава LX
В комнате
Пожилая женщина сидела у постели. Она встала и заговорила с Эмили с огорчением и замешательством.
— Не моя вина, что миссис Рук принимает вас таким образом; я вынуждена не противоречить ей.
Женщина посторонилась и указала на миссис Рук, голову которой поддерживало несколько подушек, а лицо было закрыто вуалью. Эмили с ужасом отступила.
— Разве у нее повреждено лицо? — спросила она.
Миссис Рук сама ответила на этот вопрос; голос ее был тих и слаб; но пострадавшая говорила со своей обычной нервной торопливостью, которую заметил Албан Моррис еще в тот день, когда она просила его указать ей дорогу в Незервудс.
— Не то чтобы повреждено, но даже на смертном одре нужно позаботиться о своей наружности. Я не могу достать свои туалетные принадлежности, чтобы привести себя в порядок. Поэтому не желаю пугать вас. Пожалуйста, извините, что я не подниму вуаль.
Эмили вспомнила ее нарумяненные щеки и крашеные волосы.
Добрая хозяйка дома подождала с минуту.
— Что мне сказать, если придет пастор? — спросила она, перед тем как покинуть комнату.
— Скажите, что умирающая женщина старается загладить свой грех, — отвечала миссис Рук. — Скажите, что эта молодая девушка присутствует здесь по определению премудрого Провидения. Ни одно человеческое существо не должно мешать нам.
Хозяйка вышла.
— Мы одни? — спросила миссис Рук.
— Одни, — ответила Эмили. — Почему вы закричали, перед тем как я вошла сюда?
— Я не могу позволить вам напоминать мне об этом. Я должна успокоиться. Молчите. Дайте мне подумать.
Возвратив свое спокойствие, миссис Рук также возвратила то чувство удовольствия говорить о самой себе, которое составляло отличительную особенность ее характера.
— Вы извините, если я начну с религии, — продолжала она. — Мои дорогие родители были люди примерные; я была воспитана очень старательно. Вы благочестивы?
Эмили промолчала.
— Сказала ли я вам, что я жалкая грешница? — жалобно спросила миссис Рук.
Эмили не могла выносить этого долее.
— Скажите это пастору, а не мне.
— О, я должна это говорить! Я жалкая грешница. Позвольте мне привести вам пример. Я была пьяница в былое время. Когда припадок овладевал мною, я могла пить все, и, как все пьяницы, иногда говорила о том, что лучше бы скрывать. Мы это помнили — мой старый муж и я, — когда нас поселили в комнате возле ее спальни — на этот риск решиться было нельзя. Я могла заговорить об убийстве в гостинице, и она могла услышать меня. Но я, даже порядочно напившись, никогда не проронила ни слова о бумажнике.
— Что за бумажник? — перебила Эмили этот бред.
— Подождите. Все в свое время, это мой девиз. Я должна начать не с бумажника. Зачем я начала с него? Не думаете ли вы, что вуаль на моем лице путает меня? Что, если я ее сниму? Но вы должны прежде обещать мне — торжественно обещать, что вы не будете смотреть на мое лицо. Как могу я рассказать вам об убийстве, когда это кружево щекочет мне лицо? Отойдите и встаньте спиной ко мне. Благодарю. Теперь я сниму вуаль. Ах! Воздух освежает; я теперь знаю, в чем дело. Боже мой, я забыла кое-что! Я забыла о нем, как он испугал меня! Вы видели его на площадке?
— О ком вы говорите? — спросила Эмили.
Слабый голос миссис Рук перешел на шепот.
— Подойдите ближе. О ком я говорю? Я говорю о том человеке, который ночевал на другой кровати в гостинице, о том человеке, который сделал это своей бритвой. Его уже не было, когда я заглянула в комнату на рассвете. О, я исполнила свою обязанность! Я сказала моему мужу, чтобы он не выпускал его из вида. Вы не можете себе представить, как упрям и глуп мой муж. Он говорит, что я ошиблась. А слух на что? Я услышала его голос — и узнала.
Эмили похолодела с головы до ног.
— Его голос, — продолжала миссис Рук. — Перед всеми английскими судьями я присягну, что узнала его голос.
Эмили бросилась к постели и, онемев от ужаса, взглянула на женщину, которая сказала эти ужасные слова.
— Вы нарушили ваше обещание! — вскричала миссис Рук. — Вероломная девушка! Вы нарушили ваше обещание!
Она схватила вуаль и опять надела. Взгляд на ее лицо, хотя и мгновенный, успокоил Эмили. Почти безумные глаза, растрепанные волосы, седина которых виднелась из-под краски, напомнили Эмили последние слова мистера Рука, предостерегавшие не верить всему, что скажет его жена, и высказавшему убеждение, что ее рассудок расстроен.
— Постарайтесь простить мне, — сказала Эмили. — Я неумышленно нарушила обещание, так как испугалась.
Миссис Рук расплакалась.
— Я была красавица в свое время. Вы и теперь нашли бы, что я еще хороша, если бы эти дураки не испортили мою наружность. О, как я слаба! Где мое лекарство?
Склянка стояла на столе. Эмили дала ей прописанную дозу, и ослабевшие силы страдалицы оживились.
— Я женщина необыкновенная, — продолжала она. — Моей решительности всегда восхищались все, кто знал меня. Но я чувствую — как бы это выразить? — какую-то пустоту. Пожалейте мою бедную, нечестивую душу! Помогите мне.
— Как я могу вам помочь?
— Этот наглый учитель в школе дал понять, что подозревает меня. Боже, как он испугал меня, когда потом очутился в доме сэра Джервиса! Вы должны были видеть сами, что он подозревал меня.
— Он показал вам мой медальон, — вспомнила Эмили.
— О, напоминание об убийстве! — воскликнула миссис Рук. — Не обвиняйте меня. Бедное, невинное создание, я должна сказать вам нечто страшное. Вы сейчас спрашивали меня, кому принадлежал бумажник. Он принадлежал вашему отцу. Что с вами? Вы плачете?
Слезы покатились из глаз Эмили. Бумажник был последним подарком, который она сделала ему в день рождения.
— Сейчас услышите о нем подробнее, — продолжала миссис Рук. — Вытрите ваши глаза; я буду говорить о любви. Я не единственная красивая женщина, вышедшая за старика, у которой был любовник.
— Какое это имеет отношение ко мне? — возмутилась Эмили.
— Самое непосредственное. Мой любовник походил на всех мужчин, он держал пари на скачках и проиграл. Он признался мне в тот день, когда ваш отец пришел в нашу гостиницу. Он сказал: «Я должен найти денег или уехать в Америку и проститься с тобою навсегда». Я имела глупость любить его. Сердце мое разорвалось при этих его словах. Я сказала: «Если я найду эту сумму, и даже побольше этой суммы, возьмешь ли ты меня с собой?» Разумеется, он сказал «да». Вы, вероятно, слышали о следствии, которое производили в нашей гостинице коронер и присяжные? О! Какие идиоты! Они думали, что я спала в ночь убийства. А я не смыкала глаз — и была так несчастна, я чувствовала такое искушение!
— Искушение! Какое?
— Разве вы думаете, что у меня были свободные деньги? Бумажник вашего отца искусил меня. Я видела, как мистер Браун раскрывал его, чтобы расплатиться по счету. Бумажник был полон банковскими билетами. О, какая всемогущая сила любовь! Может быть, она известна и вам?
— Неужели вам не стыдно говорить так! — сказала Эмили с негодованием.
Миссис Рук забыла свою набожность и дала наглый ответ:
— Ваше время придет. Но вы правы, я отступила от главного пункта; я недостаточно благоразумна в таком торжественном случае. Кстати, вы приметили, как я выражаюсь? Я наследовала правильный английский язык от моей матери, женщины образованной, которая вступила в неравный брак. Мой дед с материнской стороны был джентльмен. Так вот, в ту самую ночь я не смогла заснуть и ворочалась в постели. Я ни о чем больше не могла думать, только о дьявольском бумажнике, набитом банковскими билетами. Муж мой крепко спал. Я влезла на стул и посмотрела в щель двери в ту комнату, где ночевали эти двое.
Отец ваш ходил взад вперед. Был ли он взволнован?
Я не заметила. Я не знаю, спал ли другой постоялец.
Я не видела ничего, кроме бумажника, наполовину засунутого под изголовье кровати. Ваш отец все ходил. А я все думала: «Подожду, пока он не уснет». Где вино? Доктор сказал, что я могу выпить рюмку, когда захочу.
Эмили нашла вино и подала ей. Девушка задрожала, случайно коснувшись руки миссис Рук.
Вино подкрепило ослабевшую женщину.
— Я, должно быть, вставала несколько раз, — продолжала она, — у меня не хватало духа. Не совсем помню, что делала; пока не стало рассветать. Должно быть, тогда я в последний раз заглянула в дверную щель.
Миссис Рук задрожала. Она сорвала вуаль с лица.
