— Наши рыцари, вероятно, позавидуют вам, что вы выслушали такую похвалу из столь прекрасных уст, — улыбаясь, заметил король, — а как было бы интересно заглянуть в сердца красавиц, желающих обратить на себя ваши взоры.
Екатерина Медичи и Диана Валентинуа с нескрываемым благоволением смотрели на красивого юношу, о котором женщина говорила, что он храбр и верен. Сотни прекрасных глаз испытующе смотрели на Сэррея, как бы желая убедиться, может ли он так же мужественно и скромно посвятить себя обыкновенной женщине, как был предан королеве.
Это было для Сэррея сладкой наградой за грустное прошлое. Чувство благодарности наполнило его сердце, и растроганно поцеловав руку Марии Стюарт, он стал искать взорами Марию Сэйтон.
Она была единственной дамой из всех присутствующих, которая, казалось, не слышала милостивых слов молодой королевы. Что это было — продолжение старой игры или желание скрыть свое смущение? Молодая девушка оживленно болтала с графом Габриелем Монгомери, и их беседа была настолько интересна, что Мария Сэйтон не заметила, что к ней подходит Сэррей.
— Итак, сегодня ночью, третье окно от боскета Юноны! — прошептала она графу Монгомери.
Но Сэррей расслышал слова молодой девушки. Мария Сэйтон подняла глаза, и густая краска залила ее лицо. Это смущение еще более убедило Роберта, что любимая им девушка назначила свидание другому. Он слышал о разнузданной жизни парижского двора и потому допускал возможность подобного свидания. Дикое бешенство охватило Сэррея при этой мысли. Понятно, подобной особе была смешна почтительная, робкая любовь мечтательного юноши!
«Она мне ответит за это!» — подумал Роберт, а вслух произнес:
— Позвольте мне, прекрасная леди, напомнить вам старого врага из Инч-Магома. Надеюсь, что вид его не вызовет новой вспышки гнева в вашем сердце.
В тоне его голоса слышалась насмешка, которой Мария Сэйтон никак не ожидала, тем более, что, прощаясь с ним в Дэмбертоне, она прекрасно чувствовала, что юноша любит ее.
— Я никогда не сердилась на вас, — робко возразила она, не решаясь взглянуть на Роберта. — Вам лучше, чем кому бы то ни было, должно быть известно, что я как преданная слуга королевы Марии Стюарт могу чувствовать к вам лишь величайшую благодарность.
— Да, если вы скажете, что благодарны мне за то, что отчасти по моей милости переменили Инч-Магом на Париж, то я пожалуй поверю вам, — насмешливо заметил граф Сэррей. — Еще бы!… Там томился любовью к вам робкий, мечтательный паж, здесь же вы окружены блеском придворной роскошной жизни, все ухаживают за вами, восхищаются вашей красотой, и вам, конечно, чрезвычайно трудно остановить свой выбор на ком-нибудь из целой сотни влюбленных и подарить избранника своей милостью.
— Если бы это было так, лорд Говард, — возразила Мария Сэйтон, — то, право, моя участь была бы незавидна. Нисколько не интересно видеть ухаживание многих, истинной же любви так мало, что не на ком остановить свой выбор. К счастью, я не нахожусь в таких условиях.
— Следовательно, у вас уже имеется избранник? — резко спросил Роберт.
— Я не понимаю ни вашего тона, ни вашего вопроса, лорд Говард! Вы настолько изменились, что я колеблюсь, признать ли в вас старого знакомого.
— Может быть, я только выиграю от этого, прекрасная леди, — возразил Сэррей. — Все новое имеет особенную прелесть для вас. Если бы я мог превратиться во француза…
— Вы хотите оскорбить мен я, лорд Говард? — прервала его Мария, и ее голос задрожал от волнения. — Или, может быть, вы услышали то, что я сказала графу Монгомери? — прибавила она в глубоком смущении.
— Ах, вы еще не забыли моего порока — подслушивать? — горько рассмеялся Роберт. — Но ведь здесь я — не ваш страж.
— Вы знаете, лорд Говард, что я простила бы старому другу, которому когда-то доверчиво протянула руки, самый неуместный вопрос, — сказала Мария Сэйтон, — но ваш тон оскорбителен, недостоин порядочного человека.
— Вы считаете недостойным, что человек, любивший вас, испытывает горькое чувство, видя, что его любовь осмеяна. Я перенес бы равнодушие и даже презрение к своему чувству, — горячо прибавил он, не замечая, что Мария побледнела и задрожала, — но насмешки я не прощу и требую удовлетворения! Я…
— Довольно! — прервала его Мария. — Мой брат даст вам это удовлетворение, сэр Говард.
Роберт вздрогнул.
— Ваш брат? — пробормотал он и вдруг вспомнил о раненом шотландце. Теперь ему стало ясно, кого напоминали ему глаза молодого человека. — Скажите, ради Бога, разве у вас есть брат в Париже? Может быть, он состоит членом шотландской депутации?
Волнение Сэррея поразило Марию Сэйтон. Она вспомнила, что не видела Георга за обедом, тревога охватила ее сердце.
— Что знаете вы о моем брате? — испуганно спросила она. — С ним случилось какое-нибудь несчастье?
— Может быть, ваше желание уже исполнилось, леди Сэйтон. С одним из членов шотландской депутации сегодня мы дрались на дуэли…
— И он убит? — воскликнула Мария. — Вы убили моего брата?
— Нет, леди, я только не позволил ему убить себя, — ответил Роберт, — и подарил ему жизнь, потому что он невольно напомнил мне кого-то. Теперь я знаю — кого…
— Где он? Говорите правду, сэр Говард! — проговорила Мария. — Иначе я обращусь к королю.
— Этим вы только навлечете наказание на своего брата! — ответил граф Сэррей. — Но будьте покойны, за ним станут ухаживать так, как будто он — мой брат, а не ваш. Я сделаю это, чтобы не лишить вас удовольствия сказать ему, чтобы он меня убил. А я буду очень доволен, так как уже устал быть мишенью для ваших насмешек. Желаю вам сохранить надолго свое веселое расположение духа, леди Сэйтон, и да пошлет вам Бог много блестящих побед. — С этими словами Роберт отошел от молодой девушки.
Он готов был убить себя за то, что оскорбил Марию, и в то же время торжествовал, что отомстил ей.
В глубине зала сидела на красном бархатном диване Диана Валентинуа рядом с маршалом Монморанси.
— Я поражен, что вы так спокойны, — проговорил маршал. — Сестра Монгомери очень хороша, и Екатерина не без задней мысли привлекла ее ко двору. Поверьте мне, это не пустое увлечение короля, здесь кроется интрига Гиза, он хочет удалить вас и лишить меня силы. Если эта интриганка обовьет Генриха, если ей удастся отдалить его от вас, то…
— Мы погибли! — смеясь закончила Диана. — Храбрый маршал, вы становитесь трусливы к старости. Неужели вы думаете, что так легко разорвать старые цепи? Было бы глупо с моей стороны выражать беспокойство и проявлять ревность. Раз не надеешься на успех, то игра проиграна. Несмотря на то что Генрих время от времени изменяет мне, мое влияние на него не уменьшается. Моя сила заключается именно в том, что я сквозь пальцы смотрю на его увлечения. Ничто не уничтожает так быстро страсть, как ревность старой возлюбленной. Если хотят надолго заковать кого-нибудь в цепи, не следует слишком сильно натягивать их. Клара Монгомери поплатится за свое минутное торжество над Дианой Валентинуа; она лишится чести и ничего не получит взамен, так как не в состоянии будет надолго удержать возле себя Генриха.
— Будем надеяться, что вы правы, — сказал маршал. — Но посмотрите: Екатерина Медичи улыбается, а ее улыбка не предвещает ничего хорошего.
— Она означает, что Екатерине нравится красивый англичанин, — возразила Диана. — Королева ищет утешения в горе, которое причиняет ей измена Генриха. Желаю успеха в этом деле и записываю еще трех врагов в длинный список своих недоброжелателей. Молодой Варвик ослеплен зрелой прелестью нашей Венеры; граф Сэррей, пожалуй, отнимет у дофина шотландскую розу; а что касается третьего, с таким странным именем, то, мне кажется, он готов проглотить всякого, кто осмелится косо взглянуть на его друзей.
У Дианы Валентинуа был зоркий взгляд; хотя Екатерина Медичи обменялась лишь несколькими словами с Дэдлеем, но в выражении ее лица промелькнула нежность, заставившая Дэдлея просиять. Его самолюбию льстило, что он обратил на себя внимание королевы. И он позабыл о существовании других красавиц.
Глава пятнадцатая
МАСКАРАД
I
Роберт Сэррей не заметил, что граф Монгомери сейчас же покинул зал, как только он подошел к Марии Сэйтон, его не поразило и то обстоятельство, что граф, по-видимому, позабыл, что встречался с ним и его друзьями в Шотландии. Вообще Роберт был так ослеплен обидой, что не слышал и не видел ничего, что происходило вокруг него. Он не мог дождаться того часа, когда высокопоставленные особы удалятся и можно будет уйти к месту свидания, о котором Сэйтон сказала Монгомери. Он не думал об опасности, которой подвергался при выполнении задуманной мести, он мысленно видел лишь окно и в нем Марию Сэйтон в ночном одеянии, ожидающую развратного графа. Роберт представил себе, как задрожит Мария, когда вместо графа к окну подойдет он с кинжалом, обрызганном кровью убитого Монгомери, и скажет ей: «Попробуй, может быть я окажусь не хуже твоего графа».
