Тот твой бросок ножа — самое прекрасное изменение правил игры, что я знаю. Дух воина, его апофеоз в одном движении. Демонстративное доверие до самоотречения — это было тем, что вернуло мне веру. Я понял, что мы не проиграем. Не сможем проиграть, не имеем права. А если и падем, то не от голода среди объедков, а в последнем броске, который может, должен оказаться смертелен для охотника. Тень от Орла развеялась. Спасибо за это, сын.
— Не за что. — Максиму стало неловко.
— Да, так вот, — продолжил отец разворачиваясь к нему, — таким образом ты разом отсек все варианты кроме собственной казни. Но казнь, как и все в нашем прекрасном мире, штука многослойная. Иногда ей можно даже наградить. И я отсек тебя от Рода. Это — раз. Я заблокировал тебе магическое ядро, не трогая его. Это — два. Это обрекало тебя на медленную и мучительную смерть, но, одновременно с отсечением, я не лишил тебя имени. Это — три. И отдал тебя на Арену, как беспомощную личинку в коконе — это четыре. Какого, а?
— Что-то я недопонял, — признался Максим, — звучит внушающе, но именно что звучит. Слова все знакомые, но смысла действий я не уловил, кроме, конечно того, что мы, то есть вы отец, всех провели. И то, если судить по восторженной интонации.
— Эх, чугунная башка! Это ведь все элементарно! Отсекая тебя я снимал претензии с рода, пусть временно, но именно времени и не было, ты дал его. Блокировка магии не лишая имени — убийство для мага, если он не старший в роду, а если он вне рода — как видишь нет. Первая же опасность — и ядро пробивает барьер. Именное ядро. Ну а Арена совсем просто, царек наш не мог не подписать мой приговор, ни усилить его, и вышло все от его имени.
И человек, очень довольный, вновь уселся за стол.
— Что-то вы, отец, недоговариваете, — заявил Максим после раздумий.
— Есть такое, парень, есть такое. Но тут ты сам виноват.
— Опять я? — Слабо улыбнулся Максим. — В чем на этот раз?
— В том что не пьешь предложенное. Забавный напиток, должен признать.
— Что же это? — Максим притянул к себе чашку, решив не спорить, все-таки отцу удалось его изрядно расслабить и поселить странное чувство радости.
— В твоем мире это называется "кока-кола", Максим.
— Вот как. — Максим отставил чашку. "Странные дела, я ведь ничуть не удивлен", — подумал парень, — "но если мне сию минуту понадобится встать, я не смогу. Ноги отнялись почему-то. Что это, страх?"
— Да. Так.
— И что из этого следует?
— Следует из этого то, что ты мой сын. Соболев Максим Юрьевич. Так сложились обстоятельства. И тебе придется им быть, если ты хочешь жить. И вернуться.
— Вернуться?
— По желанию, ибо в этом, то есть твоем желании, я не уверен. Кем ты там был? Никем. Но сын мой, настоящий сын я имею в виду, находится сейчас на твоем месте. В белоснежной комнате и без сознания. Так прошел…чуть не сказал "ритуал", так прошло некое действие. Сейчас тебе нет никакого смысла забивать голову еще и этим. Помешает. Тебе, мне, нам. Ты — мой сын, запомни это. Прочее я расскажу потом. А это я сказал тебе для того, чтобы ты знал, что я знаю. Теперь иди.
— Мне уходить? Вы отпускаете меня? Так просто?
— Анастасия передаст тебе еще одно письмо. В нем все что тебе нужно знать на ближайшее время. И вот что, не вздумай консумировать ваш брак. Даже, особенно при ее настойчивости. Девочка герой, но она девочка. Мало ли что.
— Почему нет? Я и не собирался, но..
— Вот чтобы никаких но. Она обречена, не хотелось бы, чтобы один идиот своими руками загонял себя в могилу за ней вслед. Девочка влюблена, и влюблена очень сильно. Любовь же ее, скажем так, недостоин звания человека. И чтобы спасти этого недоумка от заслуженного, она согласилась пойти на то, что убьет ее. Отважный человек, преданный. Но вдруг ей придет в голову мысль заодно отомстить тому, кто взял за жабры ее ненаглядного, то есть меня?
— Вас? — Максим по-новому взглянул на "отца". Сейчас тому было впору играть не Цезаря, а Ганнибала Лектора, столь явно в нем просвечивала смесь интеллекта и безумия.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ну а кого же еще? И не смотри на меня как на чудовище, а то расплачусь от умиления. Человек, воображающий, что сила в том, чтобы быть отморозком, жалеет ту, перед которой отморозком оказался не он! Смешно.
Максим почувствовал, что подвижность вернулась к его ногам и поднялся. Изо всех сил стараясь не выдать слабость, он повернулся к выходу, изображая задумчивость.
— До встречи, сын. — Услышал он, уже взявшись за ручку двери.
— До встречи, отец.
Глава 23
— И что все это означает?!
— Тебе не нравится? Но разве лучше жить в свинарнике? Я старалась изо всех сил, чтобы успеть к твоему возвращению.
Максим кипел от злости. Эта наглая девка, эта курица, чтоб ее черти драли, посмела привести его комнату в порядок. Он попытался взять себя в руки и не смог.
— Совсем дурак?! — Вскричала Настя, когда кулак Максима со всей доступной ему силой расшибся вдребезги о ее щит. Парень взвыл и согнулся от резкой боли, баюкая поврежденную руку.
— Ссссука! — Проскрипел он сквозь стиснутые зубы. — Паршивая сука!
— Ну да, я еще и сука! — Девушка была ошеломлена, но не собиралась принимать столь неожиданную реакцию как должное. — Сделала добро, вот как это называется. Если у тебя проблемы с головой, то это не повод поднимать руку на человека, не желающего тебе ничего плохого.
Боль отрезвляла, и Максим опомнился, направив ману на блокировку и регенерацию поврежденной кисти правой руки. Выпрямившись, он пристально уставился в глаза Насти.
— И что ты хочешь, извинений? Их не будет. Если ты вообразила себе, что наша помолвка значит больше чем ничего, то напрасно. И ты и я прекрасно знаем, что она фикция. Да и не подходим мы друг другу, будь даже сейчас иные обстоятельства. Так выбесить с невинным видом — талант! Уметь надо!
— Да, особенно если учесть, что подобной цели не ставилось, — подхватила Настя, — прибрать в помещении и получить по лицу, это ведь так работает, должна была сообразить!
— Не беси меня, женщина, не надо. — Максима до конца не отпускало, и он, восстановив руку, демонстративно плюнул на пол. — Нравится убирать — убирай.
Девушка потемнела лицом, в ее глазах зажглись опасные огоньги, но парню было без разницы. Подперев руками бока, он по-хозяйски презрительно рассматривал ее, готовый как отбить удар, так и нанести удар самому, на сей раз не забыв о магии. Желание растоптать кого-нибудь бурлило в нем, и Максим не собирался долго держать его в себе, будь только повод.
Настя, тем временем, справилась с новыми вводными, и быстро обдумывала ситуацию. Максим был готов поклясться, что она мысленно представляет себе как наматывает его кишки на большой кухонный нож, или что-то подобное.
— Я прошу прощения, я была не права. Это больше не повторится. — Неожиданно мягко произнесла девушка.
По ее виду было понятно, что ни малейшего раскаяния она не испытывает, скорее наоборот, усиливаются недобрые чувства. Максим усмехнулся.
— Боишься?
— Нет. Но я понимаю, что было глупо стремиться сделать что-то хорошее, не выяснив сначала, что именно для тебя хорошо. Это была ошибка, и она больше не повторится. Могу ли я как-то ее загладить?
— Значит, все-таки боишься, герой. — Максим уже откровенно глумился, найдя наслаждение в жесткости рамок ее положения, и возможности унижать.
— Вы ошибаетесь, муж мой, в нашей с вами неожиданной паре, герой — вы. Ее голос звучал печально и мелодично, но по переходу на "вы" Максим понял, что девушка обижена до глубины души.
— Письмо! — Вдруг вспомнил он. — Ты должна мне письмо. Где оно?
— Здесь, я храню его у сердца. — Настя сунула руку в вырез платья. — Как самое дорогое, что у меня есть.
— Если мне понадобится хранить что-либо подобное для вас, я тоже поищу местечко рядом с самым дорогим, — прокомментировал Максим, — надеюсь вы оцените. Жаль, что не имею сейчас письма от вашего полюбовника, с удовольствием бы посмотрел как нежно вы его достаете из моего почтового ящика.
