Только в начале XVII века Франция впервые вспомнила о праве своего протекторства над Святыми местами – титул, который признала так называемая столица апостольская – Рим за Людовиком XIV, но которого исключительность не была признана никогда ни европейскими державами, ни даже Оттоманскою Портою. И хотя дух XVIII столетия и наступившая вследствие оного французская революция снова отвратили внимание от вопроса о Святых местах, но латинские монахи продолжали постоянно пользоваться этим протекторством, употребляя его то как угрозу, то как протест против православной греческой общины, поддерживаемой влиянием России. Впрочем, влияние России, которому французские писатели приписывают в вопросе о Святых местах слишком много с целью уменьшить заслуги греков, ограничивалось по большей части лишь денежною помощью, и то не от правительства, а, как и ныне, посредством частной благотворительности собираемою. Францискане, почти оставленные Франциею в XVIII столетии относительно политической и денежной поддержки (ибо, по словам их писателей, Франция почти со времени Людовика XV не посылала им ни людей, ни денег), в то же время продолжали получать поддержку от других католических держав: Австрии, Испании и Неаполя. Такое положение дел продолжалось до 1849 года. Восточная война изменила его вовсе: нота, поданная французским посланником в Константинополе в конце 1849 или в начале 1850 года, вызвала так называемый вопрос о Святых местах, который, составляя лишь часть доселе не разрешенного восточного вопроса, имеет значение более политическое, нежели религиозное, и не трудно предвидеть, что срок его разрешения, сколько ни стараются по-видимому отдалить его, приближается. Рим давно уже предвидел это и на восстановление в Иерусалиме Патриархата (возникшего при крестоносцах и окончившегося вместе с их изгнанием) можно смотреть как на духовное средство к разрешению вопроса о Святых местах. Не трудно догадаться, что побуждением к восстановлению Патриархата со стороны Папы было желание объединить и слить в одно целое влияние государств католических в Палестине, а поставлением своего представителя устранить всякий антагонизм между католиками, усилить их согласием и сильнее подкрепить их общие интересы. Но последствия не соответствовали ожиданиям. Столь восхваляемый своими и чужими Иерусалимский Латинский Патриарх понял свою миссию не с той стороны, что зависит от его личного характера. При замечательном уме, способностях и научном образовании (он знает несколько восточных языков и вполне приготовлен к настоящему служению прежними опытами миссионерского служения), он обладает непомерным честолюбием, которое не дает ему покоя и побуждает к действиям, которые противоречат дальновидным расчетам столицы апостольской. Удивляться нечему, – недаром же сказано: уловляет Бог хитрых в лукавстве их, а хитрее монсеньора Валерги в Святом Граде трудно найти человека. Как истинный иезуит, он не устает применять их коренное правило: «разделяй и царствуй» – для утверждения своего личного влияния, пользуясь для применения его несогласиями между собою католических держав. Франция не желает поступиться для мира ни одной из своих привилегий, прежде добытых; так, например, в храме Гроба Господня только один французский консул имеет кресло (при богослужении), а консулы других католических держав не могут иметь их в том же самом (переднем) ряду; далее, все возникающие в Иерусалиме человеколюбивые учреждения должны носить название учреждений французских, хотя бы средства к их поддержанию доставляли и другие католические державы и т. д. А через это происходит постоянное соперничество между консулами французским и австрийским. Так, граф Пиццомани (австрийский консул) никогда не бывает при служении у Гроба Господня и в церкви Бичевания, чтобы не сидеть позади французского консула де Баррера. Нежелание австрийского правительства, чтобы жертвуемые им на благотворительные заведения суммы шли во славу, ежели не на помощь той стране, которая сама меньше всех участвует в денежных пособиях, заставило австрийского консула действовать отдельно.
Вообще же австрийцы жалуются, что Латинский Патриарх со времени своего поступления на это место оказывает явно свои симпатии к Франции и дает ей во всем первенство. А французы с своей стороны полагают, что этому так и быть следует. Таким образом возник в латинской среде вопрос о Иерусалимском Патриархате, имеющий, как и все вопросы на свете, своих защитников и противников, другая сторона которого, сторона материальная, еще несравненно запутаннее. Положение Латинского Патриарха в Иерусалиме требует, чтобы он мог иметь в своем распоряжении значительные суммы для поддержания своего громкого титула как перед другими вероисповеданиями, так и перед турками. А как столица апостольская, благословляя своего питомца Валергу на вся в честь и славу папства, положительно объявила ему, что снабжать его нужными для сего деньгами не может, то он и нашелся вынужденным испросить себе у Папы благословение пользоваться из казны францисканских монастырей Святой Земли, которые, как известно, сами содержатся ежегодными милостынными подаяниями Австрии, Испании и Неаполя.
Прежде эти пособия главным образом шли от Испании: она присылала до 300 000 франков ежегодно. В последние годы цифра эта, уменьшаясь постепенно, доходит лишь до 20 000 франков. Португалия, которая высылала прежде 200 000 франков на поддержание латинских учреждений в Палестине, с некоторого времени не присылает ничего. Франция, некогда столь щедрая на религиозные пожертвования во время Карла X, присылала ежегодно лишь по 2000 франков, но и то не всегда исправно. Государи Италии, исключая Рим, также уменьшили свои подаяния. Неаполь и Сардиния, которые прежде отличались обильными дарами, в последнее время (пред объединением Италии) присылали гораздо менее. Австрия от 1755 до 1782 года выслала 113 264 дуката. Иосиф II упразднил комиссариат Святой Земли в Вене и запретил пересылку подаяний за границу. Это запрещение продолжалось полвека. В 1842 году император Фердинанд восстановил комиссариат и позволил пересылать милостыню, которая в том году простиралась на сумму 64 249 рейхсталеров. Словом, в течение 1849, 1850 и 1851 годов сумма ежегодных подаяний, входивших в казну францисканских монастырей, простиралась до 500 000 франков (125 000 руб. серебром). Расходы превышали эту сумму, а ежегодный дефицит простирался до 25 000 франков. Итак, доходы, которых обыкновенно недоставало на покрытие огромных нужд латинских благотворительных заведений в Палестине, на милостыню, плату турецким властям и т. д., теперь должны еще покрывать расходы Патриарха и его свиты (из иезуитов). Различные платы турецким властям (бакшиши), хотя вследствие ближайшего влияния французского консульства значительно уменьшились, но все еще довольно значительны. Кроме всего этого не могло быть, конечно, приятно францисканам и ослабление их исключительного шестивекового влияния в Святой Земле властью духовного сановника, окруженного иезуитами, которым справедливо не сочувствуют францискане наравне со всеми другими монашескими орденами Латинской Церкви. Следствием всего этого было то, что Австрия перестала посылать свои пожертвования прямо в монастырскую кассу, а поручила непосредственное распоряжение ими консульству, которое уже выдает их собственно на монастырские нужды. Вероятно, по этому же поводу Испания назначила в Иерусалим особого консула и поставила монастырские доходы под его контроль. Таким образом Патриарх Латинский относительно вещественных средств по необходимости поставлен в полную зависимость от светской власти и поневоле должен будет служить ее политическим целям, чего не было во время исключительного влияния францискан. – В таком-то состоянии была в мое время латинская миссия в Святом Граде.
