Миша, — тихо шепчу, когда горячие губы касаются живота. — Мой. Трогай меня. Трогай везде.
Медведь опускает ладони на мои ягодицы и жадно сминает их. Из его груди при этом рвётся сдавленный стон. Из моей — долгий и протяжный.
Глажу его плечи, лопатки. Запрокидываю голову к потолку и глаза закатываю. Влажный язык чертит полосы на моем животе, а затем доходит до пупка и недвусмысленно задевает ложбинку. Лижет её и толкается. Мамочки. Я с ума схожу, а ведь мы только начали.
— Ещё. Миша, ещё.
Спустя секунду я оказываюсь верхом на его бёдрах. Подо мной твёрдая эрекция, и я нетерпеливо ёрзаю на ней.
Тяну за низ водолазки, Медведь раздевается. Огромный, крепкий. Излучающий мощную животную энергетику, которая подавляет и обескураживает.
Мы прижимаемся друг к другу обнаженными телами, соприкасаемся губами. Целуемся нежно, легкими касаниями. По коже гуляют мурашки, голова кружится. Затем углубляем поцелуй, сплетаемся языками и окончательно сходим с ума. Одновременно.
Миша с лёгкостью приподнимает мои бёдра, трогает пальцами влажные складки. Толкается в меня, растирает влагу по клитору. Чуть позже тянет вниз молнию, приспускает джинсы и белье. Он сильно возбуждён, член рвётся наружу. Ровный, красивый, тяжёлый. Я опускаю взгляд, любуюсь им. Накрываю ладонью, мечтаю, чтобы вошёл.
— Хочешь? — спрашивает хрипло Басаргин.
— Да. Очень хочу.
Он вкладывает презерватив в мою ладонь, чтобы действовала. Улыбаясь при этом и точно издеваясь.
— Я не умею, — жалобно хнычу. — Давай ты.
Медведь раскатывает латекс. Сжимает член, несколько раз подряд двигает рукой. Затем подхватывает мои бёдра и одномоментно насаживает на себя.
Я вскрикиваю, захлебываюсь от острых ярких ощущений. В ушах громко бьется пульс, тело не слушается. Делаю глубокий вдох-выдох. Беру себя в руки, с помощью Медведя двигаюсь. Вверх и вниз. Вверх и вниз.
Хрипло дышу, упираюсь в спинку дивана. Чувствую в себе член. Большой, твёрдый. Глубоко. Ощущаю, как растягивает, вколачивается. И мне безумно хорошо.
Темно-синие глаза Басаргина без лишних слов показывают степень его возбуждения. Она зашкаливает, впечатляет. Кажется, что ни один мужчина на свете не хотел меня так сильно, как он.
— Не устала? — спрашивает Медведь и ведёт губами по шее.
— Нет, я же спортсменка. У меня ого-го какая выдержка.
Я хочу его порадовать, удивить. Он заслуживает. Он чуть не погиб!
— Не сомневаюсь, — отвечает Миша и целует меня в шею. Смачно, засос оставляя.
Я прогибаюсь в спине, запрокидываю голову. Его руки сжимают мои бёдра, управляют заданным ритмом. Звучат влажные шлепки, стоны. Между ног настоящий потоп — никакой возбудитель и даром не нужен! Я вся теку.
Теплый рот накрывает мой сосок и жадно его облизывает. Втягивает в себя, прикусывает. Ласкает то нежно, то грубо. На острие. Мне так сладко и запредельно-прекрасно, что я взрываюсь! Тело дрожит, низ живота сводит судорогой. С губ срываются крики. Я остро чувствую, как быстро двигается во мне член Медведя. Сжимаю его стенками, поддаюсь навстречу. Мы слажено действуем ради удовольствия друг друга.
— Миша... Мой Миша...
Целую его в губы, проникаю в рот языком. От ошеломительного оргазма в уголках глаз проступили слёзы.
— Хочу сменить позу, Лисён.
Басаргин ловко ставит меня на четвереньки. Поглаживает ягодицы, проникает во влагалище пальцами. Задевает клитор, нежно на него надавливает. Я постанываю. С его именем на губах. Снова и снова. Чувствую, что ему нравится это слышать.
— Вид — охуенный, — произносит Медведь. — Знаешь, я бесконечно долго думал, как же там твои веснушки в осенне-зимний период.
Усмехаюсь, упираюсь локтями в обшивку. Сталкиваюсь бёдрами с его бёдрами. Я чувствую его всего. Мощно, на всю длину. До упора. Медведю хорошо со мной, и это взаимно.
Он кончает с глухим стоном. Совершая короткие ритмичные толчки и завершая одним пронзительно-резким.
Замираем, дышим в унисон. Медведь наклоняется и целует мою спину где-то между лопаток. Нежно-нежно, на контрасте после звериного секса. Вызывая волну мурашек по всему телу, новые и новые волны эйфории и блаженства.
Миша выходит из меня, легонько шлёпает по ягодице. Снимает презерватив.
Я падаю на спину, часто и рвано дышу. Стараюсь привести пульс в норму, но он будто бы взбесился.
Медведь отдаляется, идёт на выход. Я смотрю на его обнаженную фигуру и снова завожусь. Опустив ладонь на низ живота — трогаю себя.
— Это называется «много еб*ться»? — спрашиваю Мишу.
Он оборачивается, вскидывает брови. Улыбается, глаза мечутся. То на лицо моё смотрят, то между разведённых ног. Сердце колотится, рвётся. Я продолжаю провоцировать, лаская клитор.
— Вот так и трахайся с девушками на много лет младше.
Громко смеюсь, сжимаю влажными пальцами соски.
— Я за водой, — произносит Медведь, ненадолго скрываясь за дверью. — И презервативами. Хочешь у меня пососать?
Мы откровенно говорим о своих желаниях. Почему бы и нет? Взрослые, свободные. Дарим друг другу удовольствие. Думая о минете для Медведя, мой рот мгновенно наполняется слюной. Хочу. Конечно же, я хочу.
Глава 42
***
— Тебе было страшно, когда случился взрыв? — спрашиваю Медведя, лёжа на его груди.
В номере тихо-тихо, слабо горит ночник. Мы полностью обнажены, несколько минут назад закончили заниматься сексом. В третий раз. Он был медленным, чувственным. Мы бесконечно-много целовались и смотрели друг другу в глаза. Не ради оргазмов и удовольствия, а ради близости и единения.
Моя нога закинута на ногу Басаргина. Я трогаю волоски на его груди, он поглаживает костяшками пальцев мою спину. Сердце по-прежнему часто колотится, во рту пересохло от жажды. Надо бы сходить в душ и выпить воды. Но безумно лень.
— Нет, страшно не было, — отвечает Миша. — Я просто злился.
— Злился на то, что тебе обожгло руки? От боли?
— От того, что люди — дебилы.
— Я бы сказала даже хуже.
Миша усмехается и коротко целует меня в лоб. Я слабо улыбаюсь и осознаю, что по уши в нём вязну. То, что сейчас происходит, никак не укладывается в выстроенную мной картинку мира.
Я ведь искреннее верила, что у них с Катей всё получится. Что будет свадьба, белое платье и гости. Почти смирилась, что этот мужчина больше не сможет быть моим. Ни на минутку, ни на секундочку. Сейчас же я готова душу продать только бы находиться рядом и брать от его близости максимум.
— А жизнь перед глазами промелькнула? — интересуюсь у Медведя.
— Нет. Я откуда-то знал, что не могу
