– Вперед, воины Христовы! Вперед, кому дорого слово Божие! – На давешнего монаха, казалось, напал приступ ярости.
Смиренный инок вскочил, дубинка, окованная железом, мелькала над его головой подобно жезлу коннетабля или оружию былинного богатыря. От фигуры веяло чем-то эпическим, завораживающим.
– Те, кто останется, будут прокляты. Те, кто пойдет, прославятся! За мной!
За ним пошли все.
…Тимофей Михайлович пробежал десяток метров, прежде чем шестое чувство подсказало ему, что враг уже рядом. Казак остановился, выглядывая противника. Вовремя!
Холмик в пяти шагах вспучился. Перед подъесаулом вырос гориллообразный силуэт с тяжеленной палицей в одной лапе и куском скалы в другой. Жах! Взмах лапы, и валун полетел в его сторону.
В детстве дед учил, что в бою, если ты один, останавливаться нельзя. Иначе – гамон[89]. И это – правильно.
Там, где мгновение назад была грудь кубанца, свистнул обломок, способный размазать по земле добрую лошадь.
Выпад! Острие сабли кольнуло существо в шею. Тут же последовал ответный взмах палицы, казак отпрыгнул, нечисть тоже, но уже вослед за ним. Уклонившись от еще одного замаха чудовищной дубины, Горовой рубанул по открывшемуся торсу и попробовал сместиться вправо.
Видимо, достал… Удар этой образины пришелся в землю у самого бока рыцаря Тимо. На подъесаула дохнуло затхлостью и смрадом, на глаза начали наворачиваться слезы.
Два взмаха практически вслепую. Рука скользнула за пазуху, нащупывая рукоятку.
Свист рассекаемого ветра!
…Костя бежал на шум боя, пропустив конец эмоционального призыва монаха. И успел.
Слева от него рухнул незнакомый франк. Еще дальше осел молоденький оруженосец, пробующий зажать кровь, хлещущую из оторванной по локоть руки… Труп барона с проломленной грудью…
Вот чудовищная тень над знакомым силуэтом. Малышев стрелял навскидку, длинной очередью, практически в упор.
Пламя билось из ствола, освещая все вокруг. Грохот от выстрелов и эха ошеломил, оглушил, заставил отпрянуть от него все живое.
В отблесках он рассмотрел еще одну тень слева. Очередь туда! Щедро! Не жалея последнего магазина!
Тварь даже не пробовала убраться с линии огня.
Что-то простое! Простое… Понятное! Очевидное!
Мысли стали быстры и отточенны, опережая движения в разы.
Что?! Что такого странного?! Что рядом, только руку протяни?!!
– Огня!!! Они боятся огня! – Костя с трудом узнал свой голос.
Он подбежал к казаку, пытавшемуся подняться с земли, полоснул в темноту справа. Патроны! Полдиска уже ушло.
Из-за спины выскочил кнехт с вытаращенными глазами.
– У тебя есть огниво?!
Вопрос застал воина врасплох. Он бросил меч наземь, захлопал себя по поясу, нащупал кошель и начал трясущимися руками выуживать оттуда железо и кремень.
Рядом мелькнула тень, Костя не раздумывая всадил в нее две короткие очереди и тут же сорвал с ремня баклажку со спиртом, свой неприкосновенный запас.
Горовой кое-как смог сесть, очумело покачивая головой. Видимо, задело его здорово.
Малышев подхватил саблю друга и снес горлышко дорогой фляжки, спирт хлынул на камень. За спиной защелкало огниво. Костя сорвал плащ, щедро полил его спиртом. Кнехт бестолково размахивал кремнем. Русич воткнул в ткань ствол и нажал спуск. Вспыхнул огонь. Костерок у него получился…
Вокруг все так же шел бой…
Костя вскинул «Суоми». Пламя рассеивало мрак на два десятка шагов.
– Делай костер больше! – рявкнул он через плечо, выискивая глазами цели.
Вот крупная тварь склонилась над телом человека, ее лапы рвут мясо, отправляя в рот целые куски. Короткая очередь! Тварь исчезла.
Из-за обломка скалы вынырнула тень и тут же спряталась обратно. Очередь и туда!
Костя бил по всему, что движется и превышает ростом его самого. У ног стонал подъесаул. Выстрел, другой. Поэкономней… Только так!
Над головой бывшего фотографа свистнула стрела, еще одна. Кнехт поднял над оруженосцем и рыцарем их щиты, порубив на костер остатки своего. Он почти пришел в себя и вполне мог прикрыть им спины и головы.
– Там!
Малышев развернулся и успел встретить очередное порождение тьмы. Грохот! Пять пуль в упор буквально подбросили нечисть в воздух. Тварь отпрянула, упала, вскочила, опять упала, дернулась и затихла.
Малышев выискивал новые цели.
Кругом слышались хрипы, стоны, бульканье крови. Где-то дальше – крик, ругань и звон железа.
Еще рывок из темноты. Малышев вскинул автомат, но это оказались двое рыцарей с окровавленными копьями. Они молча юркнули к нему. У одного есть щит – и то дело.
Нападение прекратилось, твари ушли или погибли. Зато опять засвистели стрелы, возобновился обстрел.
…К утру стали ясны потери. Их осталось четырнадцать боеспособных и семнадцать тяжелораненых… И все…
12
Они собрались в укрепленном лагере в центре котловины. Сюда же стянули тела убитых. Всех, кого нашли. Хоронить было некогда. Да и сил не было.
Те, кто мог ходить после ночного боя, перевязывали тех, кто ходить не мог. Люди прижигали раны, некоторые сшивали рассеченные края кожи, действуя костяными иглами и смоченными в вине нитками. Стругали лубки.
Настроение было мрачное. Слишком велики потери, слишком устали те, кто смог остаться в живых. То, что повторной атаки они не переживут, понимали все. И смотрели на Костю как на последнюю возможность.
Малышев дал себе отдохнуть не больше часа. И вперед. На скалы.
Но тварей рассмотрел. Двухметровые, заросшие серой шерстью тела с непропорционально большими руками. Узкий лоб над клыкастой мордой, короткие ноги. Одежды практически нет, только повязка на бедрах и пояс. Из оружия – палицы и обломки скал, которые твари метали исключительно метко. Страшный противник. С гномом их роднило одно – глаза. Такие же большие, с громадными зрачками. Светочувствительные.
Ночью было убито девять чудовищ. Шесть из них пали от его выстрелов. Костя мог бы этим гордиться, если бы не чувствовал на себе взгляды товарищей по несчастью.
Это из-за русичей отряд попал в ловушку. Их головы требуют в качестве платы за выход. Ребята крепятся, знают, что верить бесам – грешно. Но…
Монах, главный идеолог отряда, лежит с расплющенным черепом, один из вождей тоже мертв. Второй – ранен. Дисциплина падает и падает.
Им не пережить здесь следующей ночи. Да и в диске автомата к утру осталось только четыре патрона. О том, сколько он продержится с револьверами и винтовкой, дергая затвор после каждого выстрела или пробуя остановить монстров мелкокалиберными спортивными пулями, Косте и думать не хотелось.
К полудню обнаружилась еще одна проблема. Раненые просили воды, запасы которой подошли к концу. Врагу теперь не надо было даже нападать, только продержать их здесь еще пару дней.
Костя полз наверх. Уступ… Еще один. Кинжал слишком широкий для такой маленькой щелки, да и металл плоховат. Он раскачал руку и подтянулся вправо. Там трещина побольше… Войдет! Гора нехотя пускала его все выше.
Лишь бы успеть!
Пот заливал глаза, пальцы скользили все чаще.
– Эй!
Крик был подобен выстрелу пушки. Эхо еще не закончило свое кривляние, а отряд уже ощетинился копьями, закрывшись щитами не хуже римской «черепахи»[90]. Раненые в центре.
Только Костя болтался на веревке, как…
– Эй! Костя! Тимофей!
Над соседним склоном поднялась смутно знакомая фигура.
Малышев, чье сердце готово было вырваться через глотку, опустил ствол револьвера. И когда только успел достать?!
– Костя?! Тимофей Михайлович?
Что-то до боли знакомое… Почти родное…
Нога слетела со скользкого металла, Костя покрепче ухватился за веревку.
– Эге-гей, Улугбек Карлович! Эге-гей!
Малышев орал и прыгал на узком уступчике, рискуя обрушиться вниз вместе со всей своей амуницией.
– Э-э-эй! Мы здесь!
Сомохов повернулся на крик и помахал рукой.
Глава 9
Последний рывок
1
– Ну что сказать? Нам удалось быстро найти следы вашего отряда. Я точно не знаю, откуда берет информацию Гассан, но ясно, что источники у него надежные. Да и проводники ничего. Они вывели нас сюда так точно, будто шли по дороге, а не горными тропками.
Сомохов сидел у костра, вокруг которого собирались понемногу спасаемые крестоносцы. Ученый был в свободном турецком наряде, и только знакомый говор выдавал в этом смуглом обитателе степей прежнего археолога.
…Паломники, узнав, что на помощь им пришли мусульмане, сначала лишь теснее сплотили ощетинившиеся копьями ряды. Не помогали ни разъяснения, что для египтян ибн-Саббаха тюрки куда более грозные враги, чем франки, ни уговоры русичей. Только напоминание о близости гибели от лап страшных ночных тварей возымело какое-то действие. После того как нукеры шейха подняли на гребень скалы Горового и Малышева, рыцари и кнехты нехотя согласились позволить эвакуировать себя таким же способом.
