– Эй, друг! Ты вроде из тех, кто в нечисти разбирается? – Один из воинов, вернувшихся из боя, дернул Костю за плащ.
Русич обернулся. Христиане, все еще прикрывая головы щитами, обступили принесенный сверток. Остатки плаща едва укрывали добычу смельчаков. Необычную добычу.
Костя протер глаза, убеждаясь, что они его не подводят. Кто-то тихо молился, многие начали креститься. И было от чего. В безлунную ночь пялились громадные черные глаза невиданного существа… нелюди… в двадцатом веке считавшейся порождением фантазии. Перед Малышевым на остатках плаща лежал мертвый гном.
10
Да, только гномом и можно было назвать существо, труп которого воины, оставшиеся в живых после ночной вылазки, принесли с собой в качестве трофея.
Большинство жителей одиннадцатого века значительно уступали габаритами выходцам из века двадцатого. Но этот экземпляр при росте, едва превышавшем метр, не производил впечатления хрупкого малыша. Его бочкообразная грудь была шире, чем у большинства из тех, кто сейчас боязливо рассматривал остывающий труп. Бугрящиеся мышцами руки с лопатообразными кистями, узколобая голова на короткой шее. На голове – кожаная шапочка с завязками. Длинные волосы и борода заплетены в косички, на окровавленной груди – остатки изрубленной кожаной куртки, на ногах – кожаные же штаны и стоптанные деревянные сандалии на завязках. И глаза с громадными черными зрачками.
Рядом лежало оружие врага: короткий лук, слишком слабый для того, чтобы пробить броню, пук стрел с широкими стальными наконечниками, небольшой топорик на длинной рукояти, кинжал с камнем в навершии.
– У кого есть святая вода? – Рональд Бозэ опомнился одним из первых.
Пожилой монах, чудом выживший при ночной атаке, бросил на землю дубину, окованную железом, и полез за пазуху. Он окропил погибшую нечисть из маленькой баклажки, несколько раз прочитал «Pater noster…» и плеснул святой воды еще раз.
Крестоносцы подошли поближе.
– Исчадье! Бес… Демон!
Несколько копий неуверенно ткнулось в тело мертвого карла.
– Там их было штук пять, – начал рассказывать рыцарь, возглавивший ночную вылазку. Ему было лет двадцать, светлые волосы выбивались из-под шлема, лицо покрывали веснушки, а глаза все еще горели азартом схватки. – Рональд первым бросился на этих тварей, но они, видимо, чуют в темноте получше кошек. Его подняли на копья и порешили топорами. Тогда подоспели мы и вдарили по ним. Порубали всех! Они за своим брательником спустились, того стрела задела, он и упал. Думали его подобрать – а тут мы! Всех порубали! А сверху как начали стрелять… Двух наших сразу положили, Флавьена навылет. Потом еще и Гуилерме с Марком пришпилили. Но мы все равно утащили эту тварь!
Рыцарь осклабился. Все остальные тоже против воли начали растягивать губы в улыбку. Как бы ни был страшен враг, но его можно убить. А это внушало оптимизм.
Христиане не успели расспросить подробней участника недавней драки с нечистью.
– Эй! – разнесшийся над ущельем голос был подобен грому. Если бы дело не происходило в одиннадцатом веке, Костя решил бы, что используют «матюгальник»[87]. – Люди Запада, воины Христа, слышите меня?
Крестоносцы молчали.
Голос продолжил:
– Выдайте нам двоих и вы можете сохранить свои жизни!
По рядам воинов пробежал легкий гул.
– Свяжите и оставьте у скалы рыцаря Тимо и его оруженосца… И мы откроем проходы!
– Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo…[88] – монах читал молитву, не переставая.
– И тогда мы дадим вам… остальным… возможность уйти.
Горовой тихо выругался. Костя оглянулся.
Голос затих. Противник ожидал реакции на свое предложение. Она последовала быстро. Бозэ, выражая мнения многих, чьи недвусмысленные бормотания и реплики звучали вокруг, громко проорал в ответ:
– Поцелуй меня в задницу!
Вокруг только насупленные лица. Никто не дрожал и не выказывал страха. Боязливые и слабые духом из этой армии уже давно закопаны в песках.
Настаивать не стали. Через мгновение обстрел возобновился.
…К утру раненых стало больше. Во всем этом был только один положительный момент – враг не использовал яда для наконечников. Ни один из тех, кто получил порезы от утыкавших все и вся стрел, пока не умер. Больше плюсов не было.
Когда первые лучи солнца вынырнули из-за склонов гор, крестоносцы еле держались. За всю ночь неприятель дал им лишь несколько коротких передышек, с завидной точностью поливая христиан, постоянно менявших расположение, смертоносным потоком стрел.
Мертвых не прибавилось, зато и целых практически не осталось. Каждый из тех, кто прятался за щитами, не имея возможности выбраться из каменного мешка, получил один, а то и несколько болезненных порезов или уколов. Семеро были серьезно ранены.
К рассвету активность врага пошла на убыль, а с восходом солнца и вовсе прекратилась.
Крестоносцы недоверчиво вздохнули, ожидая подвоха. Но обстрел не возобновлялся.
Когда стало понятно, что противник отступил, многие повалились наземь. Сил у людей больше не было. Но уже через час франки отдышались и осмелели настолько, что решили сделать вылазку. Вера в то, что выход существует, не покидала христиан.
К северной части котлована двинулись трое во главе с тем самым молодым рыцарем, притащившим труп гнома. На юг – троица под командованием Малышева. Костя хотел изучить более пологую скалу. Навыки скалолазания у него были, так почему бы и нет?
Осмотр не дал утешительных результатов. Попробовать при таком раскладе все равно придется, конечно, но шансов не ахти.
Костя погладил камень скалы. Склон был гладкий, с редкими сколами и трещинками, довольно крутой, но не такой высокий, как противоположный. К тому же с него вроде и не стреляли ночью.
Нужны были костыли и веревка. С веревкой проблем не было. Практически у каждого в отряде нашелся кусок бечевы или кожаные путы, а вот что-нибудь, подходящее на роль штыря с ушком, пришлось поискать. Свои запасы, прихваченные из двадцатого века, Малышев оставил в обозе, о чем уже несколько раз пожалел, перебирая обломки копий, наконечники стрел и кинжалы, сваленные перед ним в кучу. Все не то. Но на безрыбье сгодится.
Враг себя не обнаруживал, что еще больше подтвердило уверенность большинства воинов Христовых в том, что их противник – порождение нечистого. Только исчадия ада боятся Божьего света.
Солнце миновало зенит, когда Костя вернулся к скале. Вместо мешка с мелом на его поясе висела сумка с песком, вместо костылей – кинжалы с петлями на крестовинах, а нейлоновый трос был заменен мотком разномастных шнуров.
Медленно… Аккуратно…
Малышев с удовольствием отметил, что его физическая форма здорово улучшилась, а лишения последних месяцев практически убрали намечавшийся было животик. И то помощь.
К вечеру он прошел почти половину дистанции.
11
Ночью обстрел возобновился, вот только били теперь не с одной стороны, а сразу с трех.
Крестоносцы, ободренные тем, что выход из каменной ловушки мог быть найден уже завтра, загодя приготовились к продолжению ночных неприятностей. Раненых они снесли в центр, поставили вокруг них столбики из камней и накрыли щитами, нарубили фашин из чахлого кустарника, прикатили валунов и выстроили невысокие, но крепкие стены. В центре площадки теперь возвышалось настоящее укрепление… Лагерь.
Но враг тоже времени не терял. Вместе с хлопками луков со стороны засыпанного склона послышался еще какой-то шум.
Крестоносцы подобрались. Если это вылазка… Оо-о! Мечта. Сколько бы ни было там, в темноте, этих бочкообразных коротышек-гномов, они – смертны. После ночи под обстрелом, когда ты скрежещешь зубами, ожидая, найдет ли посланница с небес щель в твоей обороне или нет, когда рядом хрипит друг, а ты не можешь ничего сделать… Ууу… Живой враг на расстоянии удара меча – это был бы подарок для уцелевших христиан.
Сталь полезла из ножен, копья повернулись, несколько обладателей арбалетов начали крутить вороты.
Луна еще не вышла из-за гор, а звезды давали ничтожно мало света. Вот промелькнула тень… еще одна.
Рядом с Малышевым поднялся высокий кнехт, прицеливаясь туда, где вот-вот мог появиться враг. Из темноты что-то ухнуло, здоровенный осколок скалы свистнул над Костиной макушкой и снес голову кнехту. Только ошметки полетели вокруг.
Жах! Еще один валун врезался в сомкнутые щиты, проломив строй. Рыцарь, попавший под удар, даже не рыкнул, умер мгновенно.
– Deus lo volt! – Клич Горового был подобен ушату воды, выплеснутому на оцепеневших крестоносцев.
Казак выхватил саблю и бросился вперед. За ним тут же метнулся барон де Виль и десятка полтора рыцарей, остальные, крестясь, сомкнули щиты.
– Вперед, воины Христовы! Вперед, кому дорого слово Божие! – На давешнего монаха, казалось, напал приступ ярости.
