– Десять девушек коса не приведут ко мне зулусов, – оборвал его Мозес. – Мне нужна Виктория Динизулу.
– Lobola не единственное, что с нас требуют, – сказал Хендрик. – Есть еще кое-что.
– Что еще?
– Девушка христианка. Если ты возьмешь ее, других жен у тебя не будет. Она останется твоей единственной женой, брат мой. Прислушайся к человеку, который дорого заплатил за свой опыт: три жены – самое меньшее, что необходимо мужчине для довольства. Три жены будут с таким пылом оспаривать внимание мужа, что мужчина может расслабиться. Две жены – лучше, чем одна. А вот одна жена – одна и единственная – сделает пищу в твоем животе кислой и покроет твои волосы серебром. Пусть эта зулусская девка идет к тому, кто больше ее заслуживает, – к какому-нибудь зулусу.
– Передай ее отцу, что мы заплатим цену, которую он просит, и принимаем его условия. Скажи также, что, поскольку он принц, мы ждем от него свадебного пира, достойного принцессы. Нам нужна свадьба, о которой будут говорить по всему Зулуленду: от Дракенсбергских гор до самого океана. Я хочу, чтобы мой брак видели все вожди и старейшины, чтобы присутствовали все советники и индуны, чтобы явился сам король зулусов, и, когда все они соберутся, я буду говорить с ними.
– Можешь с таким же успехом разговаривать со стадом бабуинов. Зулус слишком горд и полон ненависти, чтобы понять твои слова.
– Ты ошибаешься, Хендрик Табака. – Мозес накрыл руку брата своей. – Это мы недостаточно горды и недостаточно сильно ненавидим. Наша гордость, наша слабая ненависть извращены и нацелены не на ту мишень. Мы тратим их друг на друга, на черных. Если бы все черные племена собрали всю свою гордость и всю ненависть и обратили против белых, разве те могли бы сопротивляться? Вот о чем я буду говорить на своем свадебном пиру. Вот для чего мы создаем «Umkhonto we Sizwe» – «Копье народа».
Какое-то время они молчали. Глубина видения брата, его страшная одержимость всегда пугали Хендрика и вызывали у него благоговение.
– Как угодно, – согласился он наконец. – Когда ты хочешь устроить свадьбу?
Мозес не раздумывал ни секунды.
– В полнолуние середины зимы. За неделю до начала нашей кампании неповиновения.
Они снова помолчали. Наконец Мозес встряхнулся.
– Значит, решено. Мы должны обсудить перед ужином что-нибудь еще?
– Ничего. – Хендрик встал и собрался приказать женщинам нести еду, как вдруг вспомнил. – А, еще одно. Белая женщина, та, с которой ты был в «Ривонии». Ты ее помнишь?
Мозес кивнул.
– Да, женщина Кортни.
– Та самая. Она прислала сообщение. Хочет снова тебя видеть.
– Где она?
– Близко, в месте, которое называется пещеры Сунди. Она оставила тебе номер телефона. Говорит, дело важное.
Мозес явно был раздражен.
– Я говорил ей, чтобы она не пыталась со мной связаться, – сказал он. – Предупредил, что это опасно… – Он встал и принялся расхаживать по комнате. – Если она не научится слушаться и держать себя в руках, для нашей борьбы она будет бесполезна. Белые женщины все такие – избалованные, непослушные и капризные. Надо проучить ее…
Мозес замолчал и подошел к окну. Его внимание привлекло что-то во дворе, и он резко крикнул:
– Веллингтон! Рейли! Оба сюда!
Несколько секунд спустя мальчики застенчиво вошли в комнату и остановились, виновато понурив головы.
– Рейли, что с вами случилось? – сердито спросил Хендрик.
Близнецы сменили шкуры и набедренные повязки на обычную одежду, но из ссадины на лбу Рейли сквозь грязную повязку проступала кровь. На рубашке багровели пятна, один глаз заплыл.
– Бабу!– начал оправдываться Веллингтон. – Мы не виноваты. На нас напали зулусы.
Рейли презрительно посмотрел на него и возразил:
– Мы договорились подраться с ними. Сначала все шло хорошо, пока кое-кто не предал остальных и не сбежал. – Он поднес руку к раненой голове. – Даже среди коса есть трусы, – сказал он и снова поглядел на брата. Веллингтон молчал.
– В следующий раз деритесь более жестоко и будьте хитрее, – отпустил их Хендрик Табака, а когда они выбежали из комнаты, повернулся к Мозесу. – Видишь, брат. Даже в детях нельзя ничего изменить.
– В детях наша надежда, – сказал Мозес. – Их, как обезьян, можно выучить чему угодно. Трудно переделать стариков.
* * *
Тара Кортни остановила свой старый потрепанный «паккард» на обочине горной дороги и несколько секунд стояла, глядя на раскинувшийся под ней Кейптаун. Юго-восточный ветер взбивал в белую пену воды Столового залива.
Она оставила машину и медленно пошла по краю, делая вид, что любуется дикими цветами, раскрасившими горный склон над ней. На верху подъема к небу вздымался серый бастион горы, и Тара остановилась, задрала голову и посмотрела наверх. Над вершиной плыли облака, создавая иллюзию, что гора падает.
Она снова украдкой взглянула на дорогу, по которой приехала. По-прежнему пусто. За ней не следили. Должно быть, полиция наконец потеряла к ней интерес. Уже несколько недель она не чувствует слежки.
Ее поведение вдруг изменилось, и она целеустремленно вернулась к «паккарду», достала из багажника небольшую корзину для пикников и быстро пошла обратно к бетонному зданию, в котором располагалась нижняя станция канатной дороги. Тара взбежала по ступеням, заплатила за билет в оба конца, и в это время служитель открыл двери залы ожидания и небольшая группа пассажиров прошла в гондолу и заняла в ней места.
Красная гондола рывком тронулась с места и начала быстро подниматься, вися на серебристой нити троса. Пассажиры восторженно ахали, глядя на открывающуюся панораму океана, скал и города внизу, а Тара тайком разглядывала их. Через несколько минут она убедилась, что среди них нет сотрудников тайной полиции в штатском, успокоилась и обратила внимание на великолепный вид. Гондола поднималась вдоль горного склона круто, почти вертикально. Эрозия выточила в камне почти правильные кубы, которые казались строительными глыбами замка великанов. Миновали группу скалолазов, поднимающихся в одной связке прямо по скале. Тара представила себя среди них, а пропасть – прямо под ногами, и головокружение заставило ее покачнуться. Ей пришлось крепче взяться за поручень, чтобы прийти в себя, и когда гондола остановилась на верхней станции на краю тысячефутового утеса, Тара вышла из нее с облегчением.
В маленькой чайной, построенной так, чтобы напоминать альпийские шале, за столиком ее ждала Молли; увидев подругу, она вскочила.