— А что у него с алиби? — поинтересовался Маккаллен.
— Оно у него, мягко говоря, шаткое. Он совершенно точно был на сцене в час ночи, так как объявлял выступление последней группы. А после этого — кто знает? Он утверждает, что находился в зоне за сценой, расплачиваясь с людьми, — как я понимаю, в этом бизнесе часто передают наличные из рук в руки, вероятно, чтобы избежать подоходного налога, — и улаживал всевозможные проблемы, которые то и дело возникали. Мы можем заново опросить всех, кто там был, но я не думаю, что это нам что-то даст. По всей видимости, во время выступления «Лед Зеппелин» кругом царил такой хаос, что Хейс мог бы легко проследовать за Линдой, которая вышла из огороженной зоны, и затем оставаться вне этой зоны достаточно долгое время, чтобы убить ее, вернуться и чтобы его отсутствия практически никто не заметил. Не забывайте, там было не только шумно, но и темно, и большинство присутствующих находились перед сценой, они смотрели выступление группы. Кроме того, из-за наркотиков они были склонны к своего рода нарциссизму, их взгляды были обращены внутрь себя, это были не очень-то зоркие наблюдатели.
— Улик достаточно, чтобы его задержать?
— Не уверен, — ответил Чедвик. — Заручившись согласием и помощью управления Вест-Энда, мы обыскали его офис в Сохо и квартиру в Кенсингтоне, но ничего не нашли.
— Он левша?
— Да.
— Рост соответствует?
— Пять футов одиннадцать.
— И все это — совпадение?
— Мы строили обвинения и на более скудных уликах, но сейчас нет ничего, что могло бы напрямую связать его с убийством, так как не найдено орудие преступления. Есть лишь следующие факты: он знал жертву, она его привлекала, у него довольно вспыльчивый характер и ненадежное алиби. Он не сумасшедший, так что если это он нарисовал цветок у нее на щеке, то сделал это для того, чтобы убедить нас, что это убийство — дело рук умалишенного.
— Понимаю, — отозвался Маккаллен. — Тем не менее он кажется самым подходящим кандидатом из всех, которые у нас есть. Он мог выбросить нож где угодно. Поговорите еще раз с тем парнем, который нашел тело, спросите у него, когда появился Хейс и в каком состоянии он был. И прочешите еще раз лес. Возьмите металлоискатель. Он мог закопать нож.
— Есть, сэр, — ответил Чедвик. — А пока — что делать с Хейсом?
— У нас на него достаточно материала, чтобы подержать его у себя, верно? Так что привезите-ка его сюда, пусть узнает, что такое йоркширское гостеприимство. Договоритесь с ребятами из Вест-Энда. Я уверен, там у них найдется болельщик, которому не терпится приехать посмотреть завтрашнюю игру….
— О какой игре вы говорите, сэр?
Маккаллен воззрился на него, как на безумца, и возмутился:
— О какой игре?! Насколько мне известно, игра завтра только одна.
Чедвик знал, что Маккаллен — фанат регби и имеет в виду Йоркширский кубок в Хэдингли, он просто дразнил шефа. Другие тоже это знали, поэтому прикрыли ладонями усмешки.
— Извините, сэр, — сказал Чедвик. — Я думал, вы о матче «Лидс» — «Челси».
Маккаллен хмыкнул.
— Футбол? — пренебрежительно произнес он. — Орава хлюпиков на поле, вот и все. А теперь хватит шуточек, за дело.
— Есть, сэр, — ответил Чедвик.
*
В коттедже на краю деревни было тихо, когда около девяти часов Бэнкс подошел к его двери. Перед этим он заглянул к Джин и Сьюзен Мюррей, жившим в квартирке над почтой, чтобы дать им знать, что он здесь и им больше не о чем беспокоиться. При личной встрече Джин Мюррей поведала ему о событиях не более связно, чем о них, передавая ее слова, сообщила Уинсом по телефону. Шум. Огни. Ломают мебель, бьют посуду. Домашний скандал, предположил бы Бэнкс, если бы не был уверен, что Вик Гривз был один, когда он от него вышел, и что он был совершенно не в том состоянии, чтобы с кем-либо ссориться. Бэнкс подумывал вызвать Энни, но решил, что ей незачем тащиться сюда из самого Харксайда, возможно, ради сущих пустяков.
Машину он снова оставил у деревенского луга, рядом с серебристым «мерседесом»: на улице она мешала бы проезжающим. Взглянув на «мерседес», Бэнкс вспомнил, что видел такой же, когда в предвечернее время выезжал из Линдгарта.
Ветер трепал голые ветви под уличными огнями, над коттеджем и дорогой метались причудливые тени. В воздухе пахло грядущим дождем.
Занавески на окнах были задернуты, но Бэнкс различил внутри слабые проблески света. Он прошел по тропинке и постучал в дверь. На сей раз открыли быстро. Человек, стоявший на пороге в прямоугольнике света, был довольно мощного сложения, а его редеющие седые волосы были зачесаны назад и завязаны в хвост, из-за чего лицо казалось выпукло-агрессивным, точно Бэнкс смотрел на него в увеличительное стекло. На незнакомце была кожаная куртка и джинсы.
— Какого хрена, чего тебе надо? — спросил он. — Ты тот ублюдок, который сегодня уже являлся сюда и расстроил Вика? Вы что, не можете оставить его в покое, психи? Вы что, не видите, что он болен?
— Да, мне тоже он показался не вполне здоровым, — согласился Бэнкс, доставая из кармана удостоверение. Он передал его мужчине, и тот внимательно его изучил, прежде чем вернуть.
— Извините, — сказал он, проводя ладонью по макушке. — Простите меня. Заходите. Я просто привык его защищать. Вик в кошмарном состоянии.
Бэнкс последовал за ним в дом.
— Хотя вы правы, — заметил детектив. — Это я побывал здесь раньше, и он действительно расстроился. Простите, если это я виноват.
— Откуда вам было знать!
— Кстати, кто вы?
Мужчина сунул ему руку:
— Крис меня зовут. Крис Адамс.
Они обменялись рукопожатиями. Хватка у Адамса была крепкая, но ладонь — чуть потная.
— Менеджер «Мэд Хэттерс»?
— За грехи мои. Стало быть, вы понимаете ситуацию? Садитесь, садитесь.
Бэнкс сел в сломанное пластмассовое кресло неопределенного желто-бурого цвета. Адамс устроился сбоку от него. Вокруг них высились кипы газет и журналов. Комната была скудно освещена двумя настольными лампами под розовым и зеленым абажуром. Нагревательных приборов тут, похоже, не водилось, и в коттедже стоял пронизывающий холод. Бэнкс не стал снимать пальто.
— Я бы не сказал, что понимаю ситуацию, — возразил он. — Я знаю, что Вик Гривз живет здесь, и это почти все, что мне известно.
— Сейчас он отдыхает. Не волнуйтесь, он придет в норму, — заверил его Адамс.
— Вы за ним ухаживаете?
— Пытаюсь, когда я не в Лондоне или в Лос-Анджелесе. Я живу совсем рядом с Ньюкаслом, возле Элника, так что концы невеликие.
— А я думал, вы все живете в Америке.
— Команда живет там, большинство из них. Я бы ни за что там не поселился, хоть осыпьте меня миллиардами. А сейчас у меня много дел в этом полушарии, я организую турне. Но о моих проблемах вам неинтересно. Чем конкретно вам может быть полезен Вик?
Как это ни печально, но в данную минуту Бэнкс не сумел бы четко ответить на этот вопрос: у него не было времени составить план беседы и он не ожидал сегодня вечером встретить Криса Адамса. Он понесся сюда не рассуждая, выслушав сбивчивый рассказ о звонке Джин Мюррей. Возможно, лучше всего начать именно с этого.
— Я уже побывал здесь сегодня и, видимо, расстроил мистера Гривза, — проговорил он, — но мне недавно позвонили отсюда, сообщили, что из дома слышны крики и треск ломающейся мебели.
Адамс кивнул:
— Это сам Вик и шумел. Я сюда прибыл, очевидно, вскоре после того, как вы уехали. Нашел его на полу, он свернулся клубком и считал вслух. Он так всегда делает, когда чувствует какую-то угрозу. Это как с овцами, которые поворачиваются спиной к опасности и надеются, что она как-нибудь пройдет.
— Мне показалось, что он под наркотиками или еще под чем-нибудь таким.
Адамс покачал головой:
— Вик не прикасается ни к каким препаратам — во всяком случае, продаваемым без рецепта — вот уже лет тридцать, если не больше.
— А как же шум и битье посуды?
— Мне удалось ненадолго уложить его поспать, а потом, когда стемнело, он проснулся, потерял ориентацию в пространстве и испугался. Он вспомнил ваше посещение, у него началась истерика, очередной припадок ярости, вот он и расколотил пару тарелок. Иногда с ним это случается. Ничего серьезного. В конце концов мне удалось его утихомирить, и теперь он опять спит. Деревушка маленькая. Слухи разносятся быстро.
— Действительно, — признал Бэнкс. — Я, конечно, слышал всякие рассказы, но понятия не имел, что он такой ранимый.
Адамс поскреб свой морщинистый лоб, словно тот чесался.
— Вик вполне может существовать сам по себе, — заметил он, — как вы, вероятно, убедились. Но ему трудно взаимодействовать с другими людьми, особенно с чужими и с теми, кому он не доверяет. Тогда он сердится или замыкается в себе. Иногда это очень огорчает, и не только его самого, но и тех, кто пытается с ним поговорить, — как вы наверняка поняли сами.
