– Это я тебе должен о дружбе рассказывать! Не ты мне! – В голосе куратора слышалось искреннее возмущение. – О дружбе, о боевом товариществе, о взаимовыручке и верности присяге! Ты же щенок, Миша, хоть и по возрасту должен быть взрослым боевым псом! Щенок! У тебя в голове одни иллюзии! Каша! Разве таким бы тебя хотел видеть твой дед? Разве твой отец был бы горд таким сыном?
– Отца не тронь… – сказал Сергеев, понимая, что Мангуст провоцирует его, стараясь вывести из состояния равновесия, заставить потерять контроль над ситуацией.
И тут он увидел, что Мангуст двигается.
В той самой знаменитой вьетнамской манере: не поднимая ног для шага, а словно переползая ступнями-гусеницами по нескольку сантиметров за вздох. Расстояние между ними незаметно сократилось и их разделяло уже не восемь, а шесть с небольшим метров. Еще шаг-два – и дистанция станет пригодной для атаки в одно движение.
– Как же мне его не трогать? – искренне удивился Мангуст. – Мы с ним все-таки в одной Конторе воспитывались… Можно сказать, однокашники! Он жизни своей не пожалел за Родину. И матушка твоя не пожалела…
У Сергеева перехватило горло. Он вспомнил гладкую ткань дедова пиджака, в которую он уткнулся носом в тот самый день…
Когда…
– Ты взрослый мальчик, Михаил, – сказал дед. – И должен постараться быть мужественным. Родителей не вернешь. Так получилось…
В директорском кабинете царила мертвая тишина. Слышно было, как тикают огромные часы в лакированном деревянном корпусе, стоящие на лестничной площадке, на один пролет выше паркетного пола вестибюля. Маятник с тяжелым бронзовым блеском, рассекая наполненный мастичной вонью воздух, доходил до упора – клац! – снова мутный отблеск на выпуклом кругляше, секунда, вторая – клац!
Словно в длинном деревянном ящике кто-то хищно щелкает челюстями, пожирая минуты, часы, дни, года, и перемалывает их в труху своими беспощадными шестернями… И довольно урчит каждый час, жужжит и оглашает воздух звоном своих внутренностей…
– Ма-мы боль-ше нет! Па-пы боль-ше нет! Так по-лу-чи-лось! Ты взро-слый ма-льчик…
Сергеев заплакал, размазывая горячие, как кипяток, слезы по дедовскому пиджаку. Он старался быть мужественным, но почему-то сдержаться не удавалось, и плечи его тряслись, как в лихорадке.
– Почему? – всхлипнул он в генеральский бок. – Почему?
И дед неожиданно заговорил. Не столько отвечая на вопрос внука, сколько объясняя что-то для директрисы и завуча, в глазах которых, несмотря на партийную выучку, читалось то же жадное любопытство, которое заставляет случайных прохожих глазеть на жертв автокатастрофы.
– Их должны были отозвать со дня на день. В Пакистане стало небезопасно. Провокации, убийства наших специалистов. Вопрос трех-четырех дней – и все было бы хорошо…
Дед глубоко вздохнул.
– Их убили, Миша… Враги нашей страны. Провокаторы и бандиты. Убили, чтобы запугать наших инженеров и рабочих. Чтобы мы ушли побыстрее, чтобы мы не помогли их народу жить лучше, правильнее… А мы и так уже уходили. Так уж случилось, Михаил… Не уберегли… Даже тела вывезти не удалось. Ты должен понять, что мама и папа любили тебя, но отдали жизнь за Родину…
Сергеев слышал речь генерала, словно через слой ваты. Разум отказывался воспринимать известие о том, что ни отца, ни матери больше нет и не будет. И само воспоминание о них сейчас пережевывается в лакированной коробке у входа – клац! – клац! – клац!
– Что ты вылупился на меня, Умка? – спросил Мангуст насмешливо. – Удивляешься? А ты не удивляйся! Ты, пока жив, внимай! Я такое хранилище секретов, что сам иногда себя боюсь! Это ж просто жуть! Да за меньшие знания людей тысячами живьем в землю закапывали, а я все еще жив и на свободе!
Он рассмеялся, закидывая голову.
– Интересно, да?
Расстояние между ними было совсем никаким. Вполне достаточно для броска и начала убийственной схватки, но Мангуст тянул время.
Он ничего и никого не ждал. Здесь, в этих коридорах, из живых были только крысы, насекомые да они вдвоем. Потоки воды, сотрясающие стены, превратили склад в изолированную от всего мира гладиаторскую арену. Он наслаждался. Он был настолько уверен в себе, что, несмотря на худобу и сухость, напоминал жирного, сытого кота, наступающего на загнанную в угол испуганную мышь.
– У нас ведь есть время, кадет? Или тебе не терпится умереть? Ты ведь понимаешь, что умрешь сегодня, Умка?
Сергеев молча мотнул головой, стараясь ни на доли секунды не потерять куратора из виду. Он еще помнил, с какой скоростью Мангуст совершает свои цирковые броски. Хорошо помнил.
– Поглядим… – отрезал он.
– Хорошо, поглядим… – с легкостью согласился Андрей Алексеевич и поднял руки, показывая Михаилу ладони. – Пока ты в безопасности, кадет… Расслабься. А твои родители – они были герои! По нашему, правда, ведомству, а у нас, ты сам знаешь, медалями не разживешься… Даже посмертно. Мне это всегда не нравилось в нашей Конторе, Умка! Упираешься, упираешься, а толку нет! Сгинул – и вот они безвестность и забвение.
Он снова рассмеялся.
В отраженном свете аварийных ламп зловеще блеснули алым белки глаз, словно не куратор, которого Сергеев полжизни своей знал, стоял напротив него в проходе между стеллажами, а постаревший Лестат* готовился впиться в горло своей жертве, пряча клыки под верхней губой.
– В то время Исламабад вплотную занимался ядерной программой, – продолжил он с той же иронической интонацией, будто не о государственном секрете повествовал, а рассказывал в компании некий исторический анекдот. – С нами они вроде как дружили, пока мы строили для них объекты, а вот с нашим стратегическим партнером и возможным военным союзником в Азии – Индией – дружба не получилась. Это ты и без меня знаешь, да, кадет? Про сепаратистов слыхал? Про Кашмир?
Сергеев кивнул.
– Программа по созданию ядерного оружия была не просто секретом, а одним из самых больших секретов Пакистана. А там умеют хранить секреты. Все объекты программы разрознены, каждый охранялся армией – специальными подразделениями, готовыми стрелять на поражение даже в родную мать, если такая задача будет поставлена. Пакистан должен был дать миру исламскую атомную бомбу. Ну и… – Мангуст снова развел руками, – конечно же, бомба была нужна для того, чтобы дать отпор восточному соседу – Индии. А в Индии ядерное оружие было с 1974 года… Бомбу начали делать под непосредственным руководством Абдул Кадир Хана, получившего специальное образование по ядерной физике в Германии, и под контролем лично премьера Бхутто, давшего клятву помочь стране стать ядерной любой ценой. Хан вел основные работы в 30 километрах от Исламабада, в местечке Кахута, в суперсекретной лаборатории. Вот, собственно, и вся преамбула… А амбула была в том, что если бы твоим родителям удалось добраться до Кадир Хана и выскользнуть из Кахута живыми, то ныне они бы были персональными пенсионерами, уважаемыми членами общества. Но они даже не добрались до цели…
Весь план был авантюрой. От начала и до конца. Нашим старикашкам страшно хотелось помочь Индии доминировать в регионе. И это отчасти удалось… Твой папаша тащил на спине портативную вакуумную бомбу, старшего брата которой испытали в Афгане тем же летом, и бункер – с оборудованием и рабочей документацией – они таки рванули. Да так, что клочка бумаги не осталось, ни одного целого прибора. Так что гордись, кадет! Не будь твоих родителей – Пакистан вошел бы в ядерный клуб лет на десять раньше, к концу восьмидесятых. И история могла бы быть иной.
– Ты знал об этом еще тогда?
– Естественно. Меня даже рассматривали, как одного из кандидатов на выполнение задания. Но наши тогдашние начальники посчитали, что супружеская пара для теракта подойдет лучше. Не надо было тратить время на внедрение и обучение – твои предки уже были там и значительно лучше ориентировались в стране, как сам понимаешь. И то случилось так, что Кадир Хана не оказалось в лаборатории, а твои родители, не успев отойти, были вынуждены подорвать заряд в ручном режиме.
– Почему от меня все скрывали?
– Это тебе деда надо было спрашивать, не меня! Было у старика трепетное отношение к государственным секретам, так что – уж поверь мне на слово… Или у бабушки бы спросил, впрочем, я слышал, с ней у тебя отношения не задались… А зря… – Мангуст чмокнул губами, словно горец, увидевший что-то привлекательное. – Классная у твоего дедушки была бабушка! У наших ребят при ее виде напрочь крышу срывало…
– А ты, значит, все знал и хранил секреты?
– Так ты радуйся, что я знал! Видишь, благодаря этому ты уже в курсе некоторых секретов собственной семьи, а это всегда приятно… Кстати, ты меня никогда ни о чем и не спрашивал, Умка. Кто знает, может быть, я и рассказал бы тебе эту историю. Ну, что, кадет, еще вопросы будут? Или потанцуем?
Мангуст исчез из поля зрения словно по мановению волшебной палочки, и жизнь Сергееву спасло только то, что он знал, КАК атакует наставник.
