Во-вторых, и у руководства 1-го воздушного флота Люфтваффе не имелось четкой стратегии и приоритетов, а также необходимой целеустремленности. Поэтому имевшиеся скудные ресурсы необдуманно распылялись. Так, дорогостоящие мины сбрасывались на кронштадтских фарватерах, хотя было понятно, что Балтийский флот не представляет никакой угрозы в части действий на морских коммуникациях.
В-третьих, смешанная немецко-итальянская флотилия на Ладоге была окончательно создана лишь во второй половине августа, т. е. через три месяца после начала навигации на озере. Да и сами ее действия носили довольно вялый, безынициативный характер. Крайне пассивную, если не сказать, откровенно выжидательную позицию занимали и финны. При желании они вполне могли перебросить на озеро часть своих малых боевых кораблей из Финского залива и тем самым значительно усилить эту флотилию.
И наконец, советское командование, проявив как обычно чудеса смекалки и сообразительности, умудрилось ввести в строй огромное количество всевозможных примитивных плавательных средств, которых и судами порой можно было назвать лишь при большом воображении. Правда, доставленных на западный берег Ладожского озера грузов хватало лишь на поддержание жизнедеятельности Ленинграда, Кронштадта и расположенных там войск. Все же попытки организовать наступление через Неву в юго-восточном направлении для прорыва блокады потерпели крах из-за нехватки сил и средств и упорной немецкой обороны. Доставленные с таким трудом через озеро танки и орудия были бессмысленно утоплены в реке и разбросаны по ее берегам.
Глава 8 1943-й на Балтике
В начале 1943 г. самой активно действующей частью Балтийского флота, пожалуй, оставались всевозможные мелкие тральщики, дозорные катера и «морские охотники». В это время ОВР КБФ получил от промышленности дивизион катеров «МО» нового типа (деревянных) и дивизион катеров-тральщиков. Два бывших рыболовецких сейнера были переоборудованы в магнитные тральщики МТ-610 и МТ-611. В это же время тихоходные тральщики Т-42, Т-51, «Зарница» и сторожевой корабль «Коралл» были оборудованы электромагнитными тралами. В итоге к весне в составе ОВРа числились уже 250 мелких судов всех типов, в том числе 44 тральщика, 96 катеров-тральщиков и 70 катеров «МО». Именно эта «непобедимая армада» вела малую войну в восточной части Финского залива, и ее основной базой был Кронштадт, в то время как почти все крупные корабли оставались стоять в устье Невы.
В феврале – марте овровцы попытались произвести подледное траление донных мин на выходном фарватере. Оно осуществлялось с помощью специального ледового трала, сконструированного и изготовленного на Морском заводе. В ночь на 28 марта были произведены контрольные взрывы глубинных бомб крупного калибра на фарватере открытой части Морского канала. Правда, результаты оказались незначительными – сдетонировали всего две мины.
По весне командование Балтийского флота, хорошо помнившее прошлогоднее «битье льда» на Неве, всерьез опасалось повторения нечто подобного со стороны Люфтваффе. При этом почему-то думали, что немцы снова будут бомбить именно перед ледоходом. Для усиления ПВО кораблей, стоявших у набережных на Неве, из Кронштадта был передислоцирован 80-й Гв. ОЗАД, на вооружении которого состояли 76-мм зенитки. Новые батареи расположились следующим образом: 801-я заняла позицию на Университетской набережной, около легкого крейсера «Киров», 802-я – рядом с Петропавловской крепостью, а 803-я – на правом берегу Невы, возле Кировского моста. Кроме того, командование ВВС КБФ специально для защиты помятых кораблей выделило 3 – й и 4-й Гв. ИАП подполковников Н. М. Никитина и Л. П. Борисова. Их дежурные группы базировались на аэродромах Бычье Поле и Борки. В группу поддержки на случай атаки был включен также 21-й ИАП.
Флотские самолеты-разведчики совершили несколько дальних полетов над вражескими аэродромами, попутно радиоразведка усиленно прослушивала немецкие переговоры в эфире. В итоге удалось установить, что, например, на аэродроме Котлы, расположенном приблизительно в 27 км северо-восточнее г. Кингисепп, базируются 19 Ju-88 из I./KG1 «Гинденбург».
Тут надо отметить, что добываемые русской разведкой данные о базировании самолетов Люфтваффе всегда были очень запутанные и редко соответствовали действительности. Так, согласно донесению командующего Ленинградским фронтом генерал-полковника Говорова от 31 января 1943 г., под Ленинградом якобы действовали «специально переброшенные» из Франции II-я группа KG30 «Адлер» и IV-я группа KG100 «Викинг». Эти «ценные сведения» были получены в ходе допроса пленного летчика некоего лейтенанта Крюгера, якобы служившего в 10-й эскадрилье KG100.
Представители разведки, которым по определению полагалось быть крайне осторожными по отношению к получаемой информации, при допросах пленных летчиков всегда проявляли удивительную доверчивость, веря в каждое сказанное ими слово. В итоге получалось, что почти каждый сбитый пилот успел совершить на Восточном фронте лишь два-три боевых вылета, а все свои награды он получил, сражаясь исключительно с англичанами; что экипажи поднимаются в воздух только под страхом расстрела; что на немецких аэродромах готовятся коммунистические восстания и т. д. и т. п. Никто почему-то не задумывался, что все это было естественным желанием пленного хоть как-то облегчить свое положение.
В данном случае в откровенное вранье поверило даже командование Ленинградского фронта. В частности, «по данным» Крюгера, «викинги» базировалась в Пскове, а «адлеровцы» – в Крестах. Фактически же весной 1943 г. Не-111Н и Бо-217Е из IV/KG100 майора Эдуарда Циммера (Eduard Zimmer) находились на аэродроме Шартр, во Франции, и входили в состав 3-го воздушного флота, а Ju-88A из II./KG30 майора Пфлюгера (Pfluger) – на аэродроме Комизо, на острове Сицилия, и действовали в составе 2-го воздушного флота.
Во второй половине марта 1943 г. в составе 1-го воздушного флота Люфтваффе, в чью зону ответственности входили Ленинград и Кронштадт, имелись следующие силы, которые можно было использовать для ударов по кораблям:
– на аэродроме Дно – 26 Ju-88A-4 из III./KG1 «Гинденбург» гауптмана Вернера Кантера (Werner Kanter) и 32 Не-111Н-6 и Н-11 из III./KG53 «Легион Кондор» майора Хуберта Мёнха (Hubert Monch);
– на аэродроме Псков – 6 Не-111Н-6/Н-14 из штаба KG53 во главе с оберстом Карлом-Эдуардом Вильке (Karl-Eduard Wilke), 36 Не-111Н-16 из I./KG53[132] майора Фритца Покрандта и 23 Не-111 Н-16 из II./KG53 оберст-лейтенанта Шульц-Мюллензифена (Schulz-Mullensiefen);
– на аэродроме Городец, в 24 км южнее Луги, – 41 Ju-87D-1/D-3 из III./StG1 майора Петера Грассмана;
– на аэродроме Красногвардейск – 40 FW-190A-4/5 и 4 Bf-109G-2 из I./JG54 майора Ханса Филиппа,[133] а также 40 FW-190A-2/3 из III./JG51 гауптмана Карла-Хейнца Шнелла (Karl-Heinz Schnell).
Днем бомбардировщики и штурмовики атаковали позиции и тылы советской 55-й армии, а по ночам наносили удары по железнодорожным станциям и перегонам на участках Шлиссельбург – Жихарево – Волховстрой – Тихвин. В ходе налетов 24–25 марта в Волховстрое были разрушены 11 железнодорожных путей, разбиты более 100 вагонов и семь паровозов, движение составов полностью парализовало на 12 часов. В Тихвине сильно пострадали станция, пристанционные сооружения, железнодорожные пути и вагоны.
Также в течение месяца немцы совершили 16 налетов непосредственно на Ленинград, сбросив 165 фугасных бомб крупного калибра. Были сильно разрушены энергетические объекты ГЭС №№ 1, 2 и 5, заводы «Большевик» и им. Ворошилова, международная телефонная станция. Погибли 30 человек, еще 162 получили ранения.
Лейтенант Гилберт Гейзендорфер (Gilbert Geisendorfer), служивший в 6-й эскадрилье KG53, позднее рассказывал: «Некоторое время мы совершали налеты на Ленинград, причем нашей целью быши заводы и электростанции на Неве.
Русская противовоздушная оборона всегда была крайне сильной.
Однако оборона в районе Ленинграда была непревзойденной. Говорили о 120 тяжелых зенитных батареях, причем каждая их них, как правило, имела восемь орудий.
Однажды мы вылетели всей эскадрой, один за другим с короткими интервалами. Участвовал также оберст Вильке, командир эскадры. По расчетам нашей метеослужбы мы должны были достигнуть цели с наступлением сумерек, но когда мы прилетели, было еще светло, и таким образом ощутили всю впечатляющую мощь подготовившейся обороны. Клубы разрывов зенитных снарядов буквально затемнили до сих пор ясное небо. «Облачность 7на 10» – как сказали бы на авиационном жаргоне.
Мой штурман Шмауц[134] и я осматривались вокруг. У меня, наверное, было довольно встревоженное лицо, поскольку он сказал: «Герр лейтенант, будет лучше, если вы будете смотреть на приборы!» То, что было, пожалуй, исполнено самых благих намерений, не всегда было правильным. Так, в ходе последующих одиночных ночньх налетов на Ленинград надо было не упускать из виду разрывы зенитных снарядов. Наша высота бомбометания находилась между 6000 и 8000 метрами, так высоко, как позволяла наша тяжелая бомбовая нагрузка. Интервалы между отдельными машинами приводили к тому, что все зенитки стреляли по тебе одному. Но налеты должны были продолжаться всю ночь, и каждый экипаж выполнял по два вылета один за другим. Каждый раз это было впечатляющее зрелище. Вспыхивали прожектора, пытаясь захватить нас в перекрестья своих лучей, что в большинстве случаев удавалось, затем следовали разрывы зенитных снарядов, ударные волны от которых иногда заставляли машину вздрагивать. Используя всяческие трюки, чтобы уйти от огня, мы на ощупь искали дорогу к цели. Для ориентировки служила карта 1:25000. Хорошо узнаваемые многочисленные изгибы Невы оказывали большую помощь в обнаружении цели. Но что было делать, когда разрывы зениток приближались и когда черное облако размером с самолет внезапно появлялось почти перед кабиной и ты пролетал сквозь него с ощущением, что следующий залп должен неизбежно попасть. Еще больший риск был во время захода на цель.
