более или менее трезво. Останавливаясь на парковке у дома, не глушу двигатель.
— Кир, я хочу жить в доме или на яхте. Можно в риаде. Но не здесь.
— Мари, ты же понимаешь…
— Я все понимаю, Кир. Я так и сказала: Я хочу. Не мы. Ты можешь остаться с ней.
— Это только до родов, — бесконечно грустно говорит он.
— Конечно, — невесело усмехаясь, отвечаю ему в тон. Мы оба знаем, что это навсегда.
Кир, поцеловав меня на прощание, выходит из машины, я же какое-то время раздумываю, куда податься. Решившись, резко стартую с места, подрезаю маленькую красную машинку, возмущенно засигналившую в ответ. Я еду в риад. Как можно дальше от них, от него.
Риад встречает пустотой и пылью, здесь явно требуется нехилая уборка. И это как раз то, что мне сейчас нужно. Вожусь с тряпками и средствами для мытья, освобождая голову от хоровода депрессивных мыслей. Методично отмываю кухню, свою старую спальню. Когда раздумываю, стоит ли приступать к тренажёрке, или оставить до завтра, раздаётся звонок в дверь. Я никого не жду, поэтому приходится надеть никаб и абайю, прежде чем выйти к воротам. С удивлением нахожу там всё того же паренька-доставщика, который исправно носил нам еду, когда мы ещё жили здесь с Киром. Он кивает мне с задорной улыбкой, как старой знакомой, и вручает пакет с горячим обедом. Кирам всё так же заботится обо мне… И от этого в разы хуже, чем если бы он просто забыл о моём существовании. Миллионы «если бы» и сожаление о возможном, но так и не наступившем счастье, разрывают сердце.
Несколько последующих дней протекают в унынии и одиночестве. Но потом я собираюсь с мыслями и силами. Он отпустил меня. Пока что недалеко, но отпустил. Осталось дожать.
КИРАМ
Алия позвонила мне, когда я ехал из университета в офис. Требовала поговорить с Мари, якобы та унижает её и не даёт прохода. В то же время пришло сообщение о передвижениях Мари. Поняв, куда она едет, и, судя по скорости передвижения, в весьма взбешённом состоянии, я запаниковал. Велел Турабу отправляться вслед за ней. Когда мы спустились с водителем на пляж, и он сказал, что здесь её одежда, но её самой нет, в том числе в воде — это просто убило меня. Она раз за разом убивает меня. Я кричал как раненый зверь, оплакивая мою девочку, а она… Она просто плавала. Это невыносимое создание сделает меня седым уже к двадцати пяти. Но другую мне не надо, вот в чём беда.
Мне ничего не остаётся, кроме как отпустить её. И это дьявольски больно. Находясь дома, стараюсь закрываться в своей комнате, чтобы как можно меньше пересекаться с Алией. Она до противного назойлива, ей постоянно требуется какая-то помощь. И я прекрасно отдаю себе отчёт, что это она сделала всё возможное, чтобы выжить мою бейгали из этого дома. А Мари слишком гордая для того, чтобы терпеть или вступать в разборки с беременной женщиной.
Когда понимаю, что из всех возможных вариантов она выбрала риад, иду в зал и долго колочу грушу, не надев бинты, разбивая в кровь костяшки. Риад, который ей никогда не нравился. Просто потому, что это максимально далеко отсюда. Это уничтожает меня. Вспоминаю, что Мари не умеет готовить. Боюсь, что опять доведёт себя до такого состояния, как прошлым летом, поэтому звоню в тот ресторанчик, что снабжал нас едой в первые полгода. Проходит несколько дней, и она даже не звонит мне. Только одно короткое голосовое со словом «спасибо», на этом всё. Сам я боюсь ей звонить, страшусь услышать очередное «отпусти меня». По ночам не могу найти себе места в слишком большой для одного кровати. Я привык к ее тёплому соблазнительному телу у себя под боком. К субботе я уже готов лезть на стены, меня ломает, словно наркомана без дозы. После работы велю Алие собираться, и мы едем к моим родителям.
Я рассчитываю оставить погостить у них жену и поехать к моей девочке. В конце концов, это они её выбрали, вот пусть и повозятся с ней. Но так просто, как я планировал не выходит. Отец ведёт меня к себе в кабинет для серьёзного разговора. Речь, ожидаемо, идёт о Мари.
— Ты вообще не занимаешься своими женщинами, сын? — начинает издалека отец. Я молчу, потому что вопрос явно не подразумевает ответа, и жду продолжения. Которое не заставляет себя ждать. — То, в каком виде твоя бейгали была на пляже, одна… Это неприемлемо. К тому же её видел посторонний мужчина, — понимаю, что Тураб доложил обо всём отцу, и страшно злюсь на него. На них обоих, потому что это совершенно не их дело. Но отец, не обращая внимания на мои эмоции, продолжает. — Я, как глава совета старейшин, не могу оставить её выходки без внимания, Кирам. Но я сделаю скидку на то, что она чужеземка. На первый раз мы замнём это дело. Но подобное не должно повториться, сын. Так же как и жалобы твоей жены, их слишком много. В противном случае, последствия не понравятся вам обоим. Надеюсь, мы поняли друг друга?
— Конечно, отец, — отвечаю уважительно, как того требуют традиции. Скрывая свою ярость. Он сейчас открыто угрожает моей женщине, и я ничего не могу сделать. Мари не перекроить, она совершенно точно попадёт в эту ловушку.
На самом деле могу. Это убьёт меня, но я могу защитить её. Приняв решение, я отправляюсь в риад.
Уже ночь, Мари, скорее всего, спит. С замиранием сердца открываю знакомую дверь. Двадцать шагов, десять налево, еще двадцать направо и снова налево. Вот и её спальня. Захожу без стука и прислушиваюсь. Уловив дыхание, улыбаюсь и пробираюсь к ней под одеяло, предварительно раздевшись. Я не сомневался, что она предпочтёт свою крошечную комнату моей широкой кровати. Она приникает ко мне всем телом, таким бесстыдно обнажённым и родным. Душу рвёт отчаянная нежность. Мы бесконечно целуемся, не говоря ни слова, и мир снова становится целым. Я становлюсь целым. Пусть ненадолго. Но я сберегу эти мгновения в своём сердце как величайшую драгоценность…
34
МАРИ
Это одна из немногих ночей за последние полгода, когда я не вижу свой «излюбленный» кошмар. Сплю, как убитая. И первое, что вижу утром — это его улыбка. Снова невольно сравниваю его с Алексом, испытывая лёгкий укол совести. Не знаю, перед кем из них мне сейчас стыдно. Перед
