сделал вид, что тщательно пережевываю, обдумывая меж тем ответ. Я-то не знал, как подъехать к воеводе с просьбой проспонсировать мне дорогу в столицу, а оказалось, что тем самым еще и одолжение ему сделаю. Если бы не поперхнулся от неожиданности, то, наверное, сходу дал бы согласие. Однако стоило все как следует обдумать. Савелия здесь оставлять не хочется. Да и новых знакомых надо как-то к делу приобщить. В случае чего, к ним у меня больше доверия будет, нежели к приставленным воеводой стрельцам.
— В принципе, Афанасий Егорыч, у меня возражений нет, — я наконец закончил жевать, — Отчего бы и не сопроводить боярышню. Но, как говорил один очень древний философ, утро вечера мудренее. Посему, давай обсудим этот вопрос завтра.
— Завтра, так завтра, — согласился собеседник и, как бы про себя, добавил: — А то я думал, может, поутру бы и отправились.
— А Алена Митрофановна будет ли готова с утра выехать?
— Да она бы хоть сейчас отправилась. Очень уж ей невтерпеж вернуться в столицу. Невмоготу боярышне наша убогость.
На этот раз пришлось задуматься надолго, сделав вид, что полностью отдался поглощению выставленной на столе снеди. Периодически нахваливаю то или иное блюдо, вызывая тем самым благодарный румянец на щеках хозяйки. М-да, если они каждый день в таком количестве наедаются на ночь, то нет ничего удивительного в их объемистых фигурах. А может, они тут не обедают? Если удастся свинтить отсюда поутру, то этого я уже не узнаю. Однако не о том я думаю…
— Савелия с собой заберу, — заявил тоном, не терпящим возражений, — Нечего ему тут прохлаждаться, да казенный харч переводить. Ежели виноват, пусть перед князем ответит.
— И то правда, — опять легко согласился воевода, — У меня и без него забот полон рот. Хоть за Илюху я б энтого Савелия самолично вздернул, но ежели княжий суд, тогда да.
— Илюхе я жизнью обязан, потому сделаю все, чтобы убийца понес самое суровое наказание, — искренне пообещал собеседнику.
— Значится так, — Афанасий хлопнул ладошкой по столу, отчего с глухим стуком подпрыгнули пустые миски, — Алена Митрофановна поедет в крытом возке. С нею припасы в дорогу и двое стрельцов на козлах. Ну и когда ты, Дмитрий Станиславович, для беседы ей компанию составишь. Акромя еще двое саней дам. В них восемь стрельцов, убивец под их надзором, и, опять же, ты себе местечко найдешь, когда боярышня отдыхать изволит. А может, всего восемь стрельцов возьмешь, а? Оно и лошадям легче, и доберетесь быстрей, а?
— Да на кой мне вообще твои стрельцы сдались, Афанасий Егорыч? Нешто мы в басурманские степи отправляемся?
— Не-ет, — Замотал головой воевода, — совсем без охраны отпустить не могу. Мне Петр Александрович касательно тебя особо наказывал. Говорил, нужон ты ему шибко. Мало ли что в дороге. Пусть даже не воры, а попросту колесо слетит…
— Какое еще колесо у саней?
— Ну, то я к примеру. Давай так, Крытый возок, одни сани и четверо стрельцов?
— Значится так, — теперь уже я хлопнул ладошкой по столу, — воинских людей в услужении гонять негоже. Потому для этого дела отправь двух ямщиков, коих я сам тебе укажу. Они и с санями управятся сноровистее. А для охраны Савелия двоих стрельцов за глаза будет. Дашь молодых, заодно я их в дороге к дисциплине приучу, чтобы бояр с воронами не путали.
— Энто на каких таких ямщиков ты сам укажешь? — удивился воевода. — Нешто тебе кто знаком в ямском приказе-то?
— Ты, Афанасий Егорыч, думаешь, что я к тебе с бухты-барахты обратился?
— С чего?
— А с того, что я привык к дороге загодя готовиться. Нынче, как гонца проводил, по Ямской слободе прошелся, с народом за жисть переговорил, да и подобрал себе пару хлопцев надежных. Данила и Владимир Горожанкины.
— Родственники?
— Братья двоюродные.
— Ладно, на том и порешим. Грамоты в приказы уже поутру отпишу. Эх, Дмитрий Станиславович, так и не удалось нам с тобой пообщаться за хмельною чаркой. Ну да вишь сам, какие у нас дела тут. И слободы, порушенные восстанавливать надобно, и новобранцев воинской премудрости обучать. А всяких хозяйских забот оно завсегда выше крыши было. И ведь ни на кого положиться нельзя. Чуть проглядел, и все наперекосяк.
— Да вижу я, Афанасий Егорыч, мотаешься ты, аки белка в колесе. Всего себя на службу Отчизне отдаешь, — поддержал я стенания воеводы. — Оттого и не решаюсь обратиться к тебе с одной просьбишкой.
— Отчего ж? Обращайся, Дмитрий Станиславович. Ежели в моих силах, помогу, — заверил польщенный Афанасий.
— Просьба-то сугубо конфиденциальная, — я покосился на сидящее напротив семейство, слушающее нас с открытыми ртами, — наедине бы нам переговорить.
— А ну, — дал команду хозяин, и домочадцы гуськом покинули трапезную.
— Дело это я, дорогой Афанасий Егорыч, никому другому доверить не могу, а самому теперь недосуг будет. Не дает мне покоя вчерашний выстрел. Вроде бы и все ясно, ан вот свербит меня что-то. А я своему чутью привык доверять. Оно меня, веришь-нет, еще ни разу не подводило.
— Дык что свербит-то?
— Чутье свербит, подозрения, так сказать, гложут. В общем, просьба-то такая. Не мог бы ты, Афанасий Егорыч, выкроить завтра время для проверки службы в Стрелецкой башне.
— Пошто?
— А, чтобы между делом поспрашивать пушкарей да стрельцов, что вчера в башне и на стене рядом были, что они видели в тот момент, когда этот Борька в меня пальнул? Пусть расскажут все, что помнят. Кто куда и с кем шел, кто где стоял, чем занимался.
— Для чего ж такое надобно? — изумленно спросил воевода.
— Не могу пока толком объяснить, но чую, что-то не так с этим выстрелом. И главное, ежели вдруг, что интересное узнаешь, сам ничего не предпринимай. Отправь грамоту лично Петру Александровичу, а он уже распорядится о дальнейшем. Вот такая вот просьбишка у меня, уважаемый Афанасий Егорыч.
Часть 3
И снова дорога
За ночь мрачные тучи рассеялись, а земля покрылась свежим искрящимся снежным покрывалом. Именно в такой солнечный морозный денек меня волею белобрысого алкогения Сэма занесло в этот мир. И ведь всего-то я здесь пару недель, а кажется, будто прошла целая вечность.
Хитрец воевода забыл сообщить мне, что прежде чем отправиться в столицу, мы завернем в имение Жуковских, дабы Алена Митрофановна последний раз посетила могилки батюшки и нянечки. А так как дороги я не знал, то понял, где мы находимся лишь когда, миновав заброшенную деревеньку в три двора, въехали в усадьбу.
Еще одной неожиданностью оказалось то, что руки Савелия были закованы
