Утро началось с неожиданного визита. Не скажу, что приятного.
В гости пожаловал второй Барханов. Вот уж кого не хотелось видеть, так это его. Жесткий мужик, гораздо жестче Артура, настолько, что от одного его взгляда хотелось вытянуться по струнке. Сейчас мне эта жесткость была не нужна. У меня нет желания понравиться ему, получить одобрение, прощение или еще чего-то. Я просто хочу жить, и желательно подальше от этого персонажа.
— Здравствуй, Вероника, — произнес он, сдержано улыбаясь.
Надо же. Теперь я достойна его улыбок? Пусть подавится ими.
— Доброе утро! — я кивнула и отвернулась к Ваньке, который с упоением грыз кусок булки.
— Привет, парень, — мужчина протянул руку племяннику, и тот с радостью по ней хлопнул, признавая родственника. Почему-то в этот момент, я испытала такой лютый приступ ненависти, что еле держалась — очень хотелось схватить стул и огреть им Демида по загривку.
Почему мой сын все это время знал вот этого ледяного мужика, а не меня? Почему?
Ненависть к Артуру полыхнула с новой силой. Я не удержалась, бросила не него яростный взгляд и тут же отвернулась, потому что он смотрел в упор, наблюдая за моей реакцией. Лучше бы за младшим братом наблюдал, когда еще была такая возможность!
— Я пришел поговорить.
— Говорите, я вам не мешаю. Мы с Ванькой можем уйти в другую комнату.
— Я хочу поговорить с тобой.
— Зато я этого не хочу, — сама удивилась тому, как резко прозвучал мой голос.
Демид на мгновение замолчал, удивленно вскинув брови, смотрел на меня, как будто увидел впервые в жизни.
— Придется. Мне надо выяснить некоторые детали относительно Кирилла.
Вот она, Бархановская порода. Хочешь-не хочешь, а придется, потому что царь батюшка решил.
— Нет, — ответила еще жестче.
— Вероника, не веди себя, как маленькая. Нам надо во всем разобраться.
Сейчас точно схвачу стул и швырну его в этого «большого и опытного». Раньше надо было разбираться!
Артур первый понял, что конструктивного диалога у нас не получится. Почувствовал, как накалилась атмосфера, как вокруг меня начали разбегаться миллионы колючих искр.
— Дем, тебе пора, — он сурово кивнул на выход.
— Я только пришел… — возмутился его брат.
— Демид!
«Другой» Барханов посмотрел на Артура, потом на меня, на притихшего Ваньку и, досадливо цыкнув, покачал головой. Не понравилось, что его прогоняют. Не привык к такому.
— Ладно, подождем, когда остынешь, — он снисходительно обратился ко мне.
Надо же, оказывает, мне просто надо остыть! Такое чувство, будто я обиделась из-за какой-то ерунды, и он вынужден терпеть мои капризы.
— Держись от меня подальше, Демид, — прошипела я, впервые полностью выдерживая его взгляд.
Не умея принимать отказы, он хищно прищурился и хотел что-то сказать, но его снова опередил Артур:
— Да иди уже ты! — рявкнул он и, схватив Демида под локоть, буквально выволок его в коридор.
* * *
Они что-то бубнили, шипели друг на друга, но отдельных слов было не разобрать. Наконец, хлопнула входная дверь и стало тихо, а через мгновение на пороге появился Барханов:
— Прости меня, я не должен был его пускать, — виновато сказал он.
— Это твоя квартира.
— Не важно, — Артур порывисто подошел ближе.
Меня трясло оттого, что он рядом. И вовсе не от восторга, любви и других трепетных чувств. Вулкан внутри меня дымился, клокотал и был готов взорваться.
— Скажи, Артур. Вы вместе решали, забирать у меня сына или нет?
Барханов молчал. На скулах играли желваки, губы поджаты, натянут как струна.
— Чья была идея?
— Вероника… — он тяжело вздохнул.
— Чья?!
Минута молчания показалась мне громче выстрела. У меня будто хребет выворачивали, ребра ломали, настолько было внутри больно. Вчерашняя эйфория от встречи с сыном немного улеглась, и одурманенный событиями мозг начал осознавать масштабы катастрофы. Год! У нас с Ванькой украли целый год! Меня заставили поверить в то, что мой ребенок умер!
— Моя, — наконец, едва различимо сказал он.
Одно слово, но я пошатнулась будто на меня упала лавина камней. Я до последнего верила, что за всем этим стоит Демид. Думала, что только ему по силам так хладнокровно размазать другого человека, лишив самого дорогого. Оказалось, что нет. Больнее всех бьют те, кого мы любим.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Мне кое-как удалось справиться с накатывающей истерикой:
— Ванюш, пойдем, я тебе мультики включу, — подхватив сына на руки, отнесла его в гостиную. Посадила его на диван, рядом примостила плюшевого зайца, потом нашла пульт и кое-как, непослушными пальцами, нажала кнопки. На огромное экране тут же появились какие-то зверюшки, зазвенела веселая детская песенка, и Ванька пропал, отключился, завороженно наблюдая за происходящим. Я поцеловала его в щечку, взлохматила кудрявые волосики и пошла обратно на кухню.
Артур встретил меня напряженным взглядом и вымученной фразой:
— Прости меня. Я так виноват.
Извинения пролетели мимо. Я просто не хотела их слушать, а уж принимать — тем более.
— Ты чудовище, — прошипела, ткнув пальцем ему в грудь. Дурацкие злые слезы сами покатились по щекам. Мне хотелось визжать, орать, топать ногами и кататься по полу.
— Прости, — видя мое состояние, он схватил меня за плечи и попытался прижать к себе.
— Иди ты к черту, Барханов! — я упиралась как могла. — Иди к черту!
Его слова разрывали изнутри, его прикосновения — как ядовитый плющ. Проще сдохнуть, чем вытерпеть. Я не знаю, откуда взялись силы, чтобы оттолкнуть его от себя.
— Вероника, послушай…
— Да отстань ты от меня! Пусти!
— Не могу, — Артур снова схватил меня за руку, но я вывернулась и не осознавая, что делаю, влепила ему пощечину. Ладонь прострелило жгучей боль, хлесткий звук звенел в ушах, нарастая с каждым мигом.
…Вторую пощечину я отвесила уже осознанно.
Третью с извращенным удовольствием.
А дальше просто не могла остановиться.
Барханов стоял и не двигался, позволяя себя лупить. Только в глазах полыхал такой огонь, что, наверное, раньше бы я испугалась, а сейчас было плевать. Я выплескивала свою боль, обиду, разочарование. Мне хотелось делать ему больно.
— Как ты мог, Артур? Как?
— Я ошибся, Вероника, — у него дрожал голос, — все выглядело так…некрасиво и правдоподобно. Кирилл…
— Да плевать на твоего Кирилла! Ты сам принимал решения после его смерти! Сам! Никто тебя не заставлял! Решил наказать? Сломать? Добить? — я снова набросилась на него, — Удобно, наверное, бороться с противником, который не может дать сдачи? Которого можно безнаказанно пинать, можно лишить самого главного, а потом просто выкинуть за ненадобностью? Чувствуешь себя победителем?
Он громко выдохнул, обхватил пальцами переносицу, зажмурился, пытаясь успокоиться. Широкая грудь тяжело опускалась и поднималась в такт рваному дыханию. Его трясло.
— Прости.
— Это все что ты можешь сказать? Прости? И что мне делать с этим «прощением»? Оно вернет наше с Ванькой потерянное время? Сотрет из памяти те страшные ночи, когда выла словно зверь и на стены от тоски бросалась? Что мне с того, что ты теперь раскаиваешься? — я судорожно хватала ртом воздух, в груди так сильно давило, что казалось, еще немного и сердце лопнет.
— Я все исправлю.
Меня накрыл смех. Дикий, надрывный, истеричный.
— Исправишь? Серьезно? Интересно как? Время назад отмотаешь? Или может деньгами начнешь засыпать? Золотом, бриллиантами? У вас же так все проблемы решаются? Скажи, ты много заплатил, чтобы аферу с ребенком провернуть?
По осунувшемуся лицу Артура поняла: много. Очень много. Этот монстр вывалил кучу денег, чтобы отобрать у меня сына. И все, потому что любимый младший брат указал на меня и сказал «фас».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Надо же, как убедительно все состряпали. Даже бумажку дали, липовое свидетельство. Хочешь покажу? Могу даже подарить, на память.
Сейчас точно в обморок хлопнусь. В голове шум, звон, кислорода не хватает, внутри ничего живого не осталось.
