– Отшельники! – закричал один из монахов. И внезапно вся толпа перешла в наступление.
– Ну, я скоро смогу убедиться в этом! – крикнул Троил, сердито смеясь, взмахнув ножом, всадил его в шею ближайшего врага и хотел вытащить его обратно. Тогда ударила его железная дубина и, хрипя, он повалился навзничь. Десять топоров обрушились на него.
При первом натиске Александр отступил на три шага. Увидя, что Троил упал, он закричал:
– Наконец-то! Ну, так получайте! Вот! И вот!
И с таким неистовством стал он поражать окружающих, что монахи отступили.
– Вот! И вот!
Он разил наудачу, опьянев от крови, сея вокруг смерть, и кричал, и разил, пока какой-то нож не вонзился ему в сердце, и он не упал в свою очередь.
– Убьем ведьму!
– Убежище! Убежище!
Отшельники уже взбегали на лестницу впереди монахов. Внезапно они остановились, испуганные, и только их предводитель, худой и длинный Исидор, продолжал бежать вперед. С крыши академии спустился марабу и стал беспокойно носиться над головой Ипатии. Он ударял клювом в церковные двери и кричал, как человек.
– Дьявол охраняет ее! – закричал один из отшельников.
– Убежище!
В толпе были почти одни молодые отшельники. Их рубахи и верблюжьи шкуры представляли собой лохмотья. На руках и оружии виднелась кровь. Только во главе их, рядом с Исидором, стояли старики. Глаза всех горели.
Вольф старался воспользоваться моментом. Держа свой меч за клинок, он поднял высоко вверх крестообразную рукоятку, и, взбежав на последнюю ступень, громко закричал:
– Именем нашего общего Спасителя, заклинаю вас отступитесь от вашего намерения! Кровь на руках ваших, а Господь говорит: не убий. Я такой же христианин, как, и вы, и клянусь вам, что эта женщина не заслуживает смерти! Месть Господа поразит вас, если вы преступно…
Снова проскользнул к нему маленький погонщик и шепнул:
– Они в ризнице. Я слышал голоса. Но они не хотят отворять.
– Молодец! Иди к Ипатии. Я ничего больше не знаю. Но у меня достаточно сил. Быть может… Беги во дворец, расскажи, приведи помощь!
Марабу не мог больше держаться в воздухе и тяжело упал к ногам Ипатии.
Тогда отшельники закричали с облегчением, и, дико завывая, подняли оружие.
– Он назарей! – рычали отшельники.
В два прыжка Вольф был около Ипатии.
– Прощай, душа моя принадлежит тебе!
Закрыв глаза, как бы без чувств, прислонилась Ипатия к дубовым дверям храма. Он услышал, как она прошептала его имя, потом снова бросился он вниз навстречу отшельникам. Что-то очутилось рядом с ним. И прежде чем он схватился с врагами, марабу опередил его. Казалось, птица хотела первой принять бой.
Отшельники отхлынули, и сам Исидор спрыгнул вниз. Отчаянно ударяя клювом, птица бросилась вперед, но один! из старцев ударил ее своей дубинкой по голому черепу. Марабу болезненно щелкнул клювом и исчез под ногами отшельников.
– Дьявол поражен во имя Господа!
Тогда Вольф испустил ликующий крик, какого еще ни когда не слышали в Александрии.
– Юух-хух! – пронеслось над толпой, его рука поднялась и опустилась, и Исидор лежал на земле. И рука поднялась и опустилась, и один из старцев упал навзничь. И тогда началась борьба одного с пятьюстами. Окруженный со всех сторон, поражаемый отовсюду, Вольф расчищал место вокруг себя. Всякий, кто приближался к нему на шаг, падал, и под проклятиями раздавался его крик:
– Во имя Иисуса Христа, за Ипатию! Сюда и сюда!
В пылу битвы он не сразу понял, что монахи стали бросать камни над головами сражающихся. Он слышал, как они с грохотом ударялись в церковные двери. Внезапно он задрожал.
– Готово, она упала, ведьма! Победа! Вперед во имя Господа! Смерть назарею! Смерть ведьме!
Дважды описал Вольф своим мечом ужасный круг. После третьего раза он стал задыхаться. Очевидно, его ранили. Теперь он почувствовал это. Кровь текла с его лба. Левому бедру тоже досталось. Он не мог перешагивать через несколько ступеней. Но шаг за шагом стал он подниматься вверх по лестнице, продолжая сыпать удары во все стороны. Кричать он уже был не в состоянии.
Стоя наверху, продолжая отступать, старался он коснуться Ипатии рукой, так как оглянуться Вольф не мог. В это время прекрасная женщина, с зияющей раной на лбу, полулежала у церковных дверей. Алая кровь текла по ее белому платью. И когда отважный защитник, наконец, заметил это, он в последний раз закричал и снова ринулся в толпу отшельников. Рассекая их ряды, добрался он до одного, которого заранее заметил, – до одного, еще державшего в руке камень. Из последних сил Вольф вонзил ему в грудь меч по самую рукоятку. Теперь, когда единственным оружием у него остались кулаки, он вцепился в горло ближайшему из своих противников и через минуту, пронзенный, изрубленный, избитый, упал на землю.
Не заботясь о мертвых и раненых, ринулись отшельники вперед. Только своего умиравшего вождя, Исидора, несли впереди четверо братьев. Последние ряды затянули псалом. Так кровавым потоком дошли убийцы до церковных дверей. Там лежала Ипатия. Едва ли она была еще жива. Но один из благочестивых старцев все-таки вонзил ей нож в сердце. От удара камнем она упала на колени и полусидела, прислонясь к дверям. Теперь она повалилась на спину, продолжая смотреть своими черными глазами на врагов.
Молча стояли святые пустынники вокруг трупа. Только толпившиеся сзади и не видевшие своей жертвы громче прежнего распевали псалмы. Тем временем монахи выкрикивали проклятия наместнику, а мастеровые осыпали оскорблениями императора.
Несколько секунд царил суеверный страх перед трупом Ипатии. Исидор, которому удар Вольфа раздробил левое плечо, истекал кровью и сам походил на труп. Теперь он открыл глаза и при виде Ипатии начал хрипеть. Он вытянул правую руку и шевелил скрюченными пальцами. Тем временем стоявшие сзади напирали все сильнее, и круг около Ипатии продолжал сужаться. Молодые монахи поднесли Исидора еще на шаг ближе. Теперь Исидор мог коснуться мертвой, и судорожным движением вцепился он в воротник ее белого платья. Тогда дико прорвалось наружу священное неистовство окружающих.
В эту минуту медленно распахнулись тяжелые створки двери, и на пороге появились встревоженные церковные слуги. Человек двадцать отшельников протянули к трупу свои покрытые кровью и грязью руки и со смехом и проклятиями, кусок за куском, стали срывать одежду. Торжествуя, прятали они эти кровавые клочки ткани и уступали место соседу, отрывавшему, в свою очередь, новый лоскуток платья. Рыча от похоти, довершили отшельники свое дело. Даже туфли были сорваны с ног трупа. Молодой анахорет, завладевший одним из них, среди бешеных криков протискивался среди собратьев, комкая его и оглашая воздух богохульствами.
Окровавленные одежды исчезли, и в нагой красоте лежало тело девушки. Только в пышных волосах остался еще обрывок черного платка, покрывавшего зияющую на лбу рану, через левую грудь Ипатии медленно струилась кровь.
Исидор попытался выпрямиться, и благочестивые братья освободили ему немного места. Еще раз простер он руку. «Ипатия!» – вскричал он громко и упал замертво, прижавшись лицом к ее тонким ступням. С новой яростью поднялись крики мести из толпы святых старцев.
– Исидор умер! Исидор умер! Она колдует и после смерти! Мученик! В церковь его! На алтарь святого! Вырвите глаза у ведьмы! Разорвите ее на куски! В огонь ее!
Они кричали все вместе, и ближайшие к трупу намеревались исполнить советы кричавших.
На берегу, как раз напротив Академии, монахи устроили костер такой величины, чтобы на него можно было положить тело ведьмы.
Старейшие пустынники торжественно перенесли тело Исидора через церковный порог и исчезли в темноте.
А на лестнице отшельники набросились на тело Ипатии. Ужасны были крики неистовствующих. Отвратительные восклицания, подобные тем, что раздавались по ночам в пещерах святой горы, где молодые отшельники часами боролись с дьяволом, вылетали из копошащейся кучи. Кроме того, они ругали друг друга. И снова звуки псалмов и звон топоров и дубин.
– Довольно с тебя будет и одного глаза! Она не будет больше колдовать! И другой туда же! Не трогайте грудь! Грудь! Пустите меня, я хочу одолеть дьявола! Я хочу грудь… Сто лет… Не бей!..
Внезапно все слилось в один звериный рев и какую-то отвратительную массу стащили вниз и бросили на приготовленный костер.
Тем временем монахи и мастеровые убрали мертвых, занеся их в церковь, другие несли раненых в Академию для перевязки. Лишь только трупы Троила и Александра остались лежать. Безжизненное тело Вольфа несколько ликующих монахов кинули рядом с Ипатией на костер. Скоро доски загорелись. Кто-то облил их смолой. Тогда наиболее веселый из монахов еще раз сбегал к лестнице, притащил труп марабу и швырнул его к двум трупам.
– Браво! Браво! Пусть и дьявол сгорит! Дьявол, ведьма и назарей!
В церковных дверях стояло теперь множество священников и других служителей церкви, вытягивавших шеи, чтобы лучше видеть. Дворы Академии были наполнены испуганными людьми. В переулках собрались безучастные зрители из египетской черни. Они потешались над дракой греков и христиан.
