Предлагая вниманию читателя данное толкование смутившей многие умы фразы, подчеркиваем еще раз, что это, конечно, только предположение, так как ни прямых, ни косвенных разъяснений ее значения до нас не дошло. Именно поэтому представляется теоретически некорректным привлекать замечание Маркса в качестве доказательства правильности наших рассуждений. Подлинный, неоспоримый смысл приведенного отрывка, включая, кстати, и заключительную его фразу, видится в том, что Маркс утверждает здесь неоднократно подтвержденную мысль: человеческий труд, создающий новые человеческие явления действительности, есть разумное творчество по познанным законам самой природы, есть разумное, целенаправленное природное творчество. «Труд, — читаем мы в «Капитале», — есть прежде всего процесс, совершающийся между человеком и природой, процесс, в котором человек своей собственной деятельностью опосредствует, регулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой. Веществу природы он сам противостоит как сила природы [...] В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т. е. идеально. Человек не только изменяет форму того, что дано природой; в том, что дано природой, он осуществляет вместе с тем и свою сознательную цель, которая как закон определяет способ и характер его действий и которой он должен подчинять свою волю» 22.
Из этой марксистской идеи о новом человеческом этапе сознательного и целеустремленного самопреобразования природы мы и исходили во всех наших рассуждениях.
4. КРАСОТА И ЛОГИКА. КРАСОТА И ПОЛЬЗА
Можно задать вопрос: а не увлеклись ли мы, отводя столь большое место стремлению к красоте как всеобщему двигателю человеческого преобразовательного творчества? Ведь развитие человечества на обозримом участке истории шло и идет отнюдь не только в погоне за прекрасной мечтой.
Да, это, конечно, верно. Но с таким же успехом можно сказать, что и истина далеко не всегда правит миром. Тяжкие тома истории людских заблуждений наверняка перевесили бы на чаше беспристрастных весов краткие формулы истинных знаний. Однако ведь не мешают нам эти прискорбные обстоятельства отводить истине ту роль в познавательно-преобразовательном процессе, которую она действительно в нем занимает. Теоретическое мышление позволяет выделить сущность рассматриваемых процессов познания и практики и определить в них принципиальную роль истины, труда и красоты как триединого фактора субъективности человеческого самопреобразования материи, в котором целенаправленная воля и осознанный долг заменили елевую тенденцию развития.
Существеннее может оказаться другой вопрос: вправе ли мы были связывать деятельно-целевое, активно преобразующее начало именно с образным, эстетическим отражением, с новой, как писал Маркс, «человеческой чувственностью», а не с логическим постижением истины. Ведь именно понятийное мышление, способность к абстракции характеризует человеческую психику.
Здесь необходимо еще раз подчеркнуть, что то противопоставление логического и эстетического восприятия, которое допускалось в процессе изложения, носило достаточно условный характер. Без этого нельзя было бы выпукло показать специфику именно образного отражения. В реальной жизни, как неоднократно отмечалось, логическая и образная формы отражения, составляя диалектическое единство познающей способности материи, постоянно и всесторонне пронизывают друг друга, дополняют друг друга, не существуют друг без друга, хотя, как и во всяком диалектическом единстве, отрицают друг друга.
Как уже говорилось, эстетическое отражение не может существовать без опосредования его логикой, так как оно в конечном счете есть также отражение «логики вещей». Но и теоретическое познание не может существовать без образного, непосредственного отражения, ибо мыслит не спиритуалистическое существо, не абстрактный дух, парящий вне времени и пространства, но материальный человек, который, будучи сам явлением, существует среди явлений и творит новые явления. Реально он имеет дело не с отвлеченными сущностями, какими они бывают только в сознании, но с материальными формами, где сущность непосредственно можно представить только в образе, то есть восприняв ее как сущность в явлении. В любой, даже самой «технической» сфере творчества шаг от формулы к созданию реальной вещи неизбежно проходит и через идеальное непосредственное представление явления, в котором материально воплотится закономерность, абстрагированная в формуле.
В зависимости от конкретного рода деятельности тех или иных групп людей или отдельных специалистов, взаимоотношение логической и образной стороны в сознании изменяется то в направлении абстрактно-логических поисков, сопутствуемых и направляемых образными, непосредственными представлениями, то в направлении поисков образно-эстетических, поверяемых и опосредуемых логикой, но никогда, поскольку познание остается рациональным, способным участвовать в реальной творческой деятельности, не уступает места голой, чисто формальной логике или абсолютно нелогичному образу. Ибо рациональное познание отражает законы бытия, реально проявляющиеся только в явлении, только во взаимодействии, создающем все богатство породившего человека и преобразуемого человеком объективного мира.
Попытки вырыть между логическим познанием сущности и образным проникновением в сущность непроходимую пропасть, что часто наблюдается и идеалистической эстетике, так же ошибочны, как и попытки подменить одну сторону познания другой, подчинить одну другой, представить, например, образное познание чем-то вроде своеобразного научного исследования. Логика человека, будучи идеальным отражением закономерностей действительности и существуя как именно логика, почему и возможно абстрактное познание, в то же время не может, будучи отражением материальных закономерностей, существовать как изолированный процесс только логического познания вне непосредственно представляемых явлений, ибо движение и развитие закономерностей как процесс в материальном мире всегда протекает в форме явлений. С другой стороны, непосредственное восприятие, идеально отражающее явления действительности, не может не отражать в явлениях и закономерности их породившей, то есть не содержать и неизбежных элементов логики, отражающей эти закономерности.
Возникнув в практике, две формы познания а труде и практике вновь приходят к единству. Объективно это выражается в создании одних и тех ж» материальных ценностей, в одновременном творческом акте, где реализуются как логические знания, так и образные представления, где то и другое находят свое неоспоримое, объективное оправдание. Единство логического и эстетического в любом творческом акте (материальном и духовном) не всегда может быть заметно, но присутствует всегда, и вне этого единства творческий акт создания нового невозможен. Мы часто не отдаем себе в этом отчета, так как не до конца прослеживаем границы творческого преобразования, или произвольно разделяя, вслед за фактически имеющим место разделением труда, единый процесс, или столь же произвольно исключая одну или другую сторону этого процесса из сферы своего внимания. Строго говоря, человеческая субъективность, взятая в любой как количественной, так и качественной определенности, неизбежно содержит в себе я абстрактное и образное начала.
Поэтому в практическом смысле разорвать единый творческо-созидательный узел, конечно, не представляется возможным. Однако теоретически мы имели право и должны были проанализировать необходимые составляющие этого узла.
Как известно, логическое мышление стремится отвлечься от субъективности — на этом зиждется вся мощь понятийного, абстрактного познания. Образ, напротив, есть отражение непосредственное, субъективное по самой своей природе. Если логику сравнивают со скальпелем, очищающим познаваемое от всего мешающего и обнажающим в чистом виде сущность, то образное восприятие хотелось бы сравнить с химическим реактивом, погружаемым в исследуемый раствор с тем, чтобы во взаимодействии того и другого получить ту или иную реакцию, раскрывающую сущность. Н. Винер писал в книге «Я — математик»: «[...] почти любое мое переживание в какой-то степени всегда символически отражает ту или другую математическую ситуацию, которая мне еще не ясна или не успела вылиться в конкретные формулы» 23.
В образном восприятии полностью присутствует вся социально и исторически детерминированная личность субъекта, его генетическая наследственность, его субъективные чувства, его эмоции, симпатии и антипатии, его фантазия, его стремления и желания.
Именно поэтому образное начало, новая чисто человеческая чувственность, где сами чувства стали, по выражению Маркса, «теоретиками», и оказалось активным, двигательным, волевым началом, в котором сконцентрировались и непосредственность познания, и эмоциональность отношения, и творческая фантазия, и мощь желаний, и душевные силы к их осуществлению. Эстетическое начало как начало познавательно-непосредственное и одновременно эмоционально-волевое, в котором идеальное проникновение в предмет органически рождает стремление его преобразовать, причем представляемый образ нового созданного предмета выступает уже как желанная цель практической деятельности — эго то центральное звено новой человеческой субъективности, без учета которого нельзя осмыслить ни сути, ни фактического механизма человеческого этапа самопреобразования материи. Однако это двигательное напало было бы абсолютно беспомощным, если бы человек не обладал универсальным, тончайшим инструментом логического, понятийного мышления, дающим ему возможность не тупо и эгоистично вторгаться в окружающую жизнь, но формировать материю по ее же познанным в истине законам, ставить перед собой сознательно сформулированную цель, «которая как закон определяет способ и характер его действий и которой он должен подчинять свою волю».
