Но, кажется, мы уже шли дорогой лжи. Она привела нас в тупик.
— Что я имел в виду? То и имел, Лёха. Я не могу быть отцом. Я стерилен.
Лёха хохотнул, подумав, что я шучу.
— Зря смеёшься. Я не шучу. Я не могу иметь детей.
— Ты чем-то болен?
— Нет. Я сделал это сам.
Глаза младшего брата округлились.
— Сам? Но зачем, Дёма?
Я усмехнулся.
— Да, сам. Сейчас понимаю, что я погорячился. Но в прошлом, когда я только занялся бизнесом родителей, со мной приключилось парочку мутных историй. Меня по-пьяни обвиняли едва ли не в изнасиловании и вешали авторство беременности. Кто-то просто хотел меня женить на дочери или сестре. Или сами девицы планировали залететь, чтобы потом сосать с меня деньги… Я не ставил тебя в известность о своих проблемах. Всё проходило мимо тебя. Но тогда я решил обезопасить себя. Стерилизация. Так что я не могу быть отцом ребёнка Карины.
— Ты… — Лёха не мог подобрать слов. — Ты лишил себя возможности завести семью!
— Ошибаешься. Я не лишил себя возможности завести детей, — усмехнулся я. — Всё, что надо, законсервировано. Хватит хоть на десяток детишек. Если я захочу создать семью, я её создам.
— Но почему ты не говорил об этом? — удивился младший брат.
— По-твоему я должен рассказывать о своих тараканах на каждом углу? Для тебя, Лёха, предать, как два пальца об асфальт ударить. Для меня это очень болезненный вопрос. Меня много раз пытались поиметь, выдавить из бизнеса, подставить, оболгать, обокрасть или привязать к себе путём обмана. Так что я предпочёл быть уверенным в себе даже в плане секса.
— Значит, я отец! — широко и счастливо улыбнулся Лёха, схватив снимок УЗИ.
— Ты смотришь так, словно что-то в этом понимаешь, — не мог не сыронизировать над счастливым лицом брата. — Думаешь, для тебя что-то изменилось?
44. Демьян
Младший брат разглядывал снимок с абсолютно счастливой, глупой улыбкой на лице. Как будто увидел на том конце радуги желанный горшочек с золотом.
— Я буду отцом. Разумеется, для меня изменилось всё! — уверенным тоном заявил Лёха и положил снимок на стол бережно, как хрупкую драгоценность.
Потом младший брат внезапно сжал кулаки, посмотрев на меня бешеным взглядом:
— Я не позволю тебе лишить Карину этого! — начал он.
— Не понял. О чём ты? — спросил я.
— Я не позволю тебе запудрить Карине мозги. Возможно, ты против этого ребёнка! Но я не позволю тебе вмешаться!
— Эй! — я хлопнул брата по щеке. Он вскинулся, как ядовитая кобра, бросившись на меня.
Я успел поставить подсечку и пробить кулаком по солнечному сплетению. Потом обхватил его за шею локтём, придавив к своему плечу лбом.
Слушал, как брат тяжело дышит и давится матами. Он пытался вырваться, но сейчас Лёха был не в лучшей форме, чтобы уложить меня на лопатки.
— Успокойся, дурень. Успокойся! — прикрикнул на брата. — С чего ты взял, что я собираюсь запрещать Карине что-то?
Лёха что-то невразумительно пробормотал в ответ.
— Ты читать умеешь, Лёха? Нет? Рин написала: «Это лучшее, что было в нас». Понял смысл, нет? Она хочет выносить этого ребёнка. И почему-то я уверен, что ей плевать, кто биологический отец, ты или я… Карина не знает, что я смогу осчастливить её младенцем только искусственным путём.
Лёха начал вырываться.
— Будешь дёргаться и материть меня, Рин не узнает, что ты — отец ребёнка. Ясно?
Я немного ослабил хватку. Лёха растёр шею, взглянул на меня, выдавив из себя:
— Что?
— Послушай меня, болван. А ещё лучше приведи себя в порядок, отец года.
Лёха сел за стол, опять схватившись за снимок.
— Я отец, — упрямо повторил он. — Этого ты у меня не отнимешь.
— Я ничего у тебя не собираюсь отнимать. И никогда не отнимал. Только давал. А ты плюнул мне в душу и растёр плевок на мои отношения с Рин. Обманом вжился ей в доверие. Скажешь, что я неправ? Давай поговорим начистоту? Слабо?
— Нет. Не слабо, — ответил Лёха. — Только я уже ответил за то, что совершил. Я лишился всего. Эпично провалил и отношения, и бизнес. Карина… — брат усмехнулся грустно. — Карина любит тебя. Не меня. Во мне она любила только твою тень и протянутую руку помощи. Как спасательный круг. Когда тонешь, жить без него не можешь. А на берегу он не нужен. Только если бы не моя подстава, я бы ей даже в качестве спасательного круга был не нужен.
— Тебе самому не противно было подставлять её так низко?
— Мне от себя тошно. И я не думал, что Карина так резко отреагирует на расставание с тобой. Я же не верил, что она сильно в тебя влюблена. Не верил, понимаешь? Многие пары распадаются, сходятся с другими и строят крепкие семьи.
— Ты поступил, как подлец, Лёха.
— Знаю. Я думал, что устроил всего лишь бурю в стакане воды.
— Только ты забыл, что и в стакане можно утонуть.
Лёха в ответ на мои слова усмехнулся, опять начал разглядывать снимок УЗИ, улыбаясь.
— Я хочу позвонить Карине. Можно?
— Ты спрашиваешь у меня разрешения? — удивился я. — С чего бы?
— С того, что для меня всё кончено. Я не хотел это признавать. Но сегодня понял окончательно. Твоя Рин относится ко мне сейчас как в другу или к брату. Нет ничего из того, что было, — Лёха вздохнул. — Признаю, что я эпично провалил всё. Карина не останется со мной, как с любимым мужчиной. Я могу надеяться только на то, что она разрешит мне участвовать в жизни ребёнка.
Я был удивлён. Впервые разговаривал с братом так долго и открыто. Без масок, так сказала бы Карина.
У меня с души свалился огромный камень. Не только потому, что Лёха признал окончательное поражение и, можно сказать, отказался от претензий на мою Рин в качестве её мужчины.
Лёха — мой младший брат. После разрыва с Рин я не поддерживал с ним связи, кидал денежные подачки и дежурно поздравлял с праздниками парой строк, отправленных через социальные сети.
Я общался с ним даже меньше, чем раньше. Нарочно держался на расстоянии. Отдалял родную кровь. Избегал единственного родного человека.
Это всегда больно. Как ни отрицай и ни возводи границы, где-то внутри колет счастливыми воспоминаниями из детства, больно режет картинами прошлых семейных посиделок и давит осознанием потери того, единственно ценного, что стоит беречь. Семья…
После разговора с Лёхой я почувствовал облегчение, как будто вернулся в дом, где мы жили с родителями много лет.
— Я хочу позвонить Карине, — повторил Лёха.
— Лучше поговорить не по телефону, — покачал я головой. — И нам нужно кое-что решить.
— Что?
— К зеркалу подойди и сразу поймёшь, что именно. Ты наркотой закидываешься, Лёха. Какой из тебя отец? — с нажимом спросил я.
— Думаешь, что я плотно сижу? Нет, только когда накатывает.
— Все торчки так говорят! — жёстко заявил я. — Абсолютно все. Ты не исключение. Нужно разобраться с твоим увлечением таблетками. Это первое условие.
— Условий будет несколько?
— Да. И ты, если только хочешь общаться с моей Рин и со своим ребёнком, будешь выполнять их. Я выставляю тебе условия только потому, что хочу оградить Рин от всякого дерьма. По нашей вине на неё свалилось слишком многое. По твоей вине, в особенности. И ты будешь последним кретином, если не захочешь покончить со своим гибельным увлечением.
— Хорошо, — не колеблясь, ответил Лёша.
— Значит, я отправлю тебя в клинику. Я хочу быть уверен, что твои мозги прочищены от всякой дряни.
— Ладно. Это не займёт долго времени, потому что я не заядлый наркоман. Но кажется, это не единственное условие, да?
— Нет. Не единственное. Ты связался не с теми людьми, Лёха. Они не остановятся ни перед чем. В случае, если ты опять накосячишь, не будет играть никакой роли то, что я договорился о неприкосновенности Рин. Теперь у них появится ещё один инструмент давления — твой ребёнок.
— Ни за что! — взбеленился Лёша.
— Я говорю только то, о чём знаю. Хочешь, чтобы ребёнок рос спокойно? Тогда откажись от своего клуба.
