Всю свою жизнь я ощущала себя такой особенной, такой любимой, потому что родители говорили мне, что я их чудо-ребенок. И я всегда чувствовала себя рядом с ними в полной безопасности.
Но оказывается, никакое я не чудо. Я — результат грязной, отвратительной сделки, вероломно нарушенной обеими сторонами. А родители, которым я верила всей душой, врали мне с самого моего рождения.
— Я ухожу, — сказала я. Голос мой звучал странно. Сорвав с шеи подаренный ими кулон, я швырнула его на пол.
— Бьянка, останься! — взмолился папа. — Мы должны решить, что делать.
— Я ухожу, и только попробуйте меня остановить! И выскочила за дверь, мечтая только об одном — не заплакать, пока не спущусь с лестницы.
Глава 20
Я-то думала, не может быть ничего хуже разрыва с Лукасом, но я ошибалась. Хуже всего оказалось то, что я потеряла его напрасно, потому что он был прав во всем, что говорил — о вампирах, о моих родителях, вообще обо всем.
Он говорил, что мои родители врут. Я на него за это наорала. Но он меня простил.
Он говорил, что вампиры — убийцы. Я утверждала, что нет, даже после истории с Ракелью.
Он говорил, что Черити опасна. Я не слушала, и она убила Кортни.
Он говорил, что вампиры вероломны, а я разве к нему прислушалась? Нет, до тех пор, пока родители своим признанием не развеяли все мои иллюзии.
Я считала, что единственный вампир, который мне ни разу не соврал, это Балтазар, но увидев, на что способна Черити, поняла, что он, вероятно, врал в основном самому себе. А все остальные вампиры, в том числе мои родители, на самом деле лживые и коварные манипуляторы.
Ну, может быть, кроме Ранульфа. Но все остальные — точно.
А Лукас? Лукас за все это время солгал мне только один раз; он хранил тайну Черного Креста, потому что это не его тайна. А во всем остальном он был со мной честен и делился жестокой правдой, в то время как остальные считали, что мне ни к чему обо всем этом знать.
Конечно, я оплакивала не только потерю Лукаса. Слишком многое пошло совершенно не так. Но мое горе было в сто раз сильнее, потому что я понимала: если бы только я к нему прислушалась, все могло сложиться по-другому. Лучше. Счастливее.
Апрель был самым ужасным месяцем в моей жизни. Родители несколько раз попытались со мной поговорить, но я не желала их слушать, и примерно через неделю они отстали. Может быть, решили, что я просто дуюсь, что мне нужно «переварить» их откровения и смириться с тем, что вся моя жизнь оказалась сплошным враньем, а в одно прекрасное воскресенье я снова приползу к ним на обед. Я-то знала, что больше никогда этого не сделаю. Они тоже скоро поймут.
Во второе воскресенье Ракель спросила:
— Ты не идешь наверх?
— Нет.
— На прошлой неделе я подумала... ну, знаешь, может, вы просто решили отдохнуть друг от друга.
— Я туда больше не пойду.
— А мне казалось, что твои родители лучше моих, — спокойно заметила она.
Сколько раз родители говорили мне, чтобы я держалась подальше от Ракели, просто потому, что она человек? Она относилась к ним куда лучше, чем они к ней. Я ее обняла бы, да только она разозлится, потому что терпеть этого не может.
— А что если мне больше нравится твое общество?
— У меня полно домашних заданий.
— Значит, будем делать уроки.
Это меня вполне устраивало. Уж лучше скучный доклад по психологии, чем новая встреча с родителями.
В глазах учеников мы с Балтазаром официально расстались. Вик сделал несколько жалких попыток выступить посредником — мол, давайте останемся друзьями и все такое. У меня просто язык не поворачивался разубеждать его, но внезапно он и сам отстал, и я поняла, что Балтазар встретил его предложение в штыки. В общем-то, Балтазар на меня не сердился, скорее, он злился на мир в целом и хотел, чтобы все оставили его в покое.
Наверное, то, что мы с ним расстались, было хорошо для обоих. Я это понимала, но за последний год я провела с ним гораздо больше времени, чем даже с Ракелью. Мне и в голову не приходило, насколько я привыкла полагаться на него во всем — он подбадривал меня после трудного дня или просто улыбался, когда я выходила из класса, но поняла я это только теперь, когда его больше не было рядом.
У меня оставались еще Вик и Ракель, но это ненадолго, если миссис Бетани сумеет настоять на своем.
— Ваш достойный сожаления отказ обсудить с родителями сложившуюся ситуацию вынуждает меня обратиться к вам напрямую, — сказала миссис Бетани, поливая фиалки, выстроившиеся в ряд на подоконнике. Я сидела на одном из ее неудобных стульев с высокой спинкой в каретном сарае, служившем ей домом. — Теперь вы знаете, что являетесь особым объектом интереса призраков.
— Да.
— И почему, тоже знаете? — Похоже, мысль о том, что все мои иллюзии вдребезги разбиты, ее только радовала.
Я стиснула зубы.
— Да.
— Тот факт, что вы являетесь таким объектом, в свою очередь, подвергает опасности остальных учащихся. До сих пор нам удавалось удерживать призраков на расстоянии при помощи камней, но у наших возможностей тоже есть предел. Призраки полны решимости, причем куда большей, чем я предполагала.
— Очень лестно.
Она поставила лейку на подоконник.
— Будьте добры, приберегите свой сарказм для друзей, мисс Оливьер. Вы здесь, чтобы обсудить, что можно сделать в данной ситуации. Я не настолько бессердечна, чтобы просто выгнать вас из академии «Вечная ночь». Там, за ее стенами, вы окончательно лишитесь всякой защиты.
— В этом году я много раз уезжала из кампуса с Балтазаром, но призраки нигде больше за мной не гонялись.
— Полагаю, они просто не знали, где вы находитесь. Немного времени, и призраки непременно вас отыщут в любой точке мира.
Об этом я как-то не подумала.
— Но почему я им так нужна? Разве в мире не хватает привидений?
— Полагаю, нарушенное обещание имеет для них куда большее значение, чем личность как таковая. Считая себя обманутыми, они становятся непреклонными. — Миссис Бетани направилась в мою сторону, сцепив руки за спиной и цокая каблуками. — В здании «Вечной ночи» имеются пустые квартиры. Я перееду в одну из них и буду там жить до конца учебного года. А вы — добро пожаловать сюда.
— Сюда? — Я ничего не понимала. — В смысле — в ваш дом?
— Да. Полагаю, вы можете по-прежнему посещать занятия, если будете носить вот это. — Она протянула мне кулон — тот самый обсидиан, который родители подарили мне на Рождество. Тот, что я швырнула к их ногам. — Это ваша защита, хотя вы, должно быть, до сих пор этого не понимали. Однако эту защиту нельзя назвать сверхнадежной, поэтому вы будете в большей безопасности, оставаясь ночами в моем доме.
— Погодите, я не понимаю. Если мне угрожает опасность в школе, то почему не здесь?
— Возможно, вы заметили здесь медную крышу, — произнесла директриса. — И, как вы уже выяснили, призраки особенно чувствительны к металлам и минералам, которые содержатся в человеческой крови, таким как медь и железо. Моя резиденция абсолютна надежна. Сюда не войдет ни один призрак.
— Так почему вы не сделаете то же самое в школе, чтобы и она стала абсолютно надежна?
Я выпалила этот вопрос автоматически, но думала, что она даст на него нормальный ответ. К примеру — медь слишком дорога. Вместо этого миссис Бетани настороженно склонила голову набок.
— На это есть основания, — ответила она.
Но я сообразила почти мгновенно. Может, потому, что находилась в комнате, куда когда-то проникла, чтобы понять, почему миссис Бетани стала принимать в «Вечную ночь» людей. Я вспомнила, как мы с Балтазаром вычислили: люди связаны с привидениями. Тогда мне казалось, что она хочет больше узнать о врагах вампиров, но потом видела своими глазами, как она напала на призрака и почти мгновенно его уничтожила. То есть она отлично знает, как с ними справиться, но не делает этого. Миссис Бетани требуется что-то другое.
