Кэмерон продолжал заниматься обучением Бет, ничем не показывая, что произошло что-то необычное. Однажды Бет попыталась спросить Йена, чем они с Хартом занимались. И Йен, посмотрев куда-то в даль, ответил: «Делом».
Ее бесило, что она не понимает, но любопытство и выпытывание были ей ненавистны. Харт был прав. Она плохо знала Йена; возможно, этим все и объяснялось. «Я не могу ожидать, что они изменят всю свою жизнь ради меня», — говорила себе Бет. Другая ее часть отвечала: «Но он мой муж…»
Так продолжалось, пока однажды Кэмерон не поехал с ней кататься в сторону холмов.
День выдался прекрасный, дул приятный летний ветерок, шевеливший листву. На верхушках самых высоких холмов пятнами лежал снег. Солнце никогда достаточно не нагревало землю, чтобы растопить его.
— Вон там в лесу есть искусственные руины, — сказал ехавший рядом с ней Кэмерон.
Его личный конь был черным блестящим жеребцом. Конюхи боялись этого животного, но оно охотно подчинялось Кэму.
— Мой отец построил их для моей матери. Ему показалось мало разрушенных замков, находившихся в горах, поэтому он решил построить подделку.
Братья никогда много не говорили о своей матери, как и об отце. Портрет бородатого отца сердито смотрел на нее каждый день со своего места на втором этаже лестницы, но она никогда не видела портрета их матери. Она поторопила Эмми, ей было интересно, что же она там увидит.
Позади нее споткнулся конь Кэмерона. Бет испуганно повернулась и увидела, что Кэмерон уже спешился и с озабоченным видом осматривает копыто жеребца.
— Он пострадал? — спросила она, обращаясь к широкой спине Кэмерона.
— Нет, с ним все в порядке. Потерял подкову, а, старина? — Он потрепал коня по шее. — Поезжайте выше к руинам. Эмми знает дорогу.
Бет судорожно сглотнула, она еще не отваживалась ездить одна, но решила, что когда-то надо начинать. Она тронула Эмми, и старая лошадь не спеша двинулась по тропинке к вершине холма.
Становилось жарко, воздух застыл между деревьями. Бет вытерла лицо и ехала в надежде, что в руинах гуляет прохладный ветерок. Вскоре она увидела их: живописные каменные здания, заросшие мхом. На плоских стенах были маленькие оконца и искусно разбитые кирпичи. Теперь Бет поняла, почему эти руины воздвигли именно в этом месте. Открывавшийся отсюда вид был потрясающим.
Одна за одной земля волнами откатывалась все дальше и дальше к видневшемуся вдали плоскому серому морю. Ручей с журчанием бежал к развалинам и там падал вниз.
— А ты уверен, что у Феллоуза нет ничего нового? — раздался в руинах голос Харта, и Бет замерла.
— Я уже сказал, — ответил ему Йен.
— Ты ничего не сказал. Нам надо поговорить об этом. Почему ты не рассказал мне о Лили Мартин?
— Я хотел, чтобы она была в безопасности. — Наступило молчание. — Я ничем не смог ей помочь.
Лили Мартин, так звали женщину, убитую на Ковент-Гардене. Бет вспомнила ночь, когда Йен уехал в Париж. Феллоуз тогда был уверен, что Йен убил ее.
— Почему ты не рассказал мне об этом? — повторил Харт.
— Чтобы ей не грозила опасность, — упрямо ответил Йен.
— От Феллоуза?
— Отчасти.
— От того, кто убил Салли Тейт? — спросил Харт.
Снова наступило молчание, нарушаемое лишь журчанием ручья внизу.
— Йен, ты знаешь? — едва слышно спросил Харт.
— Я знаю то, что я видел.
— И что это было? — нетерпеливо спросил Харт.
— Кровь. Она вся была залита кровью; и мои руки были в крови. Я пытался стереть ее со стен, с постели. Она была как краска….
— Йен, посмотри на меня.
Йен удалялся, его слова затихали вдали.
— Я знаю, что я видел, — тихо произнес он.
— А Феллоуз знает?
Йен снова помолчал, потом сказал уже более уверенно:
— Нет.
— Тогда зачем ему нужна Бет?
— Не знаю. Однако она нужна ему, но я ее ему не отдам.
— Очень благородно с твоей стороны, — сухо заметил Харт.
— Если она замужем за мной, твое имя защищает и ее. Семью Маккензи не должен беспокоить Ллойд Феллоуз.
— Я помню.
— Он пытался заставить ее шпионить за мной, — продолжал Йен.
— Вот как? — резко изменился тон голоса Харта.
— Бет отказалась. — По голосу Йена чувствовалось, что он был доволен. — Она прогнала его. Моя Бет его не боится.
— А ты уверен, что она отказалась?
— Я был там. Но в случае…
Снова пауза, и Бет затаила дыхание.
— В случае чего?
— Жена не может свидетельствовать против мужа, не так ли?
Харт помолчал.
— Прости меня, Йен. Иногда я забываю, как ты умен.
Йен ничего не ответил. А Харт снова заговорил:
— Ты прав, Йен. Это к лучшему, что она на нашей стороне. Но как только она сделает тебя несчастным, в ту же минуту ваш брак становится недействительным. Ее можно заставить молчать, если сумма денег окажется достаточной. Все имеет свою цену.
Бет было больно дышать, все расплывалось у нее перед глазами. Она повернулась и, ничего не видя, пустила Эмми вперед, радуясь тому, что стук копыт лошади был почти не слышен на мокрых листьях.
К горлу подступала тошнота. Бет прижалась к рыже-коричневой гриве, предоставив лошади искать дорогу домой. Бет с трудом вспоминала поездку в Килморган. Она узнала дом, лишь когда он внезапно предстал перед ее глазами, — длинное строение словно затаилось в долине, его окна блестели, как следящие за всеми глаза.
Кэмерона нигде не было видно, вероятно, он искал потерянную подкову жеребца, и это вполне устраивало Бет. Появился высокий рыжеволосый конюх, взял поводья Эмми, и Бет услышала, как она вежливо поблагодарила его. Собаки выбежали встречать ее, но она была не в силах приласкать их, и они повернулись и неспешно направились обратно в конюшни.
Бет не помнила, как вошла в дом и поднялась в спальню, в которой они спали вместе с Йеном. Она закрыла дверь перед горничной, спешившей помочь ей. Затем разделась и легла в постель.
День был в разгаре, и солнце, проникая сквозь окна, ярким светом заполняло комнату. Бет лежала неподвижно, положив руку на живот, без корсета она, наконец, могла позволить себе дышать. Несколько слезинок скатились по ее лицу, затем высохли, и у нее жгло глаза. Ей показалось, что она слышит ироническую усмешку миссис Баррингтон.
Бет так и лежала, пока не услышала, что пришел Йен. Тогда она закрыла глаза, не желая видеть его.
Глава 16
Бет лежала в тени полога, ее темные волосы разметались по подушке. Йен смотрел на длинные коричневые пряди, словно шелковые змейки расползавшиеся по белым простыням. Шесть прядей лежали вытянувшись, семь прядей пересекали их под причудливыми углами, а еще три лежали на ее светлой сорочке. Ему нравился этот рисунок, и он некоторое время рассматривал его.
