— Кому из вас он отдавал предпочтение?
— Женьке. Они друг друга стоили. Он ее, не поверите, на ходу трахал.
— И ГАИ не останавливала?
— Кому они нужны? Да и пустой самосвал нет смысла останавливать.
— За что он мог убить? Наверное, за сифилис? — тихо, словно самого себя спросил Рогачев.
— Меня чуть в клочья не порвал. А Женька чем лучше?
— Почему же он с тобой не расправился? В больницу привез.
— Ему велели доставить партнершу. Без того самому лекарства не продавали. О том он сказал по дороге сюда и клялся всеми потрохами, что все равно убьет, — задрожала Ирина.
— Здесь бояться некого, если, конечно, не сбежите из больницы в город! — успокоил следователь.
— Не только выйти, выглянуть боюсь за ворота, — созналась Ирина.
— Скажите, сколько ему лет?
— Точно не знаю, но с виду не больше двадцати пяти.
— Он русский?
— Похоже на то.
— А почему тогда, еще в первую встречу, о нем промолчали?
— Он не грозил убить. А тут увидела, что не только припугнуть, но и впрямь угробить сможет. Хотя в тот день, когда узнали о смерти Женьки, о Сашке почему-то забыли.
— Лукавите, Ирина! Если все было, как говорили, о нем первом должны были вспомнить. Забыть его нереально. Так почему промолчали? — насторожился следователь.
— Запамятовала…
— Ложь! Он оплатил вам это молчание. Обеим. И вы до поры не говорили. Но либо не все деньги отдал, либо продолжал истязать, и вы устали. Но все обстоит не так, как вы говорите. Много событий не увязываются друг с другом. Впрочем, в ходе следствия все так или иначе раскроется, — сказал Рогачев, собрав свои записи, сделанные походу разговора.
— Я сказала все, как было. И Сашка никаких денег не давал за молчание, — вспыхнули красными пятнами щеки Ирины.
— Вы часто виделись с ним после смерти Жени?
— Всего один раз.
— Он увозил вас?
— Когда меня, когда Наташку!
— И не возник разговор о Евгении?
— С ним не поговоришь. Не тот человек. Он, кроме себя, никого не признает. Да и кто мы для него? Он не только с нами путался. Его все девки знают. Даже старухи, каким уже по двадцать лет. С ними начинал мужиком становиться. С нами озверел.
— Бывали случаи, когда он не платил вам?
— Нет. За все можно назвать гадом, зверем. А тут врать не стану. Рассчитывался за свое.
— Как он заразился? Без предосторожности сближались? — покраснел Рогачев.
— А что толку? Ни одна резинка у него не выдерживала. Рвалась, лопалась. Он зачастую забывал о ней! — ничуть не смутилась Лапшина.
— Он часто звонил вам домой?
— Не чаще, чем другим. С ним никто не хотел видеться.
— А дома у вас бывал?
— Нет, никогда не приходил.
— А к другим?
— Не говорили. Значит, не был. У нас друг от друга секретов не имелось.
— Ирина, я постараюсь разыскать этого самого Сашку. А вам придется прийти в милицию для опознания. Это общее правило, закон следствия. И когда я вызову, прошу вас не игнорировать вызов, не исчезать, явиться в указанный день.
Рогачев заметил, как побледнело лицо девчонки, задрожали руки. Ирина ничего не ответила. Но Рогачев понял, что добровольно она не придет.
Следователь покинул венерологическую больницу и, вернувшись на работу, занялся поиском машины и водителя.
Уже через три дня работники автоинспекции сообщили полные данные:
— Машина с указанным номером имеется. Ее владелец проживает в поселке. В сотне километров от города…
Рогачев не удивился, что по данным автоинспекции не совпало имя владельца. Зачастую мужчины, знакомясь с путанками не называют настоящее имя. И решив не терять времени, поехал по указанному адресу.
Двери ему открыла молодая заспанная женщина. Лохматая, неопрятная, она неприветливо оглядела Рогачева:
— Что вам надо?
— Хозяин дома? — спросил он бабу.
— Да кто б его потерпел до такого времени? Мотается, вкалывает! Не то что иные, — хмуро ответила она следователю.
— Когда его ожидаете?
— Должен через пару часов быть! — глянула на часы.
— Мне позволено будет подождать его?
— Ждите, — последовало равнодушное приглашение.
— Давно ли вы здесь живете? — решил завязать Рогачев разговор с хозяйкой.
— Тут родились. Где ж нам еще жить, как не в своем доме?
— Давно замужем?
— Шесть лет.
— Дети есть?
— Аж двое сорванцов. А вам это зачем? — удивилась хозяйка, оглядев гостя с опаской.
— Да вот говорят все, что теперь детей рожать страшно. Боятся люди пускать на свет свое подобие. Выходит, не все пугливые?
— А вы себя спросите. Чего по дворам шляться? Посчитайте, какая зарплата, на что ее хватит, сами себе и ответите. Вон мой мужик с утра до ночи вкалывает. Пожрать некогда. Домой заскочит на минуту, покажется, что живой, и снова в машину. Двоих детей нынче поднять нелегко.
— Где же они, ваши дети? — огляделся Рогачев.
— В деревне. У моей матери. Там им хорошо. Чистый воздух, свое молоко. Хозяйство большое — огород и сад вокруг дома. Ничего не надо покупать. Вышел задом, с борозды и с грядки все возьмешь.
— Это верно, в деревне прокормиться легче! — согласился следователь.
— Куда деваться? Теперь все ищут выход с трудностей. Вот мамаша с отцом тоже не с добра в деревню подались. Помучились на копеечную пенсию, а и мы, чем могли помочь родителям? Так-то и насмелились. Тут их болячки одолевали, теперь забыли про них. Помолодели. Еще и нам помогают харчами, — хвалилась баба.
— С мужем, видно, дружно живете.
— А чего не ладить? Не деремся, не гавкаемся. Ни одного плохого слова от него не слышала. Да и попробовал бы! Я повода не даю! Не то, что другие бабы. Не крашусь, не курю, не пью, срамное на себя не надеваю, не заголяюсь, как теперешние, по самый зад. И детей, и дом держу в порядке.
Следователь посмотрел вокруг, в доме и впрямь все блестело, сверкало ухоженностью, и человек, не выдержав, похвалил бабу:
— Такие жены теперь редкость. Вашему мужу просто сказочно повезло…
Хозяйка, услышав комплимент, мигом расцвела, подобрела, разулыбалась. Поставила перед Славиком кружку молока, кусок пирога отрезала:
— Ешьте на здоровье! — предложила радушно.
Рогачев отказывался, ссылаясь на плотный завтрак,
но хозяйка пообещала обидеться за неуваженье. Пришлось уступить.
— Мой мужик, как и другие, всяких баб навиделся и перепробовал прежде, чем со мной остепенился. Я ему все прошлое подрезала.
Рогачев усмехнулся краешками губ. Вспомнил недавний разговор с Ириной Лапшиной, подумал: «Наивная простота. Пока ты дома сидишь, твой благоверный стольких сучек в кустах изомнет».
А женщина продолжала:
— На первых порах и мой трудно отвыкал от холостяцкой жизни. То к друзьям, то в пивнушку завалится. Оттуда уже теплый выходит. Ну да я его сразу в оборот взяла, запрягла так, что дышать стало нечем. Не то что в закусочную, по малой нужде отскочить некогда. Перестала с ним нянчиться, жалеть его. Чем больше трясешься над мужиком, тем скорей его теряешь. Так моя мамка всегда говорила. А она жизнь знает…
— Да уж вашему грех обижаться! А работать приходится много, что поделаешь! Копейка даром никому не дается, — сочувственно вздохнул Славик.
— Во! И хозяин приехал! Легок на помине! — глянула в окно баба. Следователь увидел, как во двор въезжает грязный, запыленный самосвал. Водитель выскочил из машины, закрыл ворота. И, вымыв руки во дворе, разулся на крыльце, вошел в дом.
Славик, увидев его, — онемел от удивления. Какие двадцать пять лет! Водителю, даже при беглом взгляде, было не меньше сорока пяти. Худой, низкорослый, с потными косицами волос, прилипшими ко лбу, он никак не походил на Сашку, описанного Лапшиной.
Рогачев поначалу растерялся. И спросил:
— Скажите, вы давно купили эту машину?
— Месяца еще не езжу. А что?
— У кого приобрели?
— Да у Николая Иванова купил. По дешевке!
— А с чего он ее продал? — поинтересовался следователь.
— Старым сделался. Болеет часто, — сел хозяин к столу. Жена тут же стала кормить его.
— Сколько ж ему лет?
— Иванычу? Уже семьдесят. Лет десять за баранку не садился. А раньше, по молодости, ох и лихачил! После войны стал шоферить. Да простыл. Теперь уж на приколе сидит. Как путевый старик.
— А кто на его машине ездил?
— Да хрен знает. У него родни больше, чем комаров на болоте! И все с деда тянули. Пока было, что взять. Самому никто не помог, когда болячки скрутили. Даже хотели в стардом отдать, а избу продать. Но прав не имели.
Не было завещанья. А Иваныч встал на ноги всем назло. Привел в дом хозяйку. Она, елки-палки, моложе его младшей невестки. И смотрит за мужиком лучше родни. Вот и чужая!
— А сыновья у него имеются?
— Конечно! Целых три козла! А толку ни от кого! Все только к себе гребут. Отца не видят! Я б передушил эдаких выродков. Они даже пенсию у старика забирали. Теперь — шалишь! У новой хозяйки ни из рук, ни из зубов — не вырвать. Машину тоже по ее совету продал, покуда родня вконец не раздолбала ее! О! Сколько тут крику было! Требовали подарить. Не просили, вымогали. Грозили отдать его на обследование и сдать в дурдом по слабоумию! Когда он их выгонять стал, упрашивали оформить доверенность снова. Он отказал. Тогда пошли на хитрость, мол, сдай ее нам в аренду, платить будем. Иваныч им всем по локоть показал. И продал мне вместе со всеми запчастями. Теперь вот нас его машина кормит, — улыбался хозяин.
